Но я не хотела к Пете Листерману. Хотя бы потому, что дядя мог меня за это прикончить.
Как правило, я работала на автопилоте. Мои руки и ноги, моё лицо, всё тело жили своей жизнью. Единственным допингом были воспоминания о Маамуне, о его ревности. В эти мгновения мой «центр страсти» действительно становился алым маком. Я тайком записала несколько кассет – со всеми воплями и матюгами. Очень хотела переслать их бывшему.
Кстати, такой случай вскоре представился. Мне позвонил Салех – тот самый родственник Маамуна, с которым я когда-то боялась встретиться на «Просвете». Он предложил передать какой-нибудь подарок сыну на четырёхлетие.
Я купила драгоценную монету из серебра, золота и цветной эмали. Там был изображён юноша, стреляющий из лука с колена – звёздный знак Маамуна-младшего. Кентавра семья бывшего мужа ни за что не приняла бы. Это для них ширк, язычество. Долго боролась с искушением добавить в посылку парочку фривольных дискет. Но потом решила – не надо. Это может повредить ребёнку, и монета не принесёт ему счастья.
Салех цокал языком, разглядывая подарок. Обещал непременно передать мальчику все мои поздравления и пожелания. Доложил, что мой бывший недавно попал в тюрьму за связь с ваххабитами. Но родственники быстро вытащили его, вправили мозги. Теперь боксёр-тяжеловес – опять паинька. Он очень жалеет о нашем разводе. Говорит, что виной всему – гадкие дружки.
Честно говоря, в ту пору мне было не очень весело. Внезапно начались жуткие неприятности – в клубах, в «Пиндостане». Плюс ко всему меня ограбили на улице, да ещё хотели облить кислотой. В своём номере, под матрасом, я обнаружила клубок серо-чёрной шерсти. Чуть позже из коридора подкинули чужой носовой платок со следами крови. Морды в «Пиндостане» били часто, «нумера» убирали не каждый день. И потому я не обратила особого внимания на эти штучки.
Но когда в тумбочке у кровати обнаружила чёрную маленькую свечку, опутанную чёрной же ниткой с множеством узелков, не на шутку обделалась. Поняла, что это – чёрная магия, заговор на кровь. Я о таком слышала от Леськи Москаленко. Мой успех у мужчин кому-то не давал покоя. Вспомнив наставления Леськи, я сгребла все «презенты» палкой в коробку. Потом сожгла в дворе-колодце, под открытым небом. Возможно, влияние тотема ослабло, но неприятности всё равно продолжились.
На таможне взяли торговцев порно, и «добрые люди» показали наши фильмы дяде с Богданом. Но несколько партий уже ушли – в Германию, в Голландию, в Финляндию. Кроме того, я снялась в рекламе гробов – для итальянского похоронного агентства. И в совершенно прозрачном платье, без белья – на капоте маленького кроссовера «Audi Q-3».
Сказать, что дядя был в бешенстве, значит, не сказать ничего. Базар получился – зашибись! Генерал Грачёв честил меня такими словами, которых не произносили ни в «Пиндостане», ни в ночных клубах. Он впал в полный беспредел и брал меня на понт без скидок на пол и родство. Передо мной был не уважаемый ветеран сыска, а ломом подпоясанный бандит. Во время этого наезда и последующего затем раздрая я всерьёз испугалась за свою жизнь.
Временами его речь напоминала о заседаниях правительства какого-то лохматого года. То и дело звучали слова бюджет и ваучер. Но первое место прочно заняли слова быдло и халява. Шторм в двенадцать баллов бушевал около трёх часов. Я до сих пор удивляюсь тому, что осталась в здравом уме. Мне оставалось только молчать, чтобы не плескать бензина в костёр.
– Вразумляй до трёх раз, а потом отрекайся, – тихо сказала я, когда дядя выложил всё, что хотел. – Можешь отрекаться – я готова. Больше никогда о себе никогда не напомню…
Я знала, что генерал – человек деловой, и долго попусту время не тратит. Его можно заинтересовать каким-то ноу-хау, достойным внимания планом. Лишь бы он согласился выслушать, не выбросил за дверь. Ведь, вероятно, дядя уже навсегда вычеркнул меня из своей жизни.
– А не надо напоминать, – сухо, уже спокойно сказал генерал. Его брови вразлёт поднялись ещё выше. На лбу зарябили морщины. – Я тебя и так никогда не забуду. Одно интересно – как жить собираешься? До старости у шеста задницей вертеть? Гоу-гоу, лэди-дэнс? Так ведь это только пока молодая…
– Да никак не буду жить, – беспечно ответила я. – Вены порежу, да и всё.
Дядя сверкнул глазами – он это помнил. После того, как имя матери выбили на памятнике из чёрного габбра-диабаза, я закрылась в ванной и полоснула себя бритвой по венам. Это случилось через год после её кончины. Родственники на поминках только и делали, что стыдили меня и умоляли покаяться. Я не выёживалась, а действительно хотела покончить с собой. Богдан тогда схватил топор, выломал дверь и вытащил меня из красной воды. А я была в сознании и запомнила, что пол и раковина были будто бы в мясных помоях…
– Не для того я тебя вырастил, кретинка! – Генерал еле сдерживался, чтобы не дать мне в жбан. – Соображаешь, чего нам всем это стоило?! Матери твоей – в первую очередь… Лишь бы отец твой в раю такого не услышал! Что я ему скажу, когда встретимся? Мол, не смог доченьку твою до ума довести… Своих пятерых сумел воспитать, а племянница мне всё время средний палец показывает?..
– Дядя Сева, ну не надо! Зачем сразу такой экстрим? Да, виновата, признаю. Но по-другому не могла достать деньги.
– Какие деньги? – удивился дядя, выбивая карандашом дробь на столе и кривя губы.
– Бабушке… Сиделке нужно платить. А то уйдёт – уже грозилась.
– Думаешь, бабушка ТАКИЕ деньги от тебя примет?! – опять вскинулся дядя.
– А откуда она узнает? – пожала я одним плечом.
– Если будешь продолжать в том же духе, я сам ей скажу!
Дядя смотрел мне прямо в глаза. Раньше он был жгучим брюнетом, а теперь его волосы приобрели цвет соли с перцем.
– Не завяжешь немедленно – увидишь. Я сказал.
– Тогда я определённо вскроюсь. У меня просто другого выхода не останется. Дядя Сева, умоляю тебя…
– Ты лучше подумай о жизни своей, а не умоляй. Я ведь тоже не деревянный. Может, тебе к Маамуну вернуться?
– Да нужен он мне, как восемь ног корове! – От такой перспективы у меня сразу свело челюсти. – Опять под хиджабом и галабеей синяки прятать? Благодарю покорно! Ни за какое бабло! «Восточные сказки, зачем мне строишь глазки?.. Девочка-красавица, ты мне очень нравишься!»?
– Перестань, не ори. – Дядя не удержался и достал сигареты. Я тоже взяла одну штучку. Лишь с третьего раза он высек огонь из зажигалки. Мы торопливо закурили. – Будто бы я тебя затащил в эту «Шаверму»! Все тебе должны, все перед тобой виноваты. В чём? В том, что ты потаскухой выросла? При желании всё можно оправдать. Трудное детство у тебя было? Ни в коем случае! Все перед тобой на цырлах ходили. А у отца твоего, у брата, у меня всё легко сложилось? Почему мы по кривой дорожке не пошли? И тебе пора за ум браться, пока не поздно. Так просто ты от меня не скроешься. И макароны на уши не навешаешь. Не хочешь возвращаться к Маамуну – ищи нового мужа…
– Да не хочу я больше замуж! Не могу жить в этой тюрьме! Это как одежду не менять, питаться одним и тем же каждый день. Почему я должна страдать, когда другие располагают собой свободно? Мне замуж выйти – как им высморкаться. Я сексуальна даже в скучном сером платье. Специально так хожу в бары. И никогда не остаюсь одна. Постригусь в монастырь – и там отыщут. Да, во мне очень сильна Женщина. Какого чёрта я буду давить своё естество? Что, теперь меня надо убить, да? Признаюсь без всякого ханжества – да, я – гетера! Чем искоренять, лучше воспользоваться. Вот вы посылаете в рестораны и в другие подобные места своих агентов, правильно? Предлагаю свои услуги. Если надо, я и банду внедрюсь. Ты говорил, что дед был разведчиком, а потом – снайпером у партизан. Думаю, что и я смогла бы. Он ведь тоже гулял, и это ему не мешало совершать подвиги. Пожалуйста, не говори ничего бабушке! Я ведь понимаю, как много ты сделал для меня. И хочу как-то отработать, отдать свой долг…
– Ну, не нужно, – смущённо сказал дядя. – Я погорячился. Ты мне ничего не должна. Твой отец спас мне жизнь, отдал свою. Но вот о том, чтобы работать с нами, я поговорить согласен. Ты серьёзно? Или просто для прикола? С этим, понимаешь ли, не шутят, Марьяна. Это тебе не стрип-дэнс плясать…
– Совершенно серьёзно? А почему нет? Давай хотя бы попробуем! В кабаках ведь никто не знает, что мы родня. У нас разные фамилии. В крайнем случае, скажу, что мы поссорились, давно не общаемся. Вы чужим доверяете, а я ведь своя. Сама предлагаю – значит, хочу этого. Никогда из меня примерной жены не выйдет. Все эти кастрюли и пелёнки не по мне. Ты всегда говорил, что я тебе больше других деда напоминаю…
– Говорил, – кивнул дядя. Он положил реке на мою макушку, повернул лицом к себе. – Я точно знаю, что ты унаследовала его пороки. Но пока не заметил в тебе его добродетелей. Вероятно, они проявятся потом. Попытка – не пытка, попробуем. Хотя, конечно, и до пыток может дойти – об этом тоже помни. Если не можешь искоренить, надо использовать. Я так считаю. Ты не в силах справиться с собой в этом вопросе – попробуй потренировать волю на другом. Короче, я подумаю над этим, Марьяна. Как раз замыслил один проект. Если запал у тебя не пройдёт, немного позже поговорим об этом…
