Митя в два прыжка обогнал Элину компанию, толкнул Костика, нарочно посмотрел на Элю с ядовитой усмешкой, ничего не сказал и свободный, самостоятельный, высоко подняв голову, широко раскидывая ноги, как отец, спустился первым на этаж. Вот так! Пусть знает, что ему – все равно! Она именно такая, как говорил отец. «Пусть другие носят за ней мантию!» Ведь это батины слова, а он не поверил! Батя все правильно говорит, и никуда он с ней не поедет! Или… Или поедет, но покажет ей там, за границей, что она ему совсем не нужна! Ему вообще никто не нужен! Его ждут звездная слава и лучшие концертные площадки Европы.
Обессиленный от противоречивых мыслей и эмоций, Митя пробежал по второму этажу, взбежал по другой лестнице и, взмыленный, ворвался в кабинет Марины.
– Ты что, зайчик? От кого бежал? – Марина сразу подошла к двери, плотно ее прикрыла. – Садись, радость моя. Вот тебе конфеты с коньячком, кофе будешь? Или чай? У меня разный чай есть… Дети все несут, несут…
– Лучше воды! Холодной! – проговорил, задыхаясь, Митя.
Что-то сейчас произошло не то, а что, он еще не понял. Кому рассказать? Некому. Может быть, Деряеву, он – лучший друг, с некоторых пор Мите стало так казаться. То, что он обнимает Тосю, – это ерунда, это по-братски, по-пацански, они же с Сеней иногда ходят в обнимку, как братья… Сене тоже можно рассказать, но он в женщинах ничего не понимает. Может, Марине рассказать? Конечно, она в него влюблена… Но она взрослая, замужем, все поймет…
– Что, шалун, набегался? – Марина поставила ему чашку и ненароком задела его грудью.
Он уже к этому привык. Это поначалу он замирал, краснел, а сейчас уже сам ждет этой теплой волны, которая разливается по всему телу, когда Марина, словно сама не замечая, окутывает его своей мягкой, белой, огромной, открытой до самой ложбинки грудью. Обычно видно родинки между двух больших грудей, плотно лежащих рядом, а сейчас было видно и ниже, Маринина блузка совсем опустилась. Митя бы раньше отстранился от неловкости, а сейчас, наоборот, взгляда не отвел и даже чуть сам прижался к ней плечом. Коленки при этом подрагивали, но… это от быстрого бега, наверно. Он – не растеряется. Он – самец.
– О… – негромко засмеялась Марина. – Мальчик мой… Тебе сколько сахару? Попробуй все-таки мой чай…
Митя посмотрел на кусочки сахара в круглой желтой сахарнице. Коричневые, белые кусочки, квадратные, неровные, прозрачные, шероховатые… Нет, нельзя. У него договор с отцом.
– Я – без сахара, – твердо сказал он.
– Что это вдруг?
Митя улыбнулся.
– Не хочу.
– Зубки у тебя у самого как сахарные, белые-белые… – проворковала Марина. – Так и хочется их попробовать… Ну-ка, покажи, этот зуб у тебя как-то вырос. – Она бросила быстрый взгляд на дверь, легко провела пальцем по Митиным губам, коснулась зуба, чуть неровно выпирающего из ряда верхних зубов. – Клычок… А губы какие у тебя… Нецелованные, да, Мить? И не целуйся! Девочки все очень плохие, им все равно с кем целоваться.
– Да? – искренне удивился Митя.
– Конечно, – пожала плечами Марина, садясь напротив него и медленно разворачивая конфету в красной блестящей фольге. – Ты не знал? – Она положила в рот большую шоколадную конфету и стала с удовольствием ее жевать. Губы ее испачкались шоколадом и помадной начинкой, Марина причмокивала и то и дело облизывала губы.
– Нет…
– Конечно, малолеткам все равно. Им же важен процесс, а не человек. Их кто поцелует, с тем они и будут целоваться. И остальное всё – тоже. Ну это, наверно, тебе не интересно, ты мальчик серьезный… – Марина лукаво взглянула на него.
– Интересно, Марина Тимофеевна. Это же жизнь. А мне интересно, как… вообще… в жизни… – Митя почувствовал, что запутался и, наверно, у него не получится сказать, что он хотел.
Но Марина поняла его. Вот что значит – взрослая женщина. И очень хорошая, добрая! Видно же, что она добрая. И умная. И точно не захочет с ним за ручку парой ходить. Ведь у нее есть муж.
– А интересно, Митенька, так приходи ко мне…
– Когда? – спросил Митя, чувствуя, что краснеет.
– А сегодня и приходи.
– Завтра – концерт, вы хотели с нами пойти… – совершенно нелогично ответил Митя, не понимая, соглашаться ему или отказываться.
– Знаешь, я, наверно, не пойду. У меня на завтра оказалась куча дел. А сегодня я совершенно свободна. Приходи, чаю попьем, конфет у меня дома полно… Ну и вообще… – Марина потянулась, подняв вверх руки, и под тонкой трикотажной красной кофточкой так ясно, так выпукло обозначилась ее нереально белая и огромная грудь. Такая тяжелая, такая манящая…
Митя сглотнул слюну, прокашлялся. Марина погладила его по спине.
– Ты устал. Очень устал.
– А… А что вы хотели моей маме передать?
– Маме? Ах, маме… Сейчас, да… Она же у тебя председатель родительского комитета? Тут на лето путевки в летний лагерь предлагают…
– Нет, не председатель… – растерялся Митя. – Кажется, нет… Она – нет…
– А ты хочешь поехать в лагерь?
– Я? Не знаю. Нет, наверно. А сколько стоит? У нас денег совсем сейчас нет. Ситуация такая.
– Да? – Марина остро взглянула на Митю. – У тебя… все здоровы в семье?
– Да, спасибо.
– А отец?
– И отец здоров.
– Хорошо. Как знаешь… Значит, я просто ошиблась, спутала. Ладно, если сможешь, зайди ко мне вечерком, я во-он в том доме живу… – Марина сама подошла к окну и позвала Митю. – Подойди, я тебе покажу.
Митя нерешительно подошел к ней. Как-то все не так. Здорово, но непонятно. Чего она хочет?
– Смотри… – Марина взяла его руку и его же рукой стала показывать ему. – Вот тот дом, зеленый, высокий, новый, видишь? А за ним двенадцатиэтажный. Там я и живу, очень легко запомнить, третий подъезд, третий этаж, сто одиннадцатая квартира. Три-три – один-один-один. Запомнил? Придешь?
Марина смотрела на него сильно накрашенными глазами. Острые черные стрелки делали ее похожей на египетскую принцессу. Вместе с ярко-рыжими волосами, взбитыми в пену, это казалось немного угрожающе. Красные ногти с черными подтеками, усики над верхней губой, морщинки, такие внятные морщинки в уголках рта, на висках… Странно, издали ничего этого не видно… Так сильно, так сладко, так душно пахнут ее духи… Митя отстранился, отступил назад.
– Придешь?
– Не знаю… Да, наверно… Не знаю… Постараюсь…
– Постарайся… – Марина провела рукой по его волосам. – Шелковые… Просто шелковые… Какие же у тебя волосы…
Митя отступил еще на шаг.
– Я… я пойду, хорошо, Марина Тимофеевна? Мне переписывать физику надо…
– Иди, – засмеялась Марина и уперлась кулаками в бока, стала похожа на себя обычную, так она стоит посреди класса во время урока. – Не придешь, значит.
– Я… не знаю…
– А я знаю, Бубенчик. Не придешь. Ну и ладно. А зря. В общем, если надумаешь, я тебя после семи жду. В любое время приходи. Не пожалеешь. Три-три-один-один-один. Запомнил?
Митя кивнул и побыстрее вышел из кабинета. Уф… Как же тяжело с женщинами… Вроде и тянет к ним, такое приятное, ни с чем не сравнимое волнение в теле, но как же с ними тяжело… Они все сразу хотят как-то на него влиять, хотят, чтобы он был только с ними, ревнуют… Марина вон вообще все про него поняла… Это и приятно, и не очень. Он ведь – сильный, он – загадочный, он – самец! Митя приосанился, глядя на свое отражение в стекле двери на лестнице.
Вот интересно, то, что Марина уговаривала его прийти в гости, означает ли, что прямо сегодня он бы смог… У него бы получилось, как у других ребят… И он перешел бы в мир взрослых… И тогда уже полушутливое и многообещающее «самец» точно бы имело к нему отношение… А как бы все это было? Как… Марина знает как… И с ней было бы не стыдно оказаться неумехой… А, может, само бы все получилось, ребята рассказывают… А вот Марина потом поползла бы за ним? Ведь только тогда он настоящий мужик… Или нет, или он что-то не так понял в словах отца…
От волнительных и путаных мыслей Митя врезался в Елизавету, которая когда-то привела его на репетицию к Эле. Если бы не Елизавета, Митя бы с ней и не познакомился, и ничего бы не было.
– Бубенцов, что с тобой? Ты здоров? Вид такой… Ошеломленный…
– Да, да… – выдавил из себя Митя. – Елизавета Тимофеевна…
– Я вообще-то Константиновна, Митя.
– Ой, простите! Простите! – испугался Митя.
– Мить, да что с тобой? – Елизавета провела рукой по его лбу. – Горячий какой-то. Все, переучился. Отдыхать пора. Вы с Элькой, я слышала, едете на фестиваль в Латвию? – Учительница подмигнула ему.
– Мы? Я? Откуда вы знаете?
– А что такого? Что ты так переполошился? Мама твоя приходила, подписывала анкету для визы.
– А, мама… Да, еду, наверно, не знаю…
– Ох, Митька, смотри!.. – Елизавета шутливо погрозила ему пальцем. – Не родись красивым… Повезло тебе, кажется…
Митя извиняюще улыбнулся и побыстрее сбежал по лестнице вниз. Его там ждут друзья! Как же тяжело, как все непонятно. Тяжелее всего с женщинами. Это они все запутывают, усложняют, все время обижаются, друг к другу ревнуют… С ребятами гораздо проще. Если тебя друг называет «дебил», это не значит, что он тебя считает на самом деле дебилом. Просто… Просто у мужчин все иначе, правильнее, без лишних усложнений, загадочных взглядов, намеков…
