Поверяя, что мать той, скорее и вправду, некогда жила в «грелках».
Когда Петр болел, практиковалось, что девки с ним ложились спать, грели его, пиявки не помогали. Еврей, эскулап, посоветовал – «женское тепло», желательно польских баб. Мол, те – горячие в постели.
Выписали, видно, и впрямь, «грелку» из Польши. Многие через него прошли в череде «грелок». Но крест не давался не одной. Беременели одна за другой. Петр каждой вслух говорил: «Это тебе царский подарок!..»
А, этой, ишь, ты крестик! Может, любил!? Екатерина съязвила: «Дать Волю! Наследников будет с пол Европы…»
Разумовский, верный Родине и Царице, вызывается – высказаться перед Екатериной.
Спрашивает в лоб графа Орлова:
– Ты, Батюшка, говоришь, что Дочь Петра, на людях – дочь Елизаветы. Где ложь, а где – правда? Может, она, все же – новая твоя бабёнка? И не ты, ли подкинул ей крест Романовых? Не украл, ли, часом, его в прошлом у Елизаветы? Признайся! Всё простим! А, если нет!? Начнем расследование. Сам знаешь – несдобровать! При Царице говорю! Сгноят в темнице!
– Есть, ли в записях упоминание «лихачества», – вопросом на вопрос спрашивает граф присутствующего Отца Петра.
Тот, оторопев, отвечает, что за всем уследить было просто невозможно. Снимали на ночь с себя кресты, но не все же писали о царствующих особах. Боялись.
Екатерина решается посмотреть на Анастасию. Примет, возьмет обет, пусть живёт рядом, не дай, Бог…
Ан – нет!? То, сгноит в темнице. Обращается к вошедшему Князю Голицыну: «Не убьешь, же её, ты? Ну, в крайнем случае, в Сибирь сошлёшь».
Граф заверяет Екатерину в благих намерениях, суетливо говоря, что он ей не враг. Вскользь бросает вслух, что по возрасту, та – новоявленная, может быть, даже и дочерью Елизаветы. А уж, как хороша! Влюбился бы….
Видя, как чернеет в лице царица, решается расстаться, пока гром не грянул.
Екатерина, напоследок спрашивает Орлова:
– На кого, хоть похожа – твоя пассия, Княжна Тараканова? Ты, же у нас ходок, ходил частенько по лавкам царским. Отличительные факторы, чай знакомы с близка. Ерничая вслух: «Герой-Любовник! Может и сам согрешил дитя? Хотя?! Слишком, уж молод для отца. Выбирай – деньги, свобода или каземат?»
Эта шутка выбила из равновесия Орлова.
Однако взяв себя в руки, отпарировал ей, что лазал, но детей не оставлял никому, кому хотел оставить, та отправила в ссылку на 8 лет. Екатерина улыбается, ответ ей явно нравится. Быть сегодня ему в её постели.
Последовал приказ царицы – показать девицу ей на глаза. Кажется, что трон под ней пошатнулся.
Княжна Тараканова скрывается от ищеек в подмосковных лесах.
Екатерина в тревоге, все может в одночасье рухнуть. О ней пишут, что она узурпатор и распутница. Но то во многом ложь. Пишут, именно так о ней, лишь бездарные людишки, отвергнутые, с грязными руками.
Екатерина прибывает в любопытстве и тревоге. Сознает, что, ведь уговорят ту приехать к ней на глаза, скажут, что не в гневе.
Зося – Анастасия, тоже в тревоге, ей нравится новое положение, но всё так шатко – валко. Вот-вот и рухнет замок из песка…. Как быть? Как рассказать при встрече ей, Самой Царице. Может рассказать и признаться? Католичка католичку поймёт! Тут, же осекает мысль: «Нет, говорить вслух этого не надо. Она православная! Даже Орлову не признается, тот мстит женщине, значит, сгноит в темнице, узнав её правду – крестика…»
…А, ведь попал случайно. Мать стирала на дому, ей, дама полячка, дала вещи в стирку, в вещах был или обронила!? Этот роковой крестик. Так с тех пор тот и был в их доме, у матери.
В детстве, помнится, она, Зося с ним играла. Как-то, около 2 лет, мать дала, вслух сказав, – На – ка, поиграй с крестом, только не пищи!
Соседям мать говорила, что крест от отца. Опричником при Петре служил. И имя девочке дали при крещении в честь Софии, сестры Петра. В это верили! На крестике, действительно, клеймо Романовых.
Со временем привыкла и она к легенде, но хотелось, считать себя, именно Петровой Дочерью, а не какой-то дочерью опричника.
Ксендз, как– то раз после исповеди увидел крест, спросил: «Откуда?» Мать сказала, что от отца дочери. Так, тот после этого приходил к ним в дом с подарками.
Теперь настает – плата или расплата за хранение крестика.
Зося сидя на кровати вышла из оцепенения, утерла слезу, она не заметила, как кто-то вошёл. Это Алексей Орлов. Войдя, тот потирая руки, торжественно произнёс, что всё, они, завтра выезжают в Петербург.
Молодая женщина, говорит, что она – своей правды не изменит, не боится предстать Петровой Дочерью, что трон занимает не Романова. И не надо её ничем пугать.
Орлов радуется, перед ним настоящая царская кровь. Так держится, так говорит. Он присягнет ей в верности, как царице по – крови. Заверяет, что разделит меч или булаву, что идёт за ней до конца.
Она благословляет Орлова. Констатируя, что Господь любит сирот. И раз она – дочь Петра, будет бороться за имя в миру. Целует того трижды в лоб, так чувственно и гордо, что Орлов обмяк. Надеясь, что завтра станет НОВЫМ ФАВОРИТОМ у НОВОЙ ЦАРИЦЫ.
Орлов бросает к её ногам свое богатство. Одевает, украшает всеми изысками из своего сундука. Анастасия-ЦАРИЦА. В душе она надеется, что Великая Мадам её поймёт, и она ей понравится. Они вдвоем с ней оказываются… По-иронии судьбы в западне.
Адъютант, сблизившись с Зосей, признаётся, что видит в ней НОВУЮ РУСЬ и будет рад ей помочь. Анастасия, с тревогой улыбается, говорит, что будет рада принять его участие, как долг – Дому Романовых.
Обещая вознаградить по-царски, уже за помощь и внимание.
Тот от неё в восторге.
Анастасия видит, что воздействует на умы. Она повергает сердца. А, это допускает – одно, что она не лгунья.
Лжи – Принцесса поедет с намерением «БЫТЬ!» Значит! Назад дороги нет…
…Екатерина ждёт… Ночи прошли в тревогах. Перед глазами прошли годы. Орлов один – другой. Потёмкин! Настоящая любовь! Любила так, как умеет любить, только она. Даже сейчас, она не может сказать, – Он, Потёмкин – подлец! Безумная страсть! Она хотела и родила от него, после своего первенца Павла.
… Как вчера… Рожает, отрекается, отдает сына его отцу, стоящему за дверью. Потёмкин забирает, повитухе приказывает всем говорить, что мальчик умер при родах. Угрожает всем. Не дай, Бог, ей кому сказать, – Убьет! Никто не должен при жизни Екатерины узнать об этом. Тайна под семью замками! Екатерина, тоже верит, что сын мёртв.
…Царица Всея Руси допускает, как таковое царское родство с «новенькой». Всем поступится, но не троном. Русь – Её РОДИНА! И она русская по – духу! Не дай, Бог идти против войной! Сама себе признается вслух, что за Русь не пощадит никого, даже тех, кто был с ней в постели.
Если, девчонка – царских кровей и не будет посягать на трон, то озолочу. Русь! Меня попросила стать Царицей! Русь не предам! С этим она согласилась. Ей стало легко.
На этих мыслях, в дверь бочком входит и пугает Князь Голицын. Не дай, Бог слышал её монолог с самой собой: «Поперчит, подсолит, перемелет, каждый делает соскоб с нижнего белья. И куда, девчонка лезет, глупышка? Царская жизнь – не мёд! Скорее горчица! Жить, как в стеклянной банке»… Екатерина решается выстоять до конца.
Она сидит, отмачивает ноги в соли, снимает отёк. Голицын топчется у порога, за ним в дверях, уже и Разумовский…
Разумовский услужливо советует – принимать молоко с солью от отёков. На что, Екатерина язвит, ничего не помогает, вся на нервах. Указывает на Голицына, что тот обязан вывести на чистую воду, ту девку, что притащил с улицы Орлов, да, ещё нагло сказывает, что та царская кровь. Входит Орлов, Екатерина, заставляет того признаться в том, что девка – подставная. На всякий случай грозит наперед, если что…
Орлов признается с неким испугом, испуганно глядя на Голицына, что ему представил ее адъютант, нашёл в Константинополе. Крест нательный её! Более ничего не может сказать – отнять или прибавить. Правда – свята!
Екатерина принимает ответ, значит – ОНА – СУДЬЯ! В шутку бросает беглый взгляд, обводя всех присутствующих, прожигая насквозь Орлова, выдавливая вслух: «Не дай, Бог на тебя будет похожа!?»
Допустимая правда бьет её по щеке, что какая-то баба была в сношении с Романовым и понесла…
Она обязана вопреки всему, найти ответ: «Как быть с той девчонкой? Ей не хочется – прослыть «Убийцей»…»
Она в терзаниях. Разумовский видит её душевные муки, приходит на помощь. Сказав, что сначала надо принять, рассмотреть. А, потом…
Екатерина вслух говорит, что общалась со старой нянькой Елизаветы, спрашивала намеками о кресте, та призналась, что пропал крест за полгода до смерти Петра. Искали везде, не нашли. Боялись, что девки огласке придадут, у какой – ни будь, потом объявится. Он должен был Елизавете остаться. От дедов и прадедов переходил. Потом, мол, судиться, рядиться с ними.
Крест – прямое доказательство признания. Елизавета стерегла род, как зеницу ока, если кто когда упоминал о детях царских, то тут, же – мать и дитя сажала в темницу. Нянька сказала, что эту, видно, просмотрела.