Федор осторожно выбрался из чуланчика на веранду. Капитан маячил на крыльце, пристально глядя куда-то в сторону.
– Василий Петрович, – позвал Федор, – я здесь.
– Еще не уехали?
– Собираюсь. О моей жене ничего не слышно?
– Нет.
– А я здесь все осмотрел, тоже никаких следов… Я, знаете, тут вспомнил, что в ванной вроде бы когда-то была другая дверь, может, она через нее выбралась?
– Что за дверь? Я там все осмотрел, никакой двери нет.
– Да я толком не знаю, мы же здесь почти не живем. А Лера могла знать. И через эту дверь – на веранду и в лес. Так что в Питере она, скорее всего. Я поеду, дома посмотрю. В квартире.
– Езжайте-езжайте, а я тут дом пока опечатаю.
– Зачем?
– Так положено.
– А вдруг она вернется?
– Вот и славно, пусть сразу ко мне, а там видно будет.
– Я хотел к доту съездить, посмотреть место. Можно?
– Я с вами поеду, покажу.
– Его так трудно найти?
– Трудно – нетрудно, покажу, и все.
После дождя все казалось каким-то серым. Несмотря на наступившие белые ночи, было почти темно. Трава чавкала под ногами, и птицы, притаившиеся в ветвях деревьев, помалкивали. В лесу стояла такая тишина, словно все обитатели попрятались до лучших времен. Ноги моментально промокли, и сразу стало зябко, хотя вечер был достаточно теплый. Капитан показывал место, где лежала женщина, что-то говорил Федору о положении тела и прочих милицейских премудростях, но Федор практически не слышал его. Он хотел бы, конечно, узнать больше об обстоятельствах дела, но сейчас его занимало другое. Как он сможет забрать Леру, если капитан вовсе и не собирается уходить? Федор изображал живейший интерес к рассказу, вставлял нужные реплики и даже задавал какие-то вопросы. И одновременно думал, как бы ему спровадить капитана, чтобы тот ничего не заподозрил.
Они кружили около дота, а это было совсем некстати. Федор старался отвести капитана подальше от злополучного места, из которого в любой момент могла выскочить его забывчивая жена – вдруг она уже не помнит про условный знак, с нее станется.
– Нашли что-нибудь? В смысле, улики? – спросил Федор, поворачивая в сторону от дота.
– Тайна следствия. – Капитан не собирался раскрывать карты перед мужем подозреваемой, хотя на самом деле никаких улик обнаружено не было.
– Но что-то же вы можете сказать?
– Потерпевшая доехала до вашего дома на такси. В пятницу вечером. А потом уже в лес направилась. И ходила там какое-то время, затем была убита.
– А маньяков у вас не водится?
– Ага, стаями бегают, как дикие звери.
– Ну, может, ограбить хотели?
– Хотели, да вдруг передумали?
– Ничего не взяли?
– Тайна следствия.
– Ну что вы все заладили! Лера не могла никого убить.
– Почему ваша жена жила здесь?
– Захотела тихой жизни.
Все усилия оказались напрасными. Спровадить капитана не удавалось. Федор уже подумывал уехать, а затем вернуться, но это выглядело бы куда более подозрительно, чем желание осмотреть место преступления. А вдруг капитан останется неподалеку и будет наблюдать?
Когда Федор уже совсем отчаялся, из-за кустов раздался лай, а затем выскочила и сама псина – темная, с горящими глазами, уменьшенная копия собаки Баскервилей. Она остановилась неподалеку и, грозно рыча, уставилась на капитана. Тот прикрикнул на собаку, и она затихла, но уходить явно не собиралась. Федор узнал пса и запаниковал: значит, Лера неподалеку.
– Да это же собака Тимофеевых, – заговорил капитан, – совсем одичала. Они привезли кавказца прошлым летом, а этого совсем забросили. Вечно он шляется где ни попадя, кормежку добывает… Странно, обычно тихий такой, ласковый. Его потому и поменяли на охранную собаку, что толку никакого. Я не слышал никогда, чтобы он лаял. И грязный весь. Эй, как тебя, Шарик, Тузик, пойдем, покормлю, пока ты всех не перекусал. Жалко будет убивать, если взбесился, славный пес был. Пойдем, пойдем со мной. А вы уезжайте, в другое время посмотрите, – обратился он к Федору.
Собака послушно двинулась за капитаном и обогнала его, уводя в сторону. У Федора полегчало на душе. Глядя на неожиданное решение проблемы, он мысленно поблагодарил блудного пса за находчивость. «Правду говорят, дворняги – самые сообразительные, – подумал он. – Ну и пес!»
Когда странная парочка пропала из виду, Федор вернулся к доту. Подав условный знак, вгляделся в то место, где, по его предположениям, находился люк. Через некоторое время показалась голова Леры.
– Федор, ты? – негромко спросила она.
– Кто же еще? Псине своей спасибо скажи.
– Обязательно. Молодец он, правда?
– Выбирайся скорее. Времени мало.
По дороге к машине Лера все пыталась рассказать, как они шли по подземному ходу, как страшно было, если бы не Собакевич, и как она додумалась послать его на разведку. Федор все время одергивал ее и призывал вести себя тише. Лера забралась на заднее сиденье, попросила телефон и принялась возиться с ним. Что-то шептала, трясла трубку и поворачивала ее в разные стороны.
– Подожди, доедем до города, там посмотришь свою почту, – сказал Федор. – Не ломай телефон. И молись, чтобы нас никто не остановил.
– Кому молиться?
– Да кому хочешь, главное, чтобы помогло.
Они добрались до Васильевского острова без приключений и остановились неподалеку от метро. Лера стала вызванивать Вику. Пока подруги договаривались о встрече, Федор завел машину и поехал в сторону Большого проспекта. Остановившись неподалеку от нужного дома, они стали ждать. Лера снова уткнулась в телефон. В почте обнаружилось сообщение от Отшельника.
«Лидия Сергеевна Смирнова родилась в 1949 г., проживает по адресу: набережная реки Мойки, дом…»
– Ой, – вырвалось у Леры, – как же это так?
– Что там такое, покажи, – обернулся Федор.
– Подожди. Мне подумать надо.
– Потом думать будем. Говори, что узнала.
– Эта женщина… Ну, в общем… Подожди…
– Да не тяни ты!
– Она жила в бабушкиной квартире, гадалка эта. Понимаешь? В той самой, где пожар был.
– Так-так-так…
– Фрекен Лилия! Как же я не вспомнила…
– Что ты там бормочешь, не пойму. Какая еще фрекен?
– Я знаю ее, оказывается, эту гадалку! Ну, видела… пару раз. Давно. Она после аварии лечилась у деда и жила у нас в Ярви. Я плохо помню, мне же лет пять было или даже меньше. Я называла ее фрекен Лилия. Как фрекен Бок, понимаешь?
– Какая еще фрекен Бок?
– Ну, из книжки детской, про Карлсона. Там была фрекен Бок. Я, наверно, ее читала тогда, эту сказку, и приставала ко всем с этой самой фрекен, ну, что это такое. Мне объяснили, что это что-то типа «тетя Бок». И я тогда стала называть тетю, которая жила у нас, фрекен Лилия.
– А почему Лилия? Она Лидия вроде.
– Она гадала по лилиям. Помнишь, у нас там полно было разных лилий?
– Смутно.
– Она просила человека сорвать цветок, подержать в руках, а потом брала этот цветок и рассказывала, что человека ждет.
– Прямо всё?
– Не знаю, так говорили.
Недалеко остановилась машина, и из нее выбралась Вика. Не узнать ее было невозможно. Несмотря на то что она сменила прическу, цвет волос оставался неизменным. Платиновым. Или ярко-белым. Как посмотреть.
– Вика! – позвала Лера, высунувшись из окна. – Мы здесь!
– Да вы никак вдвоем пожаловали? – пригляделась Вика.
– Пойдем, пожалуйста, в квартиру. Нельзя долго тут стоять.
– Почему?
– Меня милиция ищет.
– За что?
– За убийство.
– Ну, ты, подруга, даешь! Как ты умудрилась?
– Вик, ну пойдем. Потом расскажу.
– Ты серьезно?
– Какие уж тут шутки!
Состояние, в которое впала Лера после истории с Сашей – Наташей, больше всего походило на зимнюю спячку какого-нибудь животного. И поскольку она считалась больной, то отсыпалась по полной программе. Прихватив книгу, дремала с ней в своей комнате.
Вечером, когда приезжала из больницы мать, Лера несколько оживала и задавала ставшие уже ритуальными вопросы о состоянии Наташи и о том, когда же к ней будут пускать. Ответы были такими же ритуальными: состояние стабильное, когда пустят – не знаю. Иногда мать пускалась в научные объяснения, используя непонятную Лере медицинскую терминологию, и девушка, продираясь сквозь незнакомые слова, никак не могла уяснить, что же происходит с Наташей. Ей представлялось множество небольших, но страшных, судя по названиям, злобных существ, пытающихся обглодать Наташин позвоночник. И терпеливо дождавшись конца лекции, она обычно задавала один и тот же мучающий ее вопрос: «Мама, а ей очень больно?»
Александра Федоровна снова начинала пространные медицинские рассуждения о природе боли, пороге чувствительности, из которых Лера вновь никак не могла получить ответа на то, что ее интересовало. Почему-то ей важно было знать, какую боль испытывает Наташа. Это волновало гораздо больше, чем прогноз врачей относительно Наташиного будущего. На исходе недели мать заволновалась уже о состоянии здоровья дочери. Она поняла, что Лере надо встретиться с Наташей.
