Глянула на своё отражение в зеркало. Понаблюдала за ним. Сделала строгое выражение лица, погримасничала, придавая ему солидности. Потом взяла со стола маленькое зеркальце и медленно заводила им перед собой, вправо, вниз, верх. Села за стол. Увидев какой-то предмет, направилась к нему, но пока шла, забыла, зачем он ей нужен. Её внимание привлекла другая вещица – пёстрый чехол, чем-то набитый. Ей было интересно, что там. Она взяла его в руки, но тут на глаза ей попался бидон с водой. Она решила полить цветы. Полив два цветка, задумалась о чём-то. Затем села за стол и громко крикнула, растягивая имя:
– Галь, Галь.
Недовольно покривилась.
– Не слышишь? – и вполголоса добавила: – Сучка крашеная.
Галя, женщина сорока лет, открыла дверь и с готовностью подчинённого спросила:
– Да, Вероника Семёновна?
– Сгоняй по-быхому за сигаретами. Две штуки у меня в пачке осталось. На нервах вся. Курю много.
Та не поняла:
– Куда-куда? За сигаретами?
Вероника засмеялась:
– Не куда, а быстро, – и, поняв, что той незнакомо употреблённое ею слово, пояснила: – До магазина. Невежда ты невежда.
Галя подобострастно, словно провинилась, попросила:
– Вероника Семёновна, денежку дайте.
Как молодая директриса, вступившая на предоставленную ей матерью вотчину, она вовсю пользовалась своим положением.
– С денежкой и дурак сможет, ты без денег попробуй, – и серьёзным тоном, не терпящим возражений: – На свои купи. У меня пока нет. Вчера поистратилась.
Она повысила голос, словно собираясь нападать:
– А что, у тебя денег нет? Или ты мало получаешь?
Галина, теряясь, поспешила заверить?
– Есть, есть, Вероника Семёновна. Только они вечером нужны мне будут.
– Наработаем до вечера. Непременно отдам. Мне что, твои деньги нужны?
В голосе Вероники прозвучали провокационные нотки.
Вероника снова сделала строгое выражение лица. Через мгновение, сохраняя его, искоса посмотрела в зеркало: оценить – получилось ли.
– Не отвлекай меня. Купи самые дорогие, которые тонкие. Иди, что стоишь? Мешаешь, не видишь, что ли?
Галя ушла исполнять, не понимая, почему не отказала этой самодовольной девке.
«Вот жизнь. Молчание – золото. По-другому нельзя».
В холл вошла клиентка и остановилась в ожидании. К ней никто не подходил. Она недовольна затопталась сначала на месте, потом увеличила амплитуду своих шагов. Расхаживая, заглянула в зал. Мимо неё пронеслась девушка с бейджиком администратора, которая должна была её встретить. В одной руке чашка чая, в другой – приборы для маникюра. Она важно, одними глазами поздоровалась.
Клиентка от подобного отношения вышла из себя. Тут же обратилась с вопросом к парикмахерам:
– Кто администратор у вас? Она? – клиентка показала рукой на прошедшую мимо неё девушку.
Деликатность вернулась к ней, говорила она спокойно:
– Встретила мастера, она сказала, что через десять минут постарается вернуться. И здесь никто не встретил, – она засмеялась, переводя в шутку свои требования. – Недобрый знак.
Кто-то в ответ, не глядя ей в лицо, направил посетительницу:
– В кабинете сама хозяйка.
Остальные молчали.
Клиентка приоткрыла дверь в кабинет и увидела Веронику, сидящую за столом. Та пила чай. Проскочившая мимо девушка сидела сбоку от стола, держал руку Вероники перед собой и внимательно рассматривала ногти, собираясь их обрабатывать.
Посетительница сдержала недоумение. Она не знала никого из них и понимала безразличие с их стороны.
– А кто администратор? Здесь Мария должна быть, – она не скрывала своего раздражения по отношению к ним как к людям, находящимся не на своём месте.
Вероника отреагировала быстро:
– А ты кто?
Клиентка опешила от такой беспардонности. Заикаясь от неожиданности отношения к ней, словно к уличной девки, воскликнула:
– Вы как со мной разговариваете? Вы вообще кто?
Вероника с высоты своего положения решила не канителиться и расставить сразу всё по своим местам.
– Я хозяйка! А ты?
На подобный ответ той осталось только развернуться и уйти. Про себя она со злостью отметила: «Маленькая паршивка. Как дети не похожи на родителей!»
Не успела посетительница выйти, как Вероника пожаловалась девушке:
– Чума жирная, настроение испортила.
Девушка, поддакивая, молча закивала.
Вернувшись, Галя сразу сообщила коллегам:
– Навстречу попалась клиентка. Состоятельная. Никогда не обижает. Сверху всегда накидывает. Прямо не в себе. Обычно обходительная – нынче разговаривать не захотела.
Затем показала сигареты в руках:
– Пойду снесу.
Все с пониманием посмотрели на неё.
Галя положила пачку сигарет на стол перед Вероникой.
– Вероника Семёновна, самые дамские. Я не курю, но сказали – лучшие.
Вероника бросила быстрый взгляд на Галю, даже не на сигареты.
– А что, с ментолом не было? Так и знала. Купила не знай чего. Сколько стоят?
Галя только хотела сказать, но Вероника снова перебила:
– Неважно. К тебя клиентка приходила. Ты мне не сказала, что у тебя запись. Потеряли прибыль. С тебя штраф. Пятьдесят процентов от стоимости работы. Проваливай.
Галя молча уставилась не неё, словно теряя рассудок.
– Вероника Семёновна, за что? Я как лучше хотела.
Вероника гнула своё, не останавливаясь.
– Не нравится работать, тебя никто не держит. Разговор окончен.
Галя собралась с силами и вышла.
Вероника, не обращая внимания на происходящее, с лёгкостью трясогузки переключилась на новое занятие: схватила телефон, решив позвонить в ресторан и заказать обед.
Заказ привезли часом позже. Вероника, притворившись уставшей, в присутствии молодого человека прокричала кассиру:
– Рассчитайтесь за обед.
Произошла заминка. Посыльный взяв деньги, ушёл. К Веронике зашла бухгалтер.
– Вероника Семёновна, непонятно, на каком основании вы себя так ведёте. С кассы произвольно снимаете деньги. Нам на этот счёт распоряжений никаких не было. Мы не готовы так работать. С Галиной ведёте себя, как с девочкой. Я вынуждена буду доложить Марии Борисовне, – она выдержала паузу от волнения, ожидая увидеть произведённое впечатление и делая ударение на последней фразе, – вашей маме.
Вероника взяла со стола телефон увидев, что заходит Галя.
– Вероника, тебе это просто так не пройдёт.
Вероника выжидательно держала около уха телефон, молчала и смотрела на них, дожидаясь, когда там, на другом конце, возьмут трубку.
– Выйдите, – она сорвалась на истеричный крик, – вышли вон, я сказала. Вы уволены. Вы. У-во-ле-ны, – отчётливо выговаривая по слогам, отрезала она.
Те закрыли за собой дверь.
– Мам, я уволила бухгалтера и Галю. Скотины неблагодарные, добра не помнят. Что-что! Грубят, не слушают меня. Хотела проверить, сколько денег в кассе. Бухгалтеру говорю – запиши на мой счёт. Пообедать решила. Что, с голоду умирать? – она играла голосом, как профессиональный музыкант на инструменте. – Не надо звонить. Я хочу их уволить.
Мама в трубке подавленно вздохнула.
– Делай как знаешь, не до тебя.
Вероника победоносно выкатилась из двери, посмотрела на бухгалтера и Галю. Рядом стояли ещё мастера.
– Вы ещё здесь? Собирайтесь и уматывайте отсюда. Я сказала: вы уволены!
Затем оглядела окружающих, оценила их настроение и добавила, обращаясь к остальным:
– Кому не нравится – вслед за ними, – указала пальцем на выход.
И, развернувшись, вернулась в кабинет.
Как мелкий дождь стучит по железной крыше, так настойчиво овладевали Семёном сомнения. Надлом произошёл, но он не хотел признавать его, считаться с ним. Он по-прежнему считал, что сильнее обстоятельств. Укрепляя в себе решимость, он считал важной постоянную внутреннюю борьбу с трусостью. Не считая себя таковым, он откладывал звонок в Питер.
«Не паникёр же я, в конце концов. Позвоню».
При очередном осмотре чрезмерно опухшей ноги он посчитал, что врач не удивиться его звонку, и тогда его звонок будет оправдан.
– Нога опухла, – не размусоливая долго, сказал Семён после приветствия, представившись.
Врач уже давно привык к тому, что больные пыжились в ложной самоуверенности. Он считал себя специалистом в этом деле.
– Как сильно?
Семён придумывал, с чем сравнить, чтобы врач не удивлялся.
– Вздулась, как шарик надувной, как будто водой наполнена. Похоже на то, когда чирей нарывает. Встать на неё не могу. Пошевелить сил нет.
Не раздумывая, врач выпалил:
– Немедленно снимок флюорографии, срочно! Телефаксом! Я на связи, запиши мой сотовый. Хоть ночью.
До сознания Семёна дошло моментально: «Никаких задержек! Это опасно!»
– Сейчас всё сделаю. Хорошо, ладно, да, да.
Он собрался наскоро. Процесс забурлил, зашипел, как два несовместимых реактива, смешанных нечаянно. Семён не знал, чего ждать в заключительной стадии этого процесса. Но радость охватила его, непонятная радость.
