– Даже неудобно как-то: человек в таком окрылённом состоянии, а мы на него кляузу стряпаем.
– Воевать надо или до полного разгрома врага! Балтийский флот не сдаётся… Слушай, мне тут этот язвенник и трезвенник Василий Филиппович, который про морские приключения книжки читает, выговор сделал, что я на него внимания не обращаю, что он уж не знает, как на себя его обратить. Это он, оказывается, дурацкими рассказами о том, что все бабы на него покушаются, хотел, стало быть, меня своей персоной заинтересовать! Странные всё-таки эти мужики: ничего не могут прямо сказать. Все с какими-то выкрутасами.
– Ну, а ты чего?
– На кой чёрт он мне нужен! Здоровье и ум где-то промотал с ранней юности, а теперь на меня взор обратил. Ха! Книги читает, которые у меня ещё в детстве были прочитаны. А потом мне их содержание пересказывает с умным видом: дескать, вы, бабы-дуры ничего не знаете. Хотя я уж привыкла, что женихи со странностями меня сами находят… Ты меня не отвлекай: нам надо ещё как минимум пять подписей собрать. «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг, пощады никто не желает».
Мы собрали ещё четыре. Только не понадобились нам ни подписи, ни петиция эта.
* * *
Бывает, так устанешь, что даже снов не видишь. Во сне время как-то странно себя ведёт. То несколько часов сжимаются в одно мгновение, когда только что закрыла глаза, а уже открываешь и видишь утро за окном. То за четверть часа успеет присниться история на несколько томов повествования. Но тут приснился под утро сон мало сказать, что странный, а вовсе неописуемый! Может, дымом надышалась? Нечто в духе сюрреализма, будто иду я по коридору, куда выходят двери кабинетов всевозможных начальников, и ищу кабинет товарища Саванова. А Маринки почему-то со мной нет. И в коридоре тоже никого нет, хотя в таких заведениях всегда очереди, так что не с первого раза и попадёшь на приём к занятым государственным мужам. Всем чего-то надо, все чего-то просят у них вместо того, чтобы своими силами решать свои проблемы, как это делает криминал. Так бы и сказали людям, чтобы все равнялись на него, а не отвлекали занятых господ по пустякам. Мы бы поняли.
И вот бреду я по этому коридору, а вокруг ни души. Даже спросить не у кого, где находится нужный мне кабинет. Даже страшно, как в пустыне. Наконец, вижу дверь с табличкой «тов. Саваофф». Вроде бы то, что я ищу. Но почему два «эф» на конце и «эн» нет? Мало ли. Может быть, новые нормы грамматики ввели, а мы и не заметили в своём захолустье. Есть же водка такая, на которой пишут «Smirnoff» и «Немирофф». Массовый выезд русских предпринимателей из страны после Революции породил эту традицию при транслитерации фамилии то ли на немецкий, то ли на французский лад писать двойное «эф» на конце. Если она, конечно, оканчивается на «-ов», а то у нас каких только окончаний нет. Теперь многие наши бизнесмены, которым с фамилией повезло, тоже ставят её в название фирмы типа «Петроff», как символ выхода на международный рынок. Может, и здесь так принято. А «н» нет, потому что на то оно и «эн», что слово «нет» на эту букву начинается. Логично? Очень логично! Или буква «эн» отвалилась, вот на её место и наклеили ещё одно «эф», потому что ничего другого не нашлось. Ещё логичнее! Определённо, это та самая дверь, которая мне нужна.
Стучусь, стало быть, а оттуда отвечают: «Не заперто». Захожу в приёмную, а там секретарша сидит в каком-то странном наряде… Из перьев, что ли? Ну, думаю, это с твоими деревенскими представлениями о моде покажется странным, а у них тут униформа такая. Только рот открыла, чтобы озвучить свою просьбу, а секретарша говорит: «Вас уже ждут». И склонилась над бумагами. А за спиной ещё больше перьев топорщится! Прямо, как… крылья?! Не моего ума дело, думаю, и захожу в кабинет товарища Саванова. Захожу и спохватываюсь: а где же наша петиция? Она ведь у Марины, которая почему-то не поехала со мной. Как же я без петиции-то, без подписей? Чего сказать-то?
– Ну, заходь уже, што ля. Чего ты там топчешься? – слышу я приветливый голос.
За столом сидит человек. То ли солнце на него слишком ярко светит, то ли у меня глаза от коридорных сумерек ещё не привыкли к свету, но никак не могу его как следует рассмотреть. Светится, как сварка, так что невольно отводишь взгляд.
– Да долго ты там будешь маячить! Садись, а то у Меня дел невпроворот.
– В коридоре посетителей нет.
– Нет, так будут.
– А Вы – товарищ Саванов?
– Меня как только ни называют. Если тебе удобнее Меня товарищем называть, ничего страшного.
– Я могу и «господин Саванов» назвать.
– Да ладно. Саваоф – он и господин, и товарищ, и друг, и брат, и сват…
– Как «Саваоф»? Какой-такой Саваоф? Вы что – Бог?!
– Ни что, а Кто. Чего так пугаться-то? – хозяин кабинета сам испугался и отпрянул назад.
– Нет, я просто не в тот кабинет зашла, – я вскакиваю и собираюсь уйти. – Мне надо к Саванову, а тут – Вы…
– Ничего страшного, бывает. Человек, он на то и человек, чтобы ошибаться, – хозяин кабинета склонился над какими-то бумагами.
Я стою и думаю: чего же я пойду в другой кабинет, если тут сам Бог сидит. Это ж как глупо уйти и не поговорить, раз представилась такая возможность.
– Ну, поговори, – не отрывается от бумаг Саваоф.
– А… э… Как же Вас зовут на самом деле? – я осторожненько сажусь на край стула, чтобы в случае чего сразу смыться.
– В смысле?
– Ну, вот одни народы зовут Вас зовёт Яхве, другие – Абсолютом, третьи – Дао, четвёртые – Аллахом, пятые – Буддой, и так далее, и так далее. Есть ещё такие имена, как Кришна, Вишну или… Да всё и не перечислить.
– Так и не перечисляй.
– А как же правильнее называть? Ведь сейчас такая мода пошла, что те, кто зовёт Вас Аллахом, повадились убивать всех прочих, кто зовёт Бога как-то иначе.
– Я вообще Себя лучше чувствую, когда люди совсем не упоминают Меня в свой бессмысленной болтовне. Что слова? Словами «вертеп» и «притон» изначально совсем не злачные места обозначались.
– А как же «вначале было Слово»?
– Так то – Слово, а не слово! Это Моё Слово было, а не ваши напыщенные или грубые словеса.
Тут по связи прозвучал голос из приёмной:
– К Вам Лютик просится.
– Пусть войдёт, раз просится, – вздохнул Саваоф. – Куда от этого чёрта денешься…
Я никак не могу его рассмотреть: вижу только какой-то светящийся контур. «Он не имеет ни формы, ни цвета, ни имени, но, оставаясь неизменным, является причиной всех изменений», всплывает откуда-то из глубин памяти.
Вошёл какой-то красавец. Или красавица? Да нет, определённо, умопомрачительно красивая женщина в чёрном наряде из лоснящихся перьев… Нет, всё-таки мужик. Выражение лица вошедшего – или вошедшей? – какое-то текучее. Овал и черты лица то мужские, то вдруг незаметно смягчаются под женские.
– Папа, а Мишка мне снова морду набил буквально ни за что! – полилась речь, переходящая с высоких женских ноток на глубокие мужские, так что в самом деле не поймёшь, чего тут больше. – Я ведь даже ничего такого! Иду, значит, думаю, как бы напакостить где. А он подлетел и сходу по харе мне, и по харе. Ну, нельзя же так, в самом-то деле! Ты бы с ним поговорил, что ли.
– Да знаю Я. Мне некогда сейчас: у Меня вот человек сидит.
– Поду-умаешь, человек! Да к тому же это не человек, а баба, – и незваный гость окончательно перешёл на мужские повадки, вальяжно развалившись в кресле напротив.
– Иди, Лютик, иди! – замахал на него руками хозяин кабинета. – А то сейчас Михаил должен ко Мне с отчётом о проделанной работе заскочить. Ещё не хватало, чтобы вы тут сцепились.
– Нигде нет демону покоя! – Лютик сценически схватился за голову и завилял попой к выходу, напевая: – «Если б море было пивом, стали б бабы все красивы».
Дверь мягко закрылась. Точнее, вместо неё было какое-то подобие облака, в которое нырнул выходивший. Стены тоже были такими же. А окон вовсе нет! Но местами сквозь «стены» светили яркие лучи солнца.
– Кто это? – спрашиваю я с большим любопытством.
– Это? Лютик.
– Какой Лютик?
– Такой. Уменьшительное имя от Люцифера, которое в переводе с вашей латыни означает «светоносный».
– Так это дьявол, что ли?!
– Что ли.
– Какой ужас!
– Да в чём ужас-то? Он такой же важный винтик в Моей системе, как и все остальные.
– Так его же надо бояться!
– Чего его бояться? Чертовщины боится тот, кто сам тайно к ней тяготеет. Поставь перед человеком банку со спиртом, и он останется на своём месте, если не тяготеет к пьянству. А который тяготеет, вылакает и будет валяться в непотребном виде. Потом ещё орать начнёт, что это бес его попутал. А бес ни сном, ни духом! Человек сам выбирает, катиться вниз или карабкаться наверх. А нечистую силу во всём винит, чтобы одному не так скучно было за свои поступки отвечать. Никак не может человек повзрослеть. К тому же, падать вниз значительно легче, чем пробираться наверх.
– Почему?
– Почему-почему. По закону Ньютона.
