– Никита, да ты щеки отморозил, и уши, и нос! Дай разотру! – вскричал заботливый ангел, который тоже, однако, дрожал на морозе.
– Какая проза, – пробормотал рыцарь, подставил лицо шерстяным варежкам и прикрыл глаза. – Больно же, Анька!
– Больно? Неужели? – старалась Аня и вдобавок дышала на щеки и уши Никиты. А лошадка, почувствовав, что поводья отпустили, вопросительно косила глазом: что бы это значило? Можно погреться рысью?
– Вот именно, больно. И держи лошадь. У нее глаз хитрый, – сказал Никита, уворачиваясь от жесткой шерсти.
– Мы с тобой не доедем до Ледяного Дома или доедем и станем тамошними обитателями, экспонатами.
– А и пусть не доедем. В другой раз. А сейчас лучше домой, греться. Или предпочитаешь заледенеть, ангелочек?
– А куда… домой? – тихо пискнула Аня, избегая глядеть на Никиту, и задрожала еще пуще, хотя, казалось, куда же еще. – К нам на Третью линию?
– К нам на Зверинскую, – усмехнулся Никита. – Ты, помнится, велела мне там жить, когда уходила. Вот я и жил, как было велено, и ждал. Только, извини, в холодильнике пусто.
– Как обычно. Все как обычно, – восхитилась Аня. – Только Эм-Си я потеряла. Все рулоны дома перевертела – только старые календари, а ее нет. Исчезла. Ладно, как-нибудь без нее.
– Пора бы без нее. Она теперь будет вживе наставлять Вову. И возьмет его в свою группу, вот увидишь.
– А что повесим над холодильником?
– Попросим Татьяну всех сфотографировать и закажем календарь этого года. Как тебе?
– Угу. А лошадки?
– Отпустим. Они сами дойдут назад.
…Франц Гофман опустил взгляд. Лошадки без седоков неспешной тряской рысью возвращались по Тучкову мосту на Васильевский остров, в свою конюшню к садику Академии художеств. Франц поднял плечи, сжал крепкие кулачки в карманах куртки, вздрогнул и обернулся. Рядом с ним, неслышно подобравшись, стояла фея уснувшего праздника, в полосатых мехах поверх изумрудно-зеленого платья.
– Вот ты где, Франц, – сказала она. – Опять что-то замышляешь?
– Пока нет, – смял Франц морщинки у глаз.
– Ты подозрительно кроток, любимый, – со значением покачала головой фрау Сабина. – Поэтому разреши тебе не поверить.
– Я всего лишь мечтаю. Мечтаю обустроить чердак и вот эту башенку, – признался Франц Михайлович.
– Все тебе мало, – нежно улыбнулась Сабина. – Ты необыкновенно деятелен, герр Гофман.
– Я, Сабина, родился на этом чердаке, только и всего, – объяснил Франц. – Прямо под этой башенкой. Ты забыла?
– Знаешь… За делами, за круговертью… Как-то в голову не пришло. И потом, читать, домысливать – это одно, а…
– А видеть, слышать, ощущать – это совсем другое, – закончил за нее Франц. – Ты права.
– По-моему, ты не в настроении, Франц, – расстроилась Сабина. – Все окончено, да? Ты разочарован?
– Окончено, да. Но разочарован ли я? Мы с тобой уже перебросились парой фраз по этому поводу. И не скажу, что я разочарован. Просто, как я уже говорил и повторяю, роман окончен. Завершен всеобщим праздником. Праздник – это финал, граница, которую герои романа не имеют права переступать. А они, видишь ли, переступают, негодники. У всех у них свои намерения, и как тут их удержишь под одною крышей! Посмотри-ка туда! Видишь, две лошадки без седоков возвращаются в конюшню. Что ты думаешь? Это моя падчерица и племянник улизнули на лошадках в свою продуваемую сквозняками каморку под крышей. И теперь наедине самозабвенно празднуют возвращение своей любви. Что ты думаешь? Что братец мой Олег и моя бывшая жена надолго задержатся в нашем доме? Нет, они построят свой и будут лишь навещать родителей и нас с тобою. А братец мой Вадим и прекрасная Инес? Пока они неприкаянны, то да, вполне возможно и поживут у нас под крылышком. Но потом? Потом окрепнут и уединятся. А племянник мой Яша? Он гражданин мира, как и я, перелетная птичка. Лишь мама и папа останутся рядом. Да и то, я уверен, будут только в гости приходить из своей ветхой обители.
И, знаешь ли, я тоже неуемен, как и герои моего романа, и даже более чем они. Я тоже продираюсь сквозь его границы, я считаю себя вправе воплотиться, чтобы иметь возможность поставить роман на полку. Пусть стоит, пусть хранит все, что нам дорого. А мы…
– О, господи, – пробормотала фрау Сабина, – кто бы сомневался. Начинаем другой роман? Франц, нет мне с тобой покоя. – И она завернулась поплотнее в свой полосатый, словно иное полотенце, мех.
...
© Д. Вересов, 2009
© ООО «Астрель-СПб», 2009
Примечания
1
Здесь и далее эпиграфы из «Житейских воззрений кота Мурра» Э. Т. А. Гофмана.
2
Под маской ( фр. ).
3
Распорядитель развлечений ( фр. ).
4
Merkkikieli – доступ (фин.).
5
Стихотворение М. Л. Моравской.
6
По стихотворению П. С. Соловьевой.
7
Стихотворение И. А. Белоусова.