…Перечитывая свои дневники уже в эпоху победившего интернета, я со странным удовольствием наблюдаю, как изменилась социальная роль Церкви. В дореволюционный период, Церковь была единственной демократической структурой в России, объедняющей все классы нашего общества: поп молил Бога за народ и князей, князья защищали попов и народ, а народ кормил попов и князей. Эта формула работала в течение многих веков.
В чём-то коммунисты были правы: в века, когда крестьяне были заняты тяжелой работой, храм был не только лечебницей, но своеобразным клубом, где собирались по праздникам и воскресеньям. И Церковь давала людям утешение, что они не заброшены в этом тяжёлом мире, что придёт время, они отмучаются и Бог заберёт их на небо, что есть на небесах духовные существа, которые их любят и которые помогают. Сознание этого было великим утешением для народа и помогало выжить в самые трудные годы. Именно об этом говорили коммунисты, когда называли религию опиумом для народа.
Когда появился театр, он постепенно эволюционировал до эпохи кинематографа, а затем и телевидения. В последнее время семимильными шагами развивается интернет. Можно сказать, что медиа стали настоящим опиумом для народа, недаром, как это было замечено старцами, на месте красного угла в любой квартире и доме стоит телевизор, по которому во время проведения вечернего богослужения обычно крутят сериалы, которые оказываются для домохозяек более притягательными.
Алекс вполне ощущал себя продавцом опиума для народа.
В конце девятнадцатого века на всемирном врачебном конгрессе фармацевты фирмы «Bayer» представили новый препарат для лечения простуды – диацетил-морфин. Препарат вызывал героический эмоциональный подъем, который, по всей видимости, и позволял пациентам напрочь забыть о простуде, как, впрочем, и о многом другом. Поэтому немецкие маркетологи начали продвигать продукт под брендом «Heroin»…
Поскольку героин сыграл в моей жизни далеко не последнюю роль, хотелось бы остановиться на нём поподробней, как и на теме наркомании в целом. Слишком она сложная и опасная, чтобы брезгливо проходить мимо. Общество имеет большой опыт борьбы с алкоголизмом (правда, безуспешный), но его младшая сестра – наркомания – оказалась куда свирепей. Героин способен растоптать любую мораль в человеке и совершенно поработить его себе, лишив денег, перспектив и здравого смысла. Я видел сторчавшихся женщин, которые оставляли своих годовалых младенцев в залог цыганам во Всеволожске за дозу «хмурого»; знал торчков, продававших своих сестёр «на хор» скопищу нелюдей, только бы причаститься белой смерти. Всё это шокирует только вначале, потом начинаешь привыкать, конечно, не одобряя, но уже понимая, почему наркоманы совершают столь дикие, с человеческой точки зрения, поступки. Если алкоголик с похмелья испытывает крушение всех надежд и переживает символическую гибель мира, он тих в своей печали, то наркоман чувствует животный, дикий страх и огненную боль, которая усугубляется тем, что он точно знает где и по чём взять лекарство. Что весь этот ужас снимается одной инъекцией. Поэтому многие наркоманы и превращаются в загнивающих нелюдей, которых гарантированно вылечить может только отстрел. Их, конечно, если честно, не так уж много, но достаточно для того, чтобы общество испугалось. Но уверяю вас, только полицейскими мерами проблему наркомании не решить, необходимо точное знание и понимание предмета. Необходимо просвещение, а не запугивание, внимание, а не боязливое отталкивание. Именно поэтому я так подробно на этом остановился в своем дневнике.
Санкт-Петербург стал не только криминальной столицей РФ, но и первым городом, который потрясла эпидемия наркомании. Эпидемия действовала избирательно, уничтожая молодёжь. В какие-то годы молодые люди умирали чаще, чем старые. Такое возможно только на войне.
До распада Союза наркоманами были лишь индивидуалы-маргиналы, которых никто не замечал на фоне громадья пьяниц, которых безуспешно пытались лечить в лечебно-трудовых профилакториях. Героин был лишь страшилкой для населения, которому грамотные идеологи внушали, что солнце заходит на Западе, а в СССР – секса нет. После падения железного занавеса, который выковал великий Сталин, люди – преимущественно молодёжь – начали самостоятельно проверять истины, которым их научили в детстве, сверяя их с собственным жизненным опытом. Я не был исключением. Оказывалось, что отцы нас ничему-то и не научили.
Стоит сказать, что анашу употребляли почти все бандиты, называя её не иначе как «Божьей травкой». Особенно любили её чечены. Травка была заменителем алкоголя, который часто приводил к кровавым конфликтам в братве, разжигая гнев и амбиции. У нас постреляли друг друга по пьяни даже больше, чем во время разборок.
Когда я покурил анашу первый раз, мне было двадцать лет – это было в общежитии одного из гуманитарных университетов северной столицы – здесь жила моя подруга. В этом вузе учились родоначальники русского хип-хопа из группы «Bad balance», увлечённо пропагандировавшие европейский стиль жизни, который никому из новых идеологов не виделся иначе как в клубах дыма марихуаны. Как-то в газетах я прочитал, что один из основателей «Bad balance» Михей уже отправился «на луну за планом», а говоря по-простому, умер от передозировки. В этом нет ничего удивительного – это трагическая закономерность.
Покурив анаши первый раз, я ничего не ощутил. Потребовался месяц еженедельных курений, прежде чем я понял эффект, довольно забавный, который не хочу описывать, дабы меня не обвинили в пропаганде легких наркотиков. Скажу только, что смысл в употреблении этого препарата есть для юнцов, ищущих легкой беззаботной жизни. Правда в том, что все споры идут о последствиях употребления. Говорят, что, попробовав марихуану, ищущий не останавливается и переходит на более тяжелые наркотики. Сам этот тезис вызывает очень серьёзные возражения, но в моём случае именно так всё и произошло.
Дело в том, что покупая марихуану, приходилось, как говорят наркоманы, «мутить» – то есть связываться с криминальным рынком зелья, где были переплетены интересы наркозависимых барыг, крохоборов-милиционеров, доблестных и честных бойцов правопорядка и самих наркоманов, большинство из которых были авантюристами в самом худшем значении этого слова. Всё это давало потрясающий заряд бодрости и ощущение, что живёшь в диком лесу, по закону джунглей. Не знаю даже, что было интересней «мутить» или курить. Но по закону джунглей – выживает сильнейший. А вопрос: кто сильнее – наркоманы или наркоторговцы? – просто неразумен. Мы были гораздо слабее, хотя тогда об этом не догадывались, грубой силой отбирая анашу у торговцев. И в самом деле, «малышевские», перед которыми открывались любые двери, от ресторанов до мэрии, мнили себя королями нового мира – некими царьками, которые жили по своим правилам и чхать хотели на любые законы. Это было очень недальновидно. Барыги были куда дальновиднее, когда тихой сапой пересадили всех клиентов с анаши на героин. «Хмурый» сломал многих из наших, гораздо быстрее, чем алкоголь и вернее, чем цианистый калий. Лёгкая слава обернулась посрамлением, когда, оставленный всеми, грязный, небритый, некогда лихой бандит умолял барыгу дать дозу в долг, а тот наслаждался своей минутой славы, вспоминая, с каким презрением относятся бандиты к его роду занятий… Дилерство дает превосходство. Можно помочь вернуть нормальное самочувствие, а можно и отказать.
В этом отношении анаша, как товар, была не очень, в первую очередь, потому, что не вызывала привыкания. Героин – заменил всё. Легко транспортируемый, аддиктивный и медленный (это значит, что на первых стадиях употребления не вызывает проблем во взаимоотношениях и позволяет нормально существовать, не выпадая из социума). Затем взаимоотношения вещества и человека покидает влюблённость, а потом героин уже называют «хмурым».
Первый раз, когда я укололся, мне было не очень приятно, даже скажу – эффект мне не понравился. К тому времени, уйдя от отца, я снимал квартиру и вёл вполне пафосный стиль жизни. С бандитами проводить вечера мне не нравилось и я предпочитал общество различных творческих людей – музыкантов, художников и поэтов. Это была весьма сумасшедшая публика, травившая себя всем подряд от мухоморов до дихлофоса. Они слушали группу «Ноль» и считали себя личностями – их самомнение было заразным. В тот день на флэте у одной милой белокурой художницы всевозможные «митьки» и музыканты обсуждали книги Карлоса Кастанеды и странное учение дона Хуана о тонале и нагвале. Попутно мы играли в преферанс, развалившись на подушках, как бедуины. Я ничего не понимал, но мне нравилась сама атмосфера – по комнате были разбросаны какие-то тибетские мандалы, рабочий творческий беспорядок оттенял художественный вкус хозяйки квартиры. Она плотно сидела на героине, но не вызывала у меня никаких отрицательных эмоций. Всунув мне в руки “NakedLunch” Берроуза, белокурая ведьмочка-хозяйка сделала гостям свежего пуэра и изящным жестом достала из шкапа несколько шприцев-инсулинок…
