Нина Строгая - В жару

– Господи, почему ж в песце-то? – усмехнулся Иван, но тут же внутренне содрогнулся, вспомнив некогда просмотренный ролик о том, как сдирают шкуру с живого еще животного, которое даже после смертельной пытки, голое, алое, жилистое, лежа в куче себе подобных, все еще тянет носом воздух и прижимает оскаленную морду к своим обрубленным лапам. А через мгновение это леденящее, выворачивающее наизнанку душу зрелище сменилось другой, не менее удручающей и вместе с тем омерзительной картиной: мама, а точнее то, что от нее осталось, развалившаяся у него на коленях. – Не, не пройду я кастинг. Внешность у меня не модельная, – с горечью отвечал Иван.

– Очень хорошая у тебя внешность, обалденная просто, – и Оля потянула Ивана на себя. – И волосы так здорово отросли. Вот так и носи, или пускай даже еще длиннее будут… вот где-то так, пускай, – Оля ткнула пальцем в его ключицу.

– Оля, Оля, отпусти меня, – хрипло посмеивался Иван, тщетно пытаясь отогнать волну мучительных воспоминаний, а также отцепить Олины длинные, с ярким маникюром пальцы от халата.

– Ну, побудь еще немного, Ванечка, – промурлыкала она.

– Надо идти, мой хороший, – коснувшись губами ее плеча, ответил Иван.

Обняв Ивана за шею, Оля запустила пальцы ему в волосы.

– Тебе понравился мой подарок, Роза? – спросила она.

– Угу. Очень.

– Будешь носить?

– Уже ведь, – Иван потряс запястьем.

– Тогда ступай, злыдень. Нет, подожди, иди сюда, – и Оля впилась в губы Ивана долгим глубоким поцелуем, и тот, ощущая прилив возбуждения и легкую приятную дрожь, ответил действием взаимным, однако, спустя мгновение, понимая, что пройдет минута, и он с собой не совладает и уж потом не выберется от Оли до следующего вечера, решительно отстранился. Недовольная, Оля отвернулась к стенке.

Одевшись, Иван «опрокинул» еще рюмку, отнес водку и перцы обратно в кухню, и там, стоя у окна, вновь закурил – глубоко затянулся и, выпустив кольцами дым, набрал на стоявшем на подоконнике телефоне номер своего лучшего друга.

– Алё, – раздался бодрый голос Николая.

– Спишь?

– С чего это?

– Ну, не знаю… самолет там… перелет…

– Приползай давай, – весело сказал Николай.

– Минут через сорок. Ой, нет, через час. Я в магазин заскочу, надо чего-нибудь?

– Конфет.

– Конфет… – задумчиво повторил Иван, поглощаемый новой сильной спасительной волной. – O’k. Ванну наберешь мне?

– Душем обойдешься, – засмеялся Николай и отключился.

– Позвонишь вечером? – слабым голосом спросила дрожащая и шмыгающая носом Оля, когда Иван склонился над ней и коснулся губами щеки.

– Не-а, – ответил он и вышел из комнаты, а затем и из Олиной квартиры. Закрыв дверь, он опустил ключи в почтовый ящик.

…«Три часа уже», – безо всякого расстройства или раздражения подумал Иван, слушая доносившиеся из чьего-то окна «No summer’s high, no warm July, no harvest moon to light one tender August night…»[36], и необычайное чувство радости и возбуждения просто распирало его изнутри. Улыбаясь счастливой красивой улыбкой, Иван подошел к рассевшимся на скамейке бомжам, вынул из заднего кармана джинсов пачку денег и, выбрав из нее пятьдесят, а затем еще столько же долларов, положил на край скамейки. Все, как один, без определенного места жительства граждане смотрели на него с недоумением и испугом, вернее, казалось Ивану, как на придурка. Тогда он отделил еще одну бумажку, отечественную – ценностью в пять тысяч, прикрыл ею «зелень» и, как бы извиняясь, пожал плечами и быстрым шагом устремился прочь…

…на мокрую от дождя улицу, где все с той же блаженной улыбкой, кинув взгляд на Олины окна, а затем на окна расположившегося в подвале дома азербайджанского ресторана, поймал такси. Медленно и осторожно Иван забрался на заднее сиденье, приняв удобное для спины положение, приоткрыл в душном салоне окно и скомандовал водителю ехать в любимый дорогой супермаркет.

Прибыв в магазин, в этот гастрономический поистине рай для разборчивых, сытых и весьма обеспеченных людей, он купил несколько бутылок шампанского, средних размеров банку икры, сигарет, выпечки и швейцарского шоколада конфет в огромной, размером с доску скейтбордиста коробке. Вновь погрузившись в ожидающую его машину, Иван громко откупорил бутылку и за время пути, заедая ароматным, теплым, щедро начиненным ветчиною круассаном, выпил почти все ее содержимое.

– Привет! – шурша тяжелым пакетом, поздоровался Иван, заходя в квартиру.

– Привет!

– Когда уже закончат? Тутошний интерьер меня с ума сводит. Уныло до черта, – улыбался Иван, с нескрываемым восхищением глядя на друга.

– Думаешь, мне нравится?.. Вообще-то, к моему возвращению все должно было быть готово. И работнички мои с этим радостным известием меня встретили. Я же из аэропорта домой сначала двинул. Уроды безрукие! Видел бы ты, как они в ванной накосячили. Только материал дорогущий загубили, бляди! Заставил переделывать все. Так что еще неделя-две, может быть. Вань, у меня человек на проводе, я договорю? – и Николай скрылся в одной из комнат съемной своей квартиры.

– Ну конечно, как всегда, – буркнул Иван, но без злобы или недовольства, все с той же счастливой улыбкой на устах.

В кухне он выложил покупки на стол, вынул из сушилки бокалы, открыл икру, воткнул в аппетитную, из осетровых яиц кашицу две ложки, и, сняв с конфет обертку, понес все в комнату, где на разобранном диване в оттеняющей превосходный загар белоснежной футболке и черных кожаных брюках развалился перед телевизором Николай, и просматривал ежедневник, и курил, и время от времени поглядывал на экран. Показывали про жизнь – про животных, про рыжих, пушистых, хвостатых, про самцов и самочек, про самцов и самцов – про то, как белки трахают белок.

– Привет, – еще раз поздоровался с другом Иван. – Что это? Что за парфюмчик новый какой-то… кайфовый? – обходя преграждающую путь громоздкую дорожную сумку, спросил, принюхиваясь, Иван. – Возьми, пожалуйста, – и взглядом указал Николаю на зажатую подмышкой коробку.

– Японский… ну, в смысле, японец придумал, – принимая конфеты, ответил Николай. – Помесь дерева, кожи и ладана. Я тебе привез тоже… такой же, и еще один, их же фирмы творение – помягче, унисекс[37]. Не понравится, может, Оле подойдет. И еще пиджачок классный. День рождения твой пропустил ведь. Посмотри там, в сумке…

– Спасибо. Да я не отмечал в этот раз, – ответил Иван, расставляя на придвинутом вплотную к торцу дивана столике бокалы.

– А ты похудел. Куда еще? Скоро растаешь совсем, – внимательно и ласково посмотрел на Ивана Николай. – Слушай, а может в тебе солитер уже завелся, а? Любишь же полусырую коровью плоть жрать? – засмеялся он.

– Господи! Что ж такое сегодня! Вы сговорились, что ли? – ответил Иван с наигранным возмущением.

– Кто мы?

– Оля не унималась все утро – «ах, какой же ты хорошенький, ах тебе бы на подиум», – передразнивал подружку Иван. – Как будто первый раз меня видит. Знаешь, Коля, может, не так и плохо, что генотип у меня такой худосочный, как бы я в противном случае на лошадь сел, с моим ростом к тому же[38] – и он в очередной раз открыл бутылку.

– Кто ж говорит, что плохо? Я тебя три месяца не видел – имею право отметить перемены, – улыбался Николай. – И ты, правда, неотразим!

– Ты тоже, – ответил Иван и опустил глаза. – Как всегда…

– Ешь что-нибудь вообще?

– Видишь же, – Иван коснулся торчащей из икры ложки. – А так аппетита нет особенно… когда скучаю… когда ты уезжаешь… Как вообще поездка? Как мама? Отчим? – спросил он, наполняя бокалы.

– Мама хорошо. Загорела на лазурном побережье. Отчим… ну, он всегда загорелый, – рассказывал Николай. – Но я от них быстро смотался – не могу так лениво время проводить. В Барселоне, в Мадриде выставки проходили замечательные, так что событийный ряд довольно насыщенный был. К тому же у меня там встречи кой-какие запланированы были, и так, знаешь, интенсивненько прошли «каникулы». А чего это ты светишься весь?

– Я с Олей расстался, – отвечал Иван, выходя из комнаты, снимая на ходу одежду и сбрасывая ее на пол.

– Да ты что? – с наигранным удивлением прокомментировал полученную информацию Николай, выковыривая из коробки конфету.

– О-о-о-о, благодарствую, друг мой! – воскликнул Иван, открыв дверь в ванную и обнаружив там почти наполненную, с ароматной пеной ванну. – Так и быть, не пойду сегодня никуда.

– А ты куда-то собирался? – не отвлекаясь от экрана, спросил Николай.

– В бассейн хотел сходить и на массаж. На иголки[39] поздно уже, – совершенно голым появляясь в дверном проеме, ответил Иван.

– Опять болит? – сочувственно посмотрел на него Николай. – Может, все-таки…

– Да ладно, погреюсь щас, уколюсь. Нормально все, – успокоил Иван и скрылся в коридоре.

Закрыв кран, Иван медленно, с тихим стоном погрузился в воду. Надел массивные, пухлые наушники, приготовленные вместе с гаджетом на краю ванны, и, прихлебывая из захваченной с кухни новой бутылки, отдался блаженству тепла, алкоголя и любимой музыки.