А я верила в то, что однажды ты придешь и все изменишь. Ты просто обнимешь, и все пройдет.
А тебя все не было… нужен ли ты мне сейчас, когда я слышу, как потрескивает лед там, где когда-то пылало мое сердце? Что ты сможешь сейчас, когда ненависть и обида вытеснили любовь? Когда моя душа умерла от нанесенных ран? Когда от меня ушла даже надежда?
– Я помогу тебе…
Мне уже не нужна твоя помощь. Я научилась жить без любви и без тебя. И я не хочу, чтобы было по-другому. Я не хочу, чтобы снова пришла боль. Ты прав, я сильная. А теперь еще и злая. И такой меня сделали вы, те, кто оставил меня тогда, когда я больше всего в вас нуждалась.
Неужели я действительно опоздал?
Да…
Тогда он подошел и обнял. А я заплакала.
Заплакала, потому что лед треснул, потому что врала о том, что сильная, потому что сильной быть так и не научилась. И все, о чем мечтала, это чтобы он пришел и обнял.
Потому что быть слабой и чувствовать поддержку и защиту любимого – высшее счастье женщины.
Плакала долго и громко.
Пока не услышала чей-то противный голос, противный потому, что этот голос был лишним здесь, в моем тумане, где были только двое, где посторонним не было места.
Голос настороженно поинтересовался:
– Девушка, помочь? Стоишь тут одна посреди аллеи и ревешь… Шла бы домой. Стемнело уже. Одной ведь страшно…
«Давай знакомиться:
я – твой муж»
Сашка вздрогнул и проснулся. То ли жара и духота комнаты, от которой не спасало открытое настежь окно, сыграло свою роль, то ли от усталости разыгралось воображение, только очень странный сон видел Сашка.
Он шел по ночному городу, в очередной раз поссорившись с женой. Просто гулял, без цели, без определенного маршрута, просто шел туда, куда его вели ноги.
И вдруг, свернув на какую-то улочку, увидел необычное зрелище: это была похоронная процессия. Мужчины и женщины шли по парам, взявшись за руки. Их лица были белее снега, а в глазах чернела пустота. Гроб, обитый черным бархатом, несли трое мужчин и три женщины. Не было ни цветов, ни оркестра.
Поначалу Сашку прошиб озноб. «Похороны? Ночью? И почему они идут по парам, только молодые лица? И гроб несут женщины?». Он остановился, разглядывая проходивших мимо него скорбящих. Зрелище увлекло его настолько, что он сам не заметил, как оказался на кладбище.
К гробу подошла молодая, когда-то, видимо, красивая девушка, теперь посеревшая и поблекшая.
– Я любила его и все ему прощала. Он изменял, я знала об этом и прощала. Сначала, когда только начали жить вместе, красиво ухаживал, дарил цветы, а потом начал пить. А когда напивался, бил меня. Я несколько раз убегала от него к маме. Он приходил, извинялся, просил вернуться, и я возвращалась, потому что действительно любила его. Сашка стоял ошарашенный. «Как-то странно. Зачем говорить такое о покойном?».
Девушка продолжала:
– Я старалась делать все, чтобы ему было приятно возвращаться домой, ведь он очень уставал на работе. Но когда поняла, что все мои старания не стоят ломаного гроша, что он не замечает моих усилий, я опустила руки, начала жить как он, как машина, робот, который не замечает никого вокруг и только делает свою работу. Мы перестали разговаривать. Он продолжал иногда бить меня. Начал часто уходить на ночь из дома. Но мне уже было все равно…
Закончив говорить, девушка взяла один из камней, сваленных кучей рядом с могилой, и бросила вниз. Послышался глухой удар о деревянную крышку.
«Вот это номер! – подумал Сашка. – Что она себе позволяет? И как окружающие это допускают? Наверное, она больна или обезумела от горя, поэтому все молчат».
На место девушки вышел парень лет 25, высокий и мрачный.
– Я любил ее, но не смог простить, когда она изменила.
Сашке стало дурно. «Стоп! Мы же только что хоронили Его! Он, вообще, про кого говорит?»
– Нет, я не устраивал разборок и скандалов, я просто молча собрал свои вещи и ушел от нее. Первое время было трудно. Не мог работать, спать, есть. Хотелось вернуться и попросить прощения, вместе с ней забыть обо всем. Но от друзей я узнал, что на следующий день после моего ухода в нашей квартире появился новый жилец с роскошной машиной и в дорогом костюме. Но я любил ее и не мог жить без нее. Она была моей богиней. Ради нее я был готов на все, я исполнял любую ее прихоть. Но она с легкостью нашла мне замену.
При этих словах парень схватил камень из той же кучи, откуда его брала девушка, и с размаху зашвырнул его в могилу.
Сашку затошнило. Он уже не понимал, что происходит. Страх окончательно овладел им, сковал по рукам и ногам и не давал никуда убежать от этого непонятного сборища то ли сумасшедших, то ли сектантов.
– Я любила его, 2 года ждала из армии, он вернулся, поначалу все было хорошо, а потом с ним что-то произошло, и он начал меняться.
Над могилой стояла девушка, поразительно похожая на первую своей серостью, блеклостью, отрешенностью. Она рассказывала свою историю, после чего и ее камень полетел в открытую пасть смерти.
Мужчины и женщины, сменяя друг друга, рассказывали над гробом свои печальные истории любви, бросали камни. И все были будто на одно лицо, вернее, не лицо, а маску. Маску скорби, белее снега, и с черной пропастью в глазах.
Казалось, прошла целая вечность. Это было страшнее любой пытки. Сашка стоял, не в силах отвернуться, убежать, закрыть уши, чтобы не слышать этих людей и глухой звук при ударе камня о дерево, не видеть эти ужасные маски.
Когда последний закончил свою речь, груда камней над могилой превысила человеческий рост, Сашка понял, что может говорить. Он тронул кого-то из молодых людей за руку и тихо, не своим голосом спросил:
– А кого только что похоронили?
– Ты разве не понял?
Любовь.
Сашка вздрогнул и проснулся. Рядом мирно сопела Вика.
«Жена. Она моя жена. А – я ее муж. Теоретически, мы все еще любим друг друга. А на самом деле? Люблю ли я эту женщину? Ну конечно, люблю. Ведь она моя жена. Ну и что? Это ничего не доказывает. Я точно знаю, что когда-то любил ее. Поэтому она – моя жена. Мы убегали с лекций, чтобы вместе погулять, сходить в кино, в парк, в кафе. Я дарил ей цветы и плюшевых медведей. Она каждое утро оставляла мне милые записочки по всему дому. Мы целовались и скучали, если не виделись 2 часа. Мы болтали о какой-то ерунде до утра, делились каждой минутой своей жизни. Успехи и неудачи одного из нас становились общими. Я называл ее Малышом, а она меня – Солнышком. А теперь она – просто Вика, а я – Саша. Теперь мы каждый вечер, уставшие, приходим с работы, ужинаем, смотрим «Новости» и ложимся спать. Мы почти не разговариваем. Не о чем. Я почти ничего не знаю об ее жизни, увлечениях, подругах, работе. Мне вообще скучно с ней. А ей со мной? Сашка запаниковал.
– Вика! Вика!
– Вика, мне с тобой скучно.
– Мне с тобой тоже.
– Но ведь я – твой муж. Ты же все еще любишь меня и не хочешь уходить?
– Да, люблю и не хочу уходить. Давай спать, а?
– Но ведь тебе со мной скучно?
– Тебе тоже, просто мы – семья. Мы привыкли друг к другу, и нам уже сложно будет что-то изменить. Да и зачем? Ты – порядочный человек и сносный муж. Зачем мне ломать то, что построено?
– Но ведь вспомни, как нам было хорошо! Какая была любовь, какая страсть! Да мы дышать не могли друг без друга!
– Ну и что? А теперь можем. Просто перешли на новую стадию отношений.
– А может, просто не заметили, как наша любовь умерла?
Вика молчала. Сашке опять стало страшно.
– А знаешь что, Вика! Расскажи мне про Светку. Она, кажется, твоя подруга и собиралась замуж?
– Саш, она уже полгода замужем и последние 2 месяца не моя подруга.
– Вы что, поссорились? Почему?
– Это долгая история.
– Так расскажи, мы же никуда не спешим.
– Сашка, посмотри на часы!
– 3:42. ну и что? Рассказывай. Отоспимся в субботу, а в воскресенье пойдем в кино. И Светку с мужем возьмем. Только помирим вас и вчетвером пойдем в кино. Согласна?
– Неужели тебе действительно интересно, почему мы поссорились?
– Конечно! Малыш, ведь ты – моя жена, а я не знаю и половины того, что происходит в твоей жизни!
– Солнышко, она сказала, что у меня некрасивое платье! И еще…
В ту ночь они узнали много нового друг о друге, опухшие и заспанные явились на работу, вечером забыли поужинать, потому что поехали к Светке показывать новое платье Вики, а в воскресенье так и не досмотрели фильм, потому что уснули в кинотеатре.
Только Сашка еще долго радовался, что сон так и остался сном.
11.02.2015
У меня переходный возраст.
– В смысле? Тебе почти тридцать, не поздновато?
– Вот именно. Почти. Тридцать. То есть, вроде как и не тридцать пока, но уже вроде как пора.
