Новгородцы, прекрасные мореходы и корабелы, купцы-воины, нашли у степняков слабое место. Река! Степняки-ордынцы на реке – никто, они боялись реки, ее таинственных глубин, населенных водяными и другой неведомой нечистью. Паника охватывала татар при одной вести о приближении боевой речной ватаги. Ушкуйники – прекрасно вооруженные, дерзкие профессиональные воины. Такого противника в открытом бою ордынцы одолеть не могли. Ханы с поклоном предлагали дань, чтобы их только оставили в покое. Лучшие дети боярские хаживали в такие походы, а богатейшие купцы Новгорода ссужали деньгами.
Анфалу не предлагали откупа. Его дружина шла уничтожать Орду, жгла и разграбляла Сарай до основания. Он не раз погибал в бешеных стычках. Но ненависть к Орде призывала его, он был нужен – и Анфал оживал. Вновь по рынкам и пристаням начинали поговаривать, – мол, в дружину к Анфалу зовут… Наверно, душа Анфала не покидала родной земли. Народ порождал его снова и снова. Строились струги-ушкуи, его ждали, и он появлялся – громадный, лихой и непобедимый. Наливался властной силой синий взгляд боярского сына али простого смерда, разбойный свист отбивал ум татарину и обращал его в бегство.
Тура Анфал позвал в свой последний легендарный поход. В укромном месте уже ждали его сотни две ушкуев, добры молодцы готовы были кинуться в бешеную схватку. Сарай будет полностью уничтожен, разграблен и сожжен. От этого удара Орда уже не оправится. Беспредельная наглая сила кочевников наткнулась на силу превосходящую, безжалостную и неподкупную – народную силу. И ордынская нечисть рассыпалась, как морок ночной, как наваждение, и следов не оставила…
«…Есть земля такая, тамока смердов нет, все своеземцы, ораницы сколь сможешь орать, столь и имашь. Привольно, мол, богато живется тамока…» Куда Анфал звал Василья? В какую землю?
Не было еще счастливой крестьянской земли, еще не проложена была борозда в диких местах, там, где жили вотяки и черемисы, вогулы и пермяне. Там Василью и множеству других таких же мужиков да баб новгородских предстояло жить, хлебнуть там полной мерой горя и радости, ужаса смертного и благодати спасенья. Там решалось, какова будет земля русская через много-много веков. Они шли первыми.
Туда, на громадные холодные земли, обращены были мысленные взоры многих современников Тура.
«У руссов серебряные рудники и из страны их привозятся саумы, то есть серебряные слитки, на которые продается и покупается [товар] в этом крае. Вес такой саумы пять унций» – перечитывает написанное Шейх Абу Абдуллах Мухаммед Ибн Абдуллах Ибн Мухаммед Ибн Ибрахим ал-Лавати. Покачивается подаренная ханом Узбеком удобная повозка, медлителен шаг верблюдов, влекущих ее.
Этот манускрипт через пять веков назовут знаменитым «Путешествием», автор останется в памяти потомков как Ибн-Баттута. Он совершал свои путешествия по всему необозримому мусульманскому миру «…во имя Аллаха, милостивого и милосердного…». В удобной повозке, сопровождаемый женами и наложницами, слугами и невольниками. Как маленькое бродячее государство, караван почти тридцать лет скитался из конца в конец земли. Менялись верблюды, реже, но тоже часто менялись жены, рождались дети, порой умиравшие от походных невзгод. Досточтимого шейха с почетом принимали эмиры и ханы, он подолгу жил во дворцах, любил роскошь и при любом удобном случае заводил обширный гарем.
В детстве ему приснился пророческий сон.
«Мне снилось, что я лечу на крыльях огромной птицы, которая несет меня к Мекке, потом поворачивает к Йемену и, наконец, доставляет в сказочную зеленую страну». Волшебной и сказочной была для него Индия, но по пути туда он открыл для себя другую зеленую страну, которая так и осталась для него неведомой, населенной диковинными людьми и манящей несметными богатствами. Это Пермь Великая.
Много дней Ибн-Баттута провел в беседах с властителями обширных земель, малоизвестных просвещенному миру детей пророка. Орда еще не так давно приняла ислам, нужно было прикладывать усилия, чтобы войти в огромный богатый и культурный исламский мир, раскинувшийся от Индии до Испании. Великая культура восхищала ордынцев: ученые, поэты, зодчие создавали рукотворный рай на земле. Собирая богатую дань с покоренных славян, торгуя ими, как скотом, хан Узбек жертвовал на постройку мечетей и медресе в магометанских культурных центрах.
Окружение хана не желало терять обычаи кочевой жизни, устройство быта ханской семьи было самым суровым. Но гость жил в удобстве и даже роскоши. Правда, любимый ханом кумыс очень не понравился тонкому ценителю хорошей кухни. От местного хлеба вспучивало живот. Ежедневная жирная баранина быстро приелась. Ни любимых дынь не было, ни винограда, ни инжира. Садов в этих краях не будет еще лет четыреста. А вот славянские невольницы поразили его прозрачностью глаз и нежной белизной кожи. Они, правда, были совсем дикие, арабских наречий не знали и не умели сладострастным танцем разжечь в мужчине благородный огонь желания.
Хан поведал гостю о нравах и обычаях руссов, с которых он взимал дань. Ибн-Баттута узнал, что эти народы убоги, им неведомы науки и высокие ремесла, что свои дома и храмы они строят из дерева, и те часто бывают пожираемы огнем. У них нет ничего подобного медресе, где юношей питали бы знания прошлых веков. Они вообще не уважают мудрость и не накапливают ее. Молятся они разным богам, многие почитают Христа. Никаких особенных богатств в этих землях нет, только и взять, что невольников: они приятной наружности, сильны, выносливы и не мстят. Они жили бы совсем бедно, но где-то далеко к северу, вдоль Каменной спины мира, у них есть потаенные серебряные рудники. Никто из людей хана там не бывал, но им рассказывали об этом в северном улусе, в верхнем течении Итиля.
Ибн-Баттута, арабский купец и путешественник (1304–1377)
А сами люди севера покрыты шерстью, как будто звери, но ходят на двух ногах. Там полгода – ночь, только дивной красоты огни горят на небе, и ничего красивее никогда не было и нет. А попасть туда можно по рекам, которые зимой становятся твердыми, как камень.
И араб Ибн-Баттута, никогда не интересовавшийся никем, кроме мусульман, решил достичь тех земель и своими глазами увидеть и небесные огни, и серебряные рудники.
Это удивительно. Вот не пошел же на пермский север Марко Поло, тоже знаменитый путешественник. Марко Поло бывал в Булгарах, более того, там одно время жили его отец и дядя. Их семья не была близка к сильным мира сего – обыкновенные купцы. В своих записках Марко Поло просто повторил то, что, видимо, знали все. «Много у тех людей на севере дорогих мехов, у них есть соболя, и горностаи, и белки, и эрколины, и множество лисиц. Но главное – серебряные рудники». И все, резюмировал Марко, более тут ничего интересного нет, пойдем в…
И повел рассказ про Китай.
Ни татары-ордынцы, ни татары-булгары никогда не совались на пермские севера. Никогда. Ни разу единого. Ибн-Баттута на север пошел. Он снарядил экспедицию и дождался зимы. Его уговорили оставить жен и наложниц в Булгаре, что для жизнелюбивого путешественника было немалой жертвой. Накупил одежды, полностью для него непривычной. «…Надевал по три шубы и по двое штанов, на ногах были валенки, а сверху еще и сапоги из стеганых полосок материи, поверх которых вдобавок надевались сапоги для верховой езды из медвежьей шкуры». Упакованный таким образом, он не мог сам без посторонней по мощи даже взобраться на лошадь.
По замерзшим рекам экспедиция тронулась в путь. Нормы ислама требовали многократного омовения в течение дня. Долбили лед и совершали омовение. Студеный ветер с верховьев гудел по реке, до зеркальной гладкости оголяя лед. Верхом было уже невозможно, шли пешком по границе льда и снега. На льду ноги скользили, в снегу тонули, встречный ветер опрокидывал. Борода Ибн-Баттуты заледенела, кожа на лбу потрескалась. Нанятый в Булгаре народец, боясь погибели, начал сбегать. Тщательно хранимые в глиняном горшке угли от мороза погасли. Мучила жажда, которую снег не унимал, а отбирал последнее тепло. Но Ибн-Баттута повернул назад только тогда, когда не смог добыть воды для омовения. Хоть и обморозился основательно, но остался жив, и мир узнал его записки. Поднимись он по Каме чуть выше – шансов уцелеть у него не было бы никаких.
…Ибн-Баттута все же достиг Индии и провел восемь лет при дворе султана, став одним из его приближенных. Он, так любивший жить богато, имел дом и собственную мечеть, гарем и многочисленных невольников.
Вспоминал ли он посреди индийской неги зеркальный камский лед, студеный ветер с верховий и солоноватый вкус крови на потрескавшихся от мороза губах? Осталось ли сожаление о том, чего никогда не увидел? Самое жгучее сожаление для человека рожденного идти к неведомому…
Да будет мир праху досточтимого шейха Абу Абдуллах Мухаммед Ибн Абдуллах Ибн Мухаммед Ибн Ибрахим ал-Лавати. Он оставил бесценное свидетельство о том, сколь загадочной и притягательной была Великая Пермь в глазах его современников, какие богатейшие серебряные рудники мечтали найти в этих бескрайних северных просторах под черным небом, горящим сказочными огнями… Как мало знали о той земле, как страстно хотели узнать.
