Проснулся Пук от внутреннего толчка. Прислушался: мертвая стояла тишина. Он открыл глаза и в десяти метрах увидел льва, тащившего в огромной пасти тушу быка. Бык был очень крупный, но лев играючи нес его, словно это был задок или нога.
О таких громадных львах Пуку приходилось только читать. Инстинктивно он понял: нельзя выказывать ни удивления, ни страха, ни суеты, но и нельзя оставаться безучастным. И Гарри принял единственно верное решение: неторопливо встал, снял шляпу и почтительно поклонился льву. Тот величаво прошествовал мимо, краем глаза окинув охотника. Лев шел легко, как балерина, слегка припадая на задние ноги. Темно-рыжая грива льва была как лес. Да и весь он был как лес. У Пука от восторга глаза подернулись влагой, и долго еще гулко билось сердце. И когда Пука пытались позднее уверить, что нет ничего страшнее львиного рыка, Гарри знал, что и без рева замирает сердце у всего живого при появлении льва с пастью, в которой легко поместится человек. Таких львов арабы называют «абу-Фатьмэ» – «отец Фатьмэ».
Точно такое же хладнокровие Пук проявил, когда безоружный напоролся на гиппопотама. Тот лежал, как куча мусора. Гарри остановился вблизи него и с интересом прислушивался к любовному дуэту двух незнакомых водоплавающих птиц; их голоса переплетались, свивались и (Пук готов был поклясться) наполнялись страстью. И это был вовсе никакой не птичий дуэт, это было соло птичьей любви. Крепко задумался тогда Гарри о природе чувств и не заметил, как куча мусора пошевелилась.
Гиппопотам же с нарастающим раздражением разглядывал застывшего неподалеку от него человечка, пока это ему не надоело и он, яростно фыркая, не устремился на двуногого идиота. Пук, еще во власти птичьего дуэта, стоял и смотрел на приближавшегося разъяренного гиганта. Он, правда, краем глаза заметил свисавшую лиану, и, когда бегемот уже думал: «Сейчас, вот сейчас», прыгнул на лиану и в мгновение ока вскарабкался на гигантскую ветку, простершуюся над поляной. И едва не свалился с ветки, когда у него над головой раздался трескучий смех. Подняв глаза, Гарри увидел обезьяну, висевшую над ним вниз головой. Бегемот ревел битый час, а потом покинул проклятое место, нападая на всё, что попадалось ему по пути.
Гарри по-настоящему жутко становилось в одном лишь месте – в библиотеке, когда он видел необозримое кладбище мертвых книг, которыми, как стервятники, питаются живые люди. Он ведь тоже отдал дань мертвечине, и мертвечина вскормила в нем ученого червя, но лишь горячая кровь охоты наполняла его жизненный пульс и придавала смысл жизни. Умом, как ученый, он понимал, что охота – это противоестественный, при всей его естественности, процесс, но душой, как охотник, не брал слишком близко эти рассуждения к сердцу.
Неотразимый мужчина с круглогодичным загаром и при ежедневных деньгах, Гарри Пук своим обликом, характером, силой духа и образом жизни лишний раз подтверждал, что человеку дано многое. Надо только это всё взять. Вечная раздвоенность Пука между кафедрой и сафари, вопреки ожиданиям, не вносила в его душу и поступки разлада. Как два полушария головного мозга в слиянии дают гармонию, так и две профессии Пука делали из него цельную, незаурядную личность.
Ко всему прочему, Пук был страстный любитель живописи и скульптуры. Трудно было назвать хотя бы один крупный музей, в котором он не побывал. В живописи ему нравилась более других фламандская, а в скульптуре – каменные и бронзовые статуи на сюжеты буддийской мифологии в средневековых храмах Индии и Таиланда.
Мы упоминали уже, что Гарри был холост. Мистер Пук был не просто противник патриархального брака, он был еще и женоненавистник, что, как известно, затрудняет женитьбу. Во всяком случае, не много женщин могли похвастать своими победами над прославленным охотником. Не то чтобы он был больной или сумасшедший или испытывал к дамам биологическую неприязнь, – нет, он с трудом переносил их, как одна сильная личность – другую. Известно же: мужчины в основном тряпки, а женщины ими моют пол и, даже оказавшись снизу, одерживают над мужчинами верх.
Разумеется, при том образе жизни, к которому мистер Пук привык за тридцать лет странствий, трудно было представить особу, которая сможет его остепенить. Сам же он, как вполне состоятельный мужчина, не искал приданого или титулов. Поговаривали, что у него был где-то «в третьем мире» сын Мбасу, но это прямого отношения к нашей истории не имеет.
Голливуд дважды приглашал Гарри Пука на роль Джеймса Бонда, и он дважды отказывался. «Думаю, это повредит моей репутации», – заявил он журналистам. Спортивное сложение, выразительное загорелое лицо со шрамами на правой щеке, увы, не увидели во всём мире миллионы сумасбродных женщин. А какая сильная, длинная шея была у него! Длинношеее – это мужчина, на шею которого вешается много женщин. Е-е-е! Это о Пуке.
Страница шестая
Первый блин комом
О России Пук слышал много, но это была для него совершенно незнакомая, дикая страна. Не то чтобы он верил россказням о медведях на улицах и Емелях на печах, но что там едят щи и кашу и пьют водку – верил. Огромные же пространства России завораживали Гарри своей умозрительной белизной. Когда Пуку посреди пленарного заседания симпозиума эндокринологов в Бельгии предложили срочно лететь в Россию спасать жителей крупного города от львов-людоедов, он впервые почувствовал странную робость от предстоящей поездки. Инстинкт подсказывал ему, что случится нечто нетривиальное.
В полете Пука, как пленительная мелодия, сопровождал образ полнокровной нимфы Сиринги с картины Якоба Йорданса в брюссельском Королевском музее изящных искусств. За день до этого Гарри несколько часов провел в музее, любуясь фламандской нимфой.
Знакомство с Россией у Пука началось с известных бытовых подробностей. В центральном отеле «Звездный» не оказалось не только горячей воды – не было воды даже в туалете. Поскольку Пука поселили на пятом пятизвездочном этаже, а вода в бачке не поднималась выше третьего, Пуку пришлось пару раз сбегать вниз с ведром, пока его не перевели в трехзвездочный номер на третьем этаже.
Командировку мистер Пук должен был отметить в мединституте, который занимался вместе с институтом электроники и ведомством людей в светлых костюмах экспериментами в зоопарке. Иностранному гостю показали образцовую кафедру профессора Могилевского, руководителя работ по облучению крыс и приматов с целью повышения их интеллекта.
– О! – оценил скромную обстановку кабинета мистер Пук.
Побеседовали с улыбками и чаем. Англичанин с деланным ужасом деликатно дотрагивался тонкими, но сильными пальцами до горячего стакана и восклицал:
– Хот! Хот!
– Нравится, – поясняла длинноногая переводчица. – Нравится, что горячий. Хот!
– Да у них там, какой чай! – буркнул ассистент Глушко. – Так, моча конская. Можешь не переводить. Сам скажу.
Глушко встал и, направив руку на запад, произнес:
– Моча!
Гость радостно повторил:
– Мачо…
Глушко позже влепили выговор, не иначе, за чередующиеся гласные.
Поскольку Гарри Пук прибыл для организации охоты, ему в этом всячески поспешествовали. Тем более что в охоте на львов, как и в нашем хозяйстве, главное заключалось в ее организации.
Начал свою деятельность мистер Пук в день прилета с публичной лекции. Суть выступления сводилась к тому, что в городе львы не страшны. Переводила переводчица с длинными ногами. Глазами девица то и дело натыкалась на глаза молодого человека в светлом костюме, которые тот не сводил с ее ног.
И хотя Гарри Пук утверждал, что львы на этих географических широтах на человека не охотятся, беспокойство граждан достигло необыкновенных высот. Тем более что прошлой ночью ревели кусты вдоль реки, а утром на пляже нашли следы огромных лап.
Охотиться Гарри Пук решил с эрдельтерьером.
– Лев, как типичный представитель семейства кошачьих, и собака, как типичный представитель семейства псовых, – антагонисты, – заявил мистер Пук. – Монтекки и Капулетти! К тому же лев – царь зверей, и собака, с его точки зрения, плебей. Или плейбой? – Он подмигнул переводчице. – Семейственные предрассудки и классовая рознь и составляют изюминку охоты.
Это было первое соображение британского охотника. Второе касалось самого метода охоты и выбора для охоты именно эрделя.
– Как охотятся с соколами? – спросил Гарри Пук.
Все молчали.
– Сокол взмывает с окованной кожей руки вверх. Высматривает жертву. Камнем падает на зверя и долбит его клювом в голову. Взмывает, падает, долбит. Взмывает, падает, долбит, – Пук то поднимал, то опускал руку. Посмотрел на нее, подумал. – В вертикальной плоскости… И так взмывает, падает, долбит до тех пор, пока зверь не свалился замертво. Эрдели делают то же самое. Только на земле. В плоскости горизонта. – И показал эту плоскость.
Переводчица повторила эти движения, как для глухонемых.
