Кстати, в Музее почвоведения, что в городе Санкт-Петербурге, помнится мне, уже был памятник такому червю.
Есть предложение его размножить. Червь – единственное животное, превращающее дерьмо в почву. То есть, сделать из дерьма конфету может только он.
А вот из конфеты дерьмо – это уже все остальные.
Что ни день, то Кудрин. Да что ж это такое? Никакого тебе спокойствия. Не успели выплакаться о бюджете, как снова о нем же! Чего же теперь хочется старушке от золотой рыбки? Раньше просили 80 долларов за баррель, чтоб с кризисом справиться – дали им 80 долларов. Даже 83 дали, а они в бюджет заложили чуть больше 70-ти и все равно с дефицитом не справились. Просят 109. И награды не помогли. Наградили бабушку медалями со всех сторон за самочувствие отечественному рублю, а она уже на голову забралась, и ножки оттуда свесила. «Хочу, – говорит, – быть владычицей морскою и шоб Сорос был у меня на посылках!»
Так и до корыта можно достучаться.
14 октября 2010 года в России стартовала всероссийская перепись населения.
По странному стечению обстоятельств в тот же самый день стартовала перепись населения и в Волшебной Стране Сусликов и первыми в ней переписались самые главные грызуны.
Это удивительная страна, просто поразительная. Я ею часто восхищаюсь.
Вот только сусликов тут приходится переписывать гораздо проворней – примерно раз в полгода в один день всех.
А почему? А потому что что-то все время меняется – климат или же налоги – отчего происходит миграция сусликов или они просто умирают. Но, как только климат становится мягче или что-то происходит с заботой, поголовье этих забавных существ в той Волшебной Стране сейчас же начинает расти, развивается демократия, свобода слова, улучшается здравоохранение и образование.
Кстати, у них и наука есть, и экономика, и сельское хозяйство.
Они даже ракеты запускают в свой волшебный космос.
А недавно они задумали послать ракету на Марс. У них там и Марс есть.
Вы спросите: зачем сусликам лететь на Марс?
А затем, чтобы нарыть там дыр.
Свою-то Волшебную Землю они уже давно изрыли.
Наблюдающим за инвестициями назначен первый вице-премьер Игорь Шувалов.
Не идут инвестиции, не и-ду-т. Хоть ты тресни, хоть развались пополам. Без глубоких, внутренних преобразований в России ВСЕГО, ВСЕГО и еще раз ВСЕГО не идут.
И тут найден гениальный выход – вместо законов назначен человек.
К нему можно будет нести все свои мечты и нужды. Ах, ты милое мое средневековье! Вот ведь как, ну, никуда без тебя не деться! Закон не закон, если князьюшка не одобрил. А за князем тем будет приглядывать другой князь, чтоб никакого тебе лихоимства – так и будем двигаться. Тяни-толкаем. Медленно-медленно. То лицом, то тылом. Но тыл тот все равно у нас за лицо почитается, потому как Тяни-толкай.
А что ж «умный» бизнес? Тот, что создает конкурентоспособные производства?
Не идет к нам «умный» бизнес по причине своего большого ума.
А средний? Средний бизнес?
И средний не идет по причине своего среднего ума.
А мелкий бизнес?
А мелкий бизнес у нас и свой собственный, как грибы косят. Косой.
Какой же бизнес к нам идет?
Как бы это помягче, что ли, поаккуратней их назвать, чтоб, значит, не обидеть, не оскорбить, не спугнуть. Гра… нет, не «гра», во… не, не «во».
А лучше его вообще никак не называть. Бизнес и бизнес, и Бог с ним.
Вот и хорошо, просто сердце успокоилось.
Кстати, тут хотят запретить нашему, отечественному, частному инвестору вкладывать деньги за рубеж. А то, ведь, мы первое место в мире держим по прямым частным вложениям за границей.
Странно, няня, но никто из наших собственных, частных инвесторов не спешит на консультации к Игорю Шувалову.
Сам я уже давно ничего не удивляюсь. Часто и собственное суждение начинает вдруг внутри самого меня спорить с другим моим собственным суждением.
А еще оно начинает во всем сомневаться, отрицать и не соглашаться.
А еще оно начинает говорить, что все услышанное – вранье, вранье, вранье и никогда этого не было.
Наконец-то! Наконец-то на Втором международном форуме «Чистая вода-2010» мы опять услышали о фильтрах Петрика. А то я все опасался, что их похоронили вместе с идеей потратить на них триллионы. Но нет, прогресс не стоит на месте. Эти фильтры войдут в каждый дом, в каждую квартиру, на каждую кухню, в каждый чайник, в каждый стакан.
Конечно, проведут дополнительные исследования, конечно. Но за отдельные деньги. Уже даже кое-что провели, и господин Онищенко – главный щит нашего с вами здоровья – тотчас же заявил, что «не видит в них ничего опасного». Это прекрасная характеристика. Правда, водоканалы по всей стране возражают, но это они от зависти, естественно. А в марте этого года эти фильтры были испытаны московским институтом экологии имени Сытина.
Результатом было интересное заключение: «в очищенной ими воде гибнут живые организмы». Сразу хочется спросить: «А как же мы?»
Про (б-ь). Когда я впервые поместил (б-ь) в текст, то всех тут же заинтересовало, что же прячется за этим авторским отношением в скобках.
Точнее, все сразу догадались, но им хотелось от меня услышать, что догадались они правильно.
Спешу всех разочаровать. Это не то, что вы подумали. Это слово «благость». А записано оно так ради сокращения. Потому что оно очень часто приходит на ум, когда я думаю о начальстве, руководстве, опять о начальстве, и опять о руководстве. Просто оно по ходу моего внутреннего монолога очень часто вставляется. Например, я думаю так: «Они (б-ь) все время о нас (б-ь) заботятся!»
Вот и все.
Потянуло на Селигер. Вас не тянет на Селигер? А меня тянет. Да что там меня, многих тянет. Думаете, тут я хочу порассуждать о черной язве и чуме, о пире и о детях прокаженных чиновниках? Нет. Тут я хочу остановиться на тяге. На тяге к Селигеру.
Тянет – глубоко и внутренне. Каждая клетка тянется туда. Селигер – это клеточное. Клетка к клетке – получился организм. Возможно, чудовища.
Черная язва и чума должна однажды незаметно поразить 3 миллиона российских чиновников. Как-то сказал Меркуцио: «Чума! Чума на оба ваших дома!» – и мне это понравилось. Глубоко запало. Передаваться она могла бы от чиновника к чиновнику и от младшего чиновника старшему, минуя жителей. Такой особый подвид чумы и язвы.
Однажды мы проснемся – а они все застыли в нелепейших позах. Это нас не насторожит, конечно, сначала, ибо нелепейшие позы и бред – обычное состояние нашего чиновничества. Но потом, мы все поймем – они недвижимы, поражены.
Это будет праздник, день взятия Бастилии, и будет он назваться «День Чумы и Язвы».
Есть у меня своя собственная разведка. Чуть сомнения какие – я сразу к ней: узнайте, ребята, а те говорят: щас узнаем. И узнают. Изругал министр обороны героя России площадно, или не изругал? Общественность взволнована, генералы интервью дают, сам герой говорит, что ничего особенного не случилось.
И разведка выяснила: было, изругал, площадно, отвратительно все это выглядело, и герой России в долгу не остался, ответил, хоть не так площадно, в читабельных выражениях, после чего «этого нахала» обещал министр снять. А то, что генерал министра начал защищать – так его ж там, генерала этого, вроде, как и не было. И еще разведка добавила, что все это «очень плохо кончится».
Даже не знаю, что и думать.
«Для кого плохо кончится?» – спросил я.
«Для всех!» – ответила разведка.
О пире. Пир и чума крепко связаны. Где пир, там и чума. То есть, едят чиновники икру ложками, значит, наступило такое время года, которое называется чума.
О посохе. Ведешь народ, стало быть, в руках должен быть посох. Нет посоха – нет народа. Появился посох – жди народ. По-моему, так.
О детях прокаженных чиновников. Дети, дети, детки – там они, там. Подальше от лепрозория. Знаете ли вы, что такое лепрозорий? Это не болезнь и не территория для прокаженных. Это закрытое саморегулирующееся сообщество. Это корни. Качают. Корни здесь – детки там. Ну, что ж, это разумно.
О ковре. С некоторых пор, как увижу ковер, там и хочется под него заглянуть – нет ли там подковерной борьбы. Если есть ковер, то должна быть борьба.
О делах славных. Это с какой стороны посмотреть. С одной стороны – грабеж, с другой – в начало славных дел. Слава, она же попозже приходит.
О возбуждении нравственности в народе. Мне скажут, что возбуждение и нравственность – штуки несовместимые. А я скажу, что механизм возбуждения чего-либо всегда одинаков.
Вот и все, что я хотел сказать о возбуждении нравственности в народе.
О памяти униженных и оскорбленных.
Самое неприятное – у униженных и оскорбленных сохраняется память. Но это только в том случае, если они владеют речью. А если они не владеют речью, то сформулировать ничего не могут. Даже для собственной памяти. У них тогда все сиюминутное. Сиюминутное не страшно.
