– Раненый зверь больно кусается! Так что ты держись от своего вояци подальше! Смотри, случится что, тебе словаки этих отношений с оккупантом не простят!
– Это всё тебя не касается! Вообще, мы же цивилизованные люди! Что за чепуху ты несёшь?
– А ты всё же подумай! О своём будущем! Хочешь, чтобы все тебя называли «курвой оккупанта»?!
– Ист далей!56 – Здена указала Янушу на дверь.
– Старого друга выгоняешь?! Променяла на этого гада?
– Я тебя, Януш, ни на кого не меняла! Ты – это ты, а он – это он. С тобой я дружу с детства, а его я люблю, понимаешь?! Я сама решу, что мне делать. Это моя жизнь. И никогда больше не смей меня оскорблять! Что бы там кто другой ни говорил. А если ты действительно и сам так про меня думаешь, значит, тебе не место в моём доме и вообще возле меня!
Хоть Здене и было скучно, но такая тема общения ничем не украшала её одиночества!
Януш постоял минуту-другую молча.
– Препачь57 меня, Зденка, препачь. Но если в твоём доме для меня нет места, в особенности – возле тебя, то мне и правда, лучше уйти. Да, лучше мне уйти… Пока ты не изменишься. И не изменишь своё отношение самой к себе и ко мне тоже…
Он раздосадовано вышел, бухтя себе под нос. Дверь громко стукнулась о дверной косяк сквозняком ему вслед. Гулкий стук каблуков Януша наполнил лестничную клетку, отзываясь эхом по пустынным этажам всё удаляясь, удаляясь…
Этот скучный воскресный день подходил к концу. Здена, отвлекшись от чтива книги, задумчиво смотрела в тёмное окно январского вечера.
Отец сидел в кресле с газетой в руках, мама копошилась на кухне.
– Ладислав, съездишь на неделе к Густаву, нужно ему вот это передать, – вдруг мама выглянула из кухни, – он просил очень.
– Зачем? Моника, что это? – удивился Густав, увидев тяжёлый свёрток.
– Не важно, это для Миро. Пóтом посмотришь.
– Ну, не знаю, у меня столько дел на этой неделе,.. – отец сморщился, явно не горя большим желанием,.. – ну, ладно, что тут поделаешь.
– А давайте я съезжу, после работы, в среду, например!? – вызвалась Здена.
– Брось, Зденка, обратно будешь по ночи ехать?
– Так я там, у дяди Густава и переночую, а потом – назад, а?
Родители переглянулись.
– Не волнуйся, тата.
– Ох, Зденка! Ну, смотри мне! Ну, позрим! Ну, позрим!
2.24 (89.01.25) Хромые встречи
Январь1989 г. Ружомберок
Общага.
– Что с ногой, комиссар? – капитан Сидоренко шевелил усами.
– Так, бандитская пуля, товарищ капитан.
– Ты мне зубы то «бандитскими пулями» не заговаривай! Я не за «так» спрашиваю. Ты уже две недели на службу не ходишь и в санчасти не лежишь. Больной – ложись в санчасть. Здоров – вперёд на службу! Комбат сказал вытягивать тебя в любом виде сегодня на батальонную вечернюю поверку. Личный состав не выключишь на твой больничный! А то ты всё на меня сгрузил! Идти-то сможешь?
– Не уверен.
– Не уверен, пришлю манов58, принесут на руках. А пока смотри, ни шага костылём из общаги. В любую минуту могу тебя вызвать в строй. Так что смотри, готовься! Да, ну и поправляйся скорее! – ротный теперь уже по-доброму усмехнулся, похлопал лейтенанта по плечу и ушёл.
Тимофеев вытащил из-под подушки смятый конверт со словацкими надписями, за которым вчера он прыгал с одним костылем в город на почтамт, рассчитывая лишь получить весточку от неё.
«Агой! Я приеду вечером 25 февраля в Ружомберок к дяде на адин дэнь. Адрес ты знаешь. Если кцеш, найдёшь. Я буду чакать…»
Едва прочитав эти строки, он стал счастливейшим из счастливых. Она простила его и тот дурдом с простынями, через который ей недавно пришлось пройти. После которого он ни видел её, ни слышал. Он только прыгал на костыле, «скрываясь в складках местности», день ото дня на городской почтамт, отправляя письма и ожидая ответ. И вот! И вот тот трепетный момент! Вот то драгоценное письмо, которое он готов был сразу же расцеловать и которое без конца перечитывал весь день! Нетерпение росло по мере приближения к тому заветному «вечеру 25-го», к тому заветному часу. Волнение. Биение сердца. Пульс сдавливал виски, и всё внутри замирало, когда он следил за стрелкой часов, неотвратимо ползущей к заветной отметке. Но вот! Неожиданный стук в дверь, капитан, принесший совсем не радостное известие. Совсем некстати. Закон бутерброда в действии! Что делать? И всё же через несколько минут он уже ковылял, прыгая с одной ноги на одинокий костыль, одолевая шаг за шагом, метр за метром туда, куда неумолимо звало его сердце, вопреки предостережениям своего ротного.
– Влад! – только и выговорила Здена…
Её терзали тягостные мысли. Она срывается, едет бог весть, куда и зачем! Во имя чего? Ради того, который, чтобы не быть с ней замеченным, спускал её по простыням, рискуя её здоровьем! Который как заяц прячется, боясь с ней даже открыто переписываться, без этого дурацкого «до востребования»! Который уедет скоро в свой дурацкий Союз и забудет её, Зденку, которая останется один на один со своим позором. Возможно, репутация её будет безнадёжно разрушена. Возможно, окружающие будут смотреть на неё как на падшую, как на «курву». А он только и готов на то, чтобы безумно целоваться и зажиматься в тёмных закоулках… А разве его, бесшабашного мальчишку, ещё что-то могло сейчас волновать?! И всё же вот она, стоит здесь, сейчас, напротив него. Касается его раскрасневшегося лица своими холодными ладонями.
«Что ты делаешь, Здена?! Беги от этого советского vojaci! Беги от своей беды!»– шепчет ей её внутренний голос. Но бесполезно. Всё бесполезно! Она не в силах совладать с собой и своими чувствами…
– Здена, Зденочка, милая моя Зденочка! Как я счастлив тебя видеть! Нет в мире ничего дороже тебя! – он по-мальчишески жадно целовал её. Потом сжал её кисти рук. – Здена, я бы мечтал смотреть на тебя вечность, не отрываясь! Но сейчас мне пора, – он снял её ладони со своих щёк, поцеловал снова.
Здена не поверила своим ушам.
– Как, я приехала, чтобы тебя увидеть, а ты говоришь, что тебе пора?! Пречо?59
– Мне нужно. Очень нужно. Пойми!
Она задумалась: «Дура я! Другие, как нормальные люди, встречаются, живут нормальной человеческой жизнью! А здесь!?..»
– Я вернусь. Позже. Жди меня. Пойми. Так надо. Мне трудно тебе сейчас всё объяснить! Жди! Я вернусь! Обязательно. Прости. Нет! Тебе со мной нельзя! Жди здесь! – Тимофеев поцеловал девушку и исчез так же неожиданно, как и появился.
Зденка зашла в дом. Почему она никак не хотела понять того, что ей говорил её отец, Януш, её сестра, подруги. Хорошие они, эти советские ребята, но нет с ними не только никакого будущего, но и никакого настоящего. Так. Мгновения. Минутное увлечение. Похоть одна… Но всё же он,.. нет его интереснее и нежнее. Что это так больно тянет в сердце?.. Здена уснула, мучимая тягостными мыслями, находясь, словно в капкане собственных чувств…
И всё же, среди глубокой ночи, в окно стукнул камешек…
И вот, стрелка часов приближалась к 5 утра. Они лежали, безумно счастливые, но уже безнадёжно несчастные от приближающегося расставания. Он без устали продолжал ласкать её тёплое тело, трогал её лицо, проводил пальцами по припухшим, искусанным поцелуями, розовым полоскам её губ, прикасался к нежным бугоркам её сосков, ненасытно погружаясь в мягкую нежность её девичьего таинства, и периодически вырубаясь от наваливавшейся усталости… Вздрагивал, открывал глаза и снова смотрел на неё, словно желая напиться влагой её осязания перед предстоящим неизбежным отбытием в свой пустынный зазеркальный мир духовного небытия.
Ещё миг, ещё, каждое мгновение ускользало так подло и быстро, как песок сквозь пальцы, и вот Здена грустно прижимала к себе ещё тёплую подушку, одиноко глядя в темное, не сулящее «доброе утро» окно…
2.25 (89.01.25) Вот так встреча!
Январь 1989 г. Комарно
Мотострелковый полк.
– Товарищ Самойлов! Вот так встреча! – Басманов удивлённо развёл руки без тени радостной улыбки, скорее опешив.
– А-а-а-а! Мичман Басманов, собственной персоной! – Самойлов, скривив губы, протянул руку для пожатия.
Басманов как-то не очень охотно и очень сдержанно вытянул свою негнущуюся ладонь в ответ.
– Давно здесь?
– Да уже второй год! А тебя откуда занесло?
– А я сперва в Ружомберок распределился. А теперь вот – здесь буду служить, в вашем полку.
– А оттуда тебя за что-то выслали? Нам тут регулярно проштрафившихся с дивизии высылают! Потому что Комарно – самый распрекрасный полк! А-а? Что натворил-то?
– Ничего, Петя, я не натворил! Сюда отправили, значит так надо!
– Просто так внутри дивизии не перемещают! Или на повышение, или на понижение! А если на равнозначное – значит, скорее всего, залёт на любовном фронте! Ибо за пьянку – чаще отправляют в Союз! Эх-хе– хе! А мож тебя на повышение тогда? А?
