И мы пошли. Избавляться от бренных вещей, отягчающих существование нашего духа.
Такие вещи как алкоголь или наркотики быстро помогают победить в себе материализм. Все на алтарь своей зависимости. И ничего кроме нее.
Получив на руки деньги и квитанцию, мы вышли из магазина, по совместительству являвшегося и чем-то вроде ломбарда. Квитанция тут же полетела в урну, а вот вырученные деньги Философ бережно сжимал в руках. Но не из меркантильных побуждений – для того только, чтобы тут же их спустить. Таковы уж законы зависимости.
Через десять минут мы уже стояли в близлежащем дворе и тянули пиво. В руках у каждого было по вафельному стаканчику мороженого. Простые потребности – простые решения, вот так.
Пиво потихоньку вселяло надежду в наши опустошенные сердца. Солнце клонилось за дома. Теплый ветер гнал пыль по асфальту, шелестел в зеленых кудрях деревьев.
– Тебе с работы-то не звонили? – спросил меня Философ. Сам он уже давненько нигде не работал.
– Нет, не звонили, – ответил ему я, – а что им звонить? Они и так все понимают. И вообще работа – от слова раб, а увольнение – от слова воля.
Не то чтобы я ненавидел работу, скорее она вызывала у меня легкое отвращение. Я не был лентяем, но мне было противно вкалывать на Дядю. Такова уж была моя натура.
Мы допили пиво и решили пойти куда-нибудь пожрать. Думать долго не пришлось: наш выбор пал на близлежащий Макдональдс, ибо Макдональдс – единственное место, где при должном уровне смекалки и наглости можно пожрать бесплатно. Есть просто несколько простых секретов. И Философ, проработав там в свое время несколько месяцев, знал их все.
Нужно просто найти чек. Чек, который и станет отправной точкой на пути к халяве. А потом с возмущенным видом идти на кассу и орать, угрожать, требовать обслужить тебя по этому чеку: мол, я уже полчаса жду, а мне так ни черта и не принесли. Просто, да? Да уж проще некуда!
И самое забавное, что это срабатывает. Следует только быть предельно уверенным в себе. И капля актерского таланта вам не повредит.
В большинстве случаев вас обслужат сразу же: все объясняется психологией Мак-рабов – эти люди, привыкшие пахать в поте лица на Рональда Макдональда за копейки, просто не имеют необходимого уровня воли, чтобы тебе возразить. Даже пришедший на шум менеджер скорее всего ничего не прохавает: проще пойти на уступки, чем портить имидж компании. Забегаловка все равно в накладе не останется: сэкономят на качестве пищи и санитарных условиях ее приготовления. Тем более, что накладки в этой потной машине вечно суетящихся Мак-муравьев действительно бывают: иногда в суматохе клиентов забывают обслужить. Так что забрать у клоуна Рональда свой кусочек холестериновой хавки можно всегда.
Так мы поступили и на сей раз, и вскоре с удовольствием уминали дымящиеся гамбургеры, потягивая принесенное с собой пиво из макдональдсовских кока-коловых стаканчиков (мы его перелили туда, чтобы не смущать сидевших за соседними столиками детей и их мамаш-папаш).
Мимо сновали Мак-рабы с понурыми лицами. Еще бы – вкалывать на тупого клоуна за копейки. Хотя…
Зато у них была работа. Работа! Что может быть прекраснее, чем просрать свою жизнь на скучной, бессмысленной и бесполезной работе?
– Что будем делать дальше? – спросил меня Философ, хмуро оглядывая зал Мак-тошниловки.
– Не знаю, – ответил я, потягивая через соломинку холодное пиво, – поехали ко мне что ли…
– Поехали, – Философ впился зубами в очередной доставшийся нам нахаляву гамбургер, – только пива еще возьмем.
– Естественно.
Вскоре мы уже шли в направлении метро. В руке у каждого было по бутылке пива. Философ легко расстался с телефоном, легко же пропивались вырученные от его продажи деньги. Алкоголизм побеждает материализм. Всегда!
Люди в метро, словно слепок всего гадкого, порочного и мерзкого. Едут со своей работы. Или на работу. По хуй. Неважно. Важно, что именно ИМ все по хуй. Если у них на глазах начнут убивать человека, они, скорее всего, отвернутся. Чтобы не видеть, как тот, сипя и харкая кровью, подыхает. Отвратительное зрелище. Портит аппетит. Сбивает с рабочего ритма. А надо работать. Работать, бля.
Я уж не помню, как мы с Философом проскочили сквозь прямую кишку подземки, набитую всем этим человекоподобным калом, но вскоре, к счастью, уже выбирались наверх, облегченно вздыхая. На дне наших бутылок плескались последние глотки.
Багряный диск солнца резанул по глазам последними слабыми лучами. Мы с Философом закурили. На площади перед станцией метро играли два слепых близнеца – один на гитаре, другой на саксофоне. Мы постояли и послушали минут пять. Потом побросали дотлевающие окурки и пошли к дому.
По дороге зашли в магазин и взяли две полуторалитровые бутылки пива и пару кабачков. Очень хотелось жареных кабачков. От вырученных сегодня денег осталась мятая десятка и пригоршня железной мелочи. Да и черт с деньгами. К их отсутствию нам было не привыкать.
Вскорости мы были дома. Дрожащей рукой я нащупал клавишу выключателя и зажег свет.
Дом. Хаос и запустение. Два дня назад я свалил отсюда, ибо больше не мог переносить заточения в этих стенах наедине с собой и алкоголем. И вот, поскитавшись по абстинентной субреальности, вернулся, словно Одиссей в свою скорбную Итаку.
На кухне валялись бутылки и какие-то объедки. В тарелке с маринадом из-под огурцов плавали бычки. На полу валялся разорванный плакат с обнаженной Мэрилин Монро, обляпанный чем-то похожим на сперму. Его я поспешил удалить в окно.
В комнате была такая же разруха. На диване лежало скомканное одеяло. Всюду тонким слоем лежала пыль. К серванту была приклеена этикетка от бутылки с дешевым вином. Мы решили обосноваться на кухне.
Философ разлил пиво, а я занялся кабачками – готовить их умел только я. Философ включил ящик и, пощелкав каналами, остановился на каком-то музыкальном. Я зажег газ, поставил на него сковородку, налил масла и уселся за стол пить пиво. В сковородке зашипело, забулькало и заквакало. Мы чокнулись стаканами.
– А жизнь не так уж и плоха, – улыбнулся Философ.
– Да уж… – скривил я гримасу.
За окном медленно смеркалось, затихал гул машин, город погружался в теплую летнюю дрему. Я стоял у плиты и жарил кабачки. Периодически отлучался к столу, чтобы выпить пива.
– Дай уже попробовать-то, – попросил меня Философ, – что ты там нажарил.
– Не, подожди, – ответил ему я, – давай уж они все дожарятся – тогда и попробуем.
– Ладно, как знаешь, – махнул рукой Философ.
Мы ударились кружками и пригубили пенного напитка. Эквивалент мобильного телефона да и прочих материальных ценностей вообще.
Вдруг входная дверь заскрипела и начала открываться. Нас сковал ужас. Запой странным образом действует на психику: тебе повсюду начинают мерещиться мертвецы, призраки, прочая дрянь. Мы воззрились на дверь.
А она продолжала распахиваться, и вскоре из-за нее показалась Кикимора. Но в этом, слава богу, вопреки нашим опасениям не было ничего мистического.
Кикимора – это моя соседка, живущая за стеной. Наркоманка и психопатка. Менты до сих пор не добрались до меня из-за моих выходок только потому, что у них была куда большая головная боль – Кикимора. У нее постоянно тусовались какие-то мутные типы, периодически часа так в четыре ночи они закатывали истерики и устраивали потасовки.
Я понял, что Философ, который заходил последним, просто забыл закрыть дверь. Вот Кикимора и решила заглянуть на огонек. Ее, блядь, здесь только не хватало…
– Здорово соседи! – с порога крикнула нам Кикимора, – а что это у вас дверь открыта?
Тебе-то какое дело? – подумал про себя я.
– Ну, открыта и что? – спокойно ответил ей Философ, – нам так больше нравится.
– Да? – Кикимора повела ноздрями, – а чем это у вас пахнет?
Вот блядь! Наглая как танк.
– Кабачками, – обреченно ответил я.
– Да ты что! – Кикимора уже прошествовала в кухню, – а можно мне попробовать?
Мы с Философом были люди скромные и тихие, по крайней мере, старались ими быть, поэтому не смогли отказать этому локомотиву, сошедшему с рельс.
– Ешь, – сказал ей Философ, а сам сделал большой глоток пива.
Кикимора тут же набросилась на еду. Мы с Философом обреченно наблюдали, как она поглощает наш драгоценный ужин. При этом она еще и умудрялась говорить:
– …а я значит, блядь, Головорезу сразу сказала: денег хуй получишь, сначала порошка подгони, а потом деньги тебе зашлю, а он… а мы тут еще на один дискач с Раввином ходили – ой, блядь, закачаешься… – и в том же духе. Словесный понос, одним словом. Мы с Философом грустно переглядывались, ожидая, когда же она закончит. Но она, похоже, и не собиралась.
