– Не всем это дано, к сожалению, – вздохнул Печерский.
– Просто надо каждый день работать, двигаться, не лениться – и всё! Никаких излишеств. Если можно дойти пешком, не выводить из гаража автомобиль. На отдыхе не пьянствовать, не валяться целыми днями на пляже, не жрать всё, что предложат в окрестных кабаках, а ходить. Просто ходить как мы с Барбарой. Сразу же завели трёх собак, которых брали с собой, выбираясь на природу. Прихватывали для них палатки, поилки, лежанки, миски. А когда жили дома, просто гуляли – и утром, и вечером, делая длинные концы по линии прибоя. Потом родился первенец, Мартин. Мы тут же купили мини-бассейн, дорожный горшок, стерилизатор и детское автокресло. Если ходили в горы, по очереди тащили его в слинге.[3] Когда жена изъявляла желание поесть крем-суп «Дюбарри» с цветной капустой и козьим сыром, я понимал, что она опять беременна. Через полтора года после Мартина родилась Эми. Они росли парой. Следующая пара – Клэр и Брайан – появились много позже, когда выросли старшие. Из каждого путешествия мы привозили, кроме всего прочего, всевозможные камешки и ракушки, которые я собственноручно оправлял в серебро. Теперь вся наша семья обеспечена эксклюзивными украшениями. Ничего другого им не нужно. Но с годами моя работа позволяла нам всё меньше шансов проводить уик-энды и отпуска вместе…
Под нескончаемое «Болеро» восточная красавица, позванивая цимбалами[4] и украшениями, исполняла индийский «танец живота». Миррен отметил, что танцовщица не босая, как полагается при арабском танце. Бубенчики с монетами, украшающие её босоножки, добавляли в и без того волнующее зрелище дополнительный колорит. В зале стало тихо – все наблюдали за девушкой. Почему-то лиф у танцовщицы был красный, а юбка – белая с золотом, хотя обычно костюм составлял одно целое.
– На побережье штата Мэн ещё живут люда, которые помнят нашу свадьбу в День благодарения, осенью пятьдесят девятого. Я только что окончил Йельский университет. Был свежий, румяный и вечно чем-то удивленный. Мои высоко поднятые брови и распахнутые глаза вызывали в старых дамах слезливое умиление. Многие из них переживали, что такой паренёк не сможет должным образом содержать семью. Мы были совсем не богаты. Мой отец умер, а мать осталась инвалидом после несчастного случая в цирке, где родители выступали. Барбара Блант, длинноволосая блондинка с бирюзовыми глазами, не испугалась трудностей. Она ведь приехала с Аляски, где слабакам вообще не место! Я сразу предупредил невесту, что не смогу подолгу быть с ней, и она согласилась верно ждать мужа. Лишь Мартин родился, когда я был дома. Приезжая, я видел, что собаки меняются, но их всегда остаётся три. Животные старились и умирали, а Барбара с детьми заводили таких же, давали им те же имена. Время летело быстро, и уже по мокрому песку за щенками носились наши внуки. Старшему из них, Эдриану, сейчас двадцать семь. А я всё уезжал и возвращался, пока вконец не запутался в хитросплетении родословных нитей. Каждый раз я заново знакомился с мужьями дочерей и жёнами сыновей, они обижались, а потом прощали. На Рождество не собраться всем вместе – кому понравится такая жизнь? Я благодарен жене за всё – без такого прочного тыла невозможно делать карьеру, добиваться поставленной цели. Она ни разу не изменила мне, Майкл! Это невероятно. Когда мужа годами нет дома, и она сама такая красивая! Я бы понял её, не ругал… Но нет! Три года назад мне посадили на колени правнучку Дорис – лучшую мою подружу…
К девушке, возбуждающей публику трясками, волнами и ударами своего тела присоединился юноша в чалме, набедренной повязке и с голым торсом. При том на нём были ещё бордовые брюки и белые туфли. Он стал демонстрировать что-то вроде мужского танца живота, оставаясь при этом, в отличие от девушки, очень серьёзным. Красавица же ослепительно улыбалась и так призывно двигала разнообразными мышцами, что Печерский не сразу смог оторвать от неё взгляд.
– Из Питера парня на вечер выписал, – похвастался он не только Миррену, но и другим гостям, которые понимали английский. – Он там один такой. И снова обратился персонально к американцу: – Вообще-то верно, чем реже своих чад видишь, тем крепче спишь. У меня от четырёх браков пятеро детей. Я не мог бы, как вы, всю жизнь быть верным одной женщине. К тому же вы редко виделись, а это частенько идёт только на пользу отношениям – если чувство настоящее. Так вот, Настя, моя младшая, решила поступать в театральный. Не знаю, как в Америке, а в России такие вузы ещё с коммунистических времён – предмет мечтаний «золотой молодёжи». Нужно пройти несколько творческих испытаний. Стихи, басни, отрывок из прозы прочитала, а вот на танце срезалась. Оказалось, хромает чувство ритма, а особенно пластика. Да и вообще – надо худеть. Ну, вы понимаете, дочка пошла в папу! – Печерский звонко хлопнул себя по животу. – Так моё сокровище село на тибетскую диету – бобы, сухарики, соки и прочее барахло. Кончилось дело тем, что она скинула двадцать кило и попала в больницу, под капельницу. Только недавно перестала падать в обмороки и зеленеть от вида капусты, которую ей приходилось всё время жрать, как козе! Да ещё в тот день, когда Настю на «скорой» отправили, наша ротвейлерша в клочья разодрала норковую шубу жены. Собаку срочно отдали каким-то дальним родственникам, завели кота, мейн-куна. Так, оказывается, кошки не менее ревнивы, чем собаки. Сука угробила шубу из-за того, что жена была её соперницей – обе любили меня. А кот, гад такой, норовит мне в лицо вцепиться или в горло – получается, мне у жены ночью остаться нельзя. Занял мою половину кровати! – Печерский взял Миррена под локоть. – Пойдёмте. Исчезнем потихоньку. Марина, жена, пока побудет с гостями… Зая, я выйду на часок?
Печерский обернулся к невысокой приятной блондинке с короткой стрижкой и в изящных очках. Хозяйка торжества смотрела на всех с полувесёлой, полурассеянной улыбкой. Казалось, была рада каждому, но думала всегда о своём. Следуя введённому на сегодня дресс-коду, мадам Печерская украсила шею массивной цепью чернёного серебра, на которой висел медальон размером с блюдце.
Наморщив лоб под раздёрганной чёлочкой, Марина торопливо кивнула мужу, потом она продолжила обсуждать с дамами рецепт приготовления фуа-гра[5] и достоинства «жемчужной» ванны,[6] где сквозь воду пропускали кислород.
– Вот мы и освободились, Райдер. Маринка не даст обществу тосковать. Боюсь только, что эта старая выдра, – Печерский покосился на тощую старушонку в платье под крокодиловую кожу и с золотой цепью на шее, – заберёт много её времени. Ей восемьдесят три, а оделась как молодая дама. Бывшая певица, меццо-сопрано, двоюродная Маринкина бабушка. Я так надеялся, что она хоть сегодня не явится! Так нет ведь, первая о себе доложила…
Печерский и Миррен вышли из зала на балкон и жадно вдохнули морозный воздух. Вилла располагалась неподалёку от аэропорта «Внуково», и рёв самолётных моторов мешал жить Марине Печерской. Супруг же, напротив, усматривал в таком соседстве драйв и романтику. Лайнеры взлетали и садились даже первого января вечером, и, казалось, вокруг гудит земля – поля, леса, дороги, реки.
Низкое в эту пору небо нахмурилось, набухло близкими снегами и метелями, почти вплотную накрыло виллу и дохнуло стужей. По сугробам пронеслась позёмка, разошлись тучи над берёзовой рощицей, и в прорехе сверкнули тёмно-рубиновые огни очередного, набирающего высоту, самолёта. Тоненькое противное собачье тявканье донеслось из-за двери, за которой остались гости, и Миррен невольно поморщился.
– Это левретка нашей прелестной тётушки. Сколько раз просил собаку сюда не брать – ноль внимания!
Печерский взял гостя за локоть и хотел провести его на лестницу. На балконе ещё слышался оркестр – играли «Торрадо де Мадридо» Искристый вихрь пролетел над внутренним двориком виллы, закрутился вокруг громадной, на этот раз живой, растущей прямо во дворе ели; закачались на ней шары, звёзды и гирлянды. Взревел за домом мотор грузовика, и почти тотчас же густо, утробно замычал бык.
– Ага, привезли всё-таки! – засуетился шансонье. На недоуменный взгляд американца он ответил своим, озорным. – Год Быка, сами понимаете! Я заказал рыжего, а какого нашли, сейчас гляну, когда вас устрою. Идёмте, нужно только спуститься в гараж…
– Мне много раз доводилось встречать новый год по лунному календарю, – заметил Миррен. – До него ещё далеко. Зачем торопиться?
– А почему не позабавиться? – хохотнул Печерский. – Представляете, сколько визгу будет? Открывается дверь, а там – настоящий бык! Мои друзья и подружки, небось, при слове «бык» представляют бандита или секьюрити, которые ждут хозяев в гостевых домиках. Там установлены мониторы, в зале – камеры, так, что им всё видно. А я не хочу, чтобы эти ребята торчали за столами. С ними не расслабишься как следует.
