– Не надо, – торопливо сказала Саша. – Я ее боюсь.
Владимир не обиделся. Ему сегодня все нравилось.
– Может быть, посидишь с нами? – спросил Владимир у Вики.
– Не надо! – одернула Саша.
Владимир чуть приподнял брови.
– Я пойду, – сказала Вика.
Повернулась и пошла. Вот тебе и день рождения.
– Чем она тебе помешала? – спросил Владимир у Саши.
– А зачем нам посторонняя? – ответила Саша.
Это последнее, что слышала Вика. «Посторонние»… Ну правильно. Так оно и есть. А чего бы она хотела?..
Вика достала свою спортивную сумку, с которой пришла. Стала собираться.
Лиза складывала кубики и была поглощена этим занятием. Она была вне поля, и все, что на поле, ее не касалось.
Подруги Вера и Варя продолжали стоять перед глазами с мокрыми головами. Она заплатила ими… за что? За свою глупость, переходящую в грех. «Не возведи себе кумира, ни подобия его». А она возвела кумира в виде Владимира Петрова. Тоже мне кумир… Подкаблучник. А впрочем, это не ее дело. Она здесь посторонняя.
Вика шла по улице, тащила свою тяжелую сумку.
Она не получила деньги за последний месяц. Но ведь она сбежала. Нарушила контракт. Подвела людей. Так что ей ничего не надо. Ушла и с концами.
Лизу жаль. Но ведь Лизе все равно. А вдруг не все равно? Вдруг Лиза будет плакать? Ей только стресса не хватает.
Вика остановилась. И в это время возле нее притормозила милицейская машина с мигалками. Вика на секунду испугалась, что это Владимир послал за ней погоню. Но высунулся капитан Рогожкин.
– Узнала? – спросил он.
– Узнала, – хмуро ответила Вика.
– Садись, подвезу… Чего надрываешься?
Вика влезла в машину. Уселась на заднее сиденье.
Капитан тронулся молча.
У капитана была красивая спина. Затылок хорошо переходил в шею, а шея – в плечи. Он был весь такой ладный, простой и гармоничный, как лист подорожника.
Вика заплакала по непонятным причинам. Ей было жаль Лизу, Вовину маму, себя, свою любовь – все то, что Варя называла «иллюзия».
Впереди открывалась просто жизнь – с трудностями и без украшений.
Капитан заглянул в зеркало и увидел Викину склоненную голову.
– Опять? – спросил он. – Ну что мне с тобой делать, Поросенкова?..
Через месяц Вика переехала к капитану.
Капитана звали Володя, и это оказалось очень удобно. Вика закрывала глаза и нежно пропевала: «Володя…» И капитан не видел подмены. Вика любила нового Володю, как говорят, по-своему. Не всей душой, а частью души и частью тела. Эта любовь похожа на букет цветов: радует, украшает, но когда-то завянет. А любовь к Владимиру Петрову – с корнями. Как куст. И если зимой уснет, то весной опять воспрянет.
Известный драматург сказал по телевизору: настоящая любовь никогда не кончается браком. Значит, у Вики – как у всех. Любишь одного, живешь с другим. И хорошо хоть так. Может вообще никого не быть, как у Веры.
Капитан обожал свою Поросенкову. Она полностью совпадала с его идеалом красоты. Худые и черные, как Саша Коновалова, ему не нравились. Они казались ему неженственными, как будто переделанными из мужиков. Капитан слышал краем уха, что все модельеры – голубые. Поэтому фотомодели похожи на юношей: с плоской грудью, узким тазом, худыми ногами. То ли дело Поросенкова с пышным золотистым телом. Всего навалом. И пахнет свежим хлебом. Нет лучшего запаха.
Вика чувствовала свою власть. Могла об капитана ноги вытирать. Только зачем?
На работу Вика не вернулась. Денег она заработала. На первое время хватит. А там будет видно. Капитан оказался предприимчивым. За ним не пропадешь…
Жили в Люберцах. Район хуже, чем у Петрова. И жилплощадь меньше. У Петровых один холл, как вся однокомнатная квартира капитана. И красной дорожки нет. Но ведь дорожку можно положить при большом желании. Купить и протянуть.
Жизнь как-то складывалась. Единственное, что сидело гвоздем в сердце, – Лиза. Как она? Что с ней? Никому до нее нет дела, кроме истеричной бабки. А что она может, бабка? Только хвататься за голову и кудахтать, как дурная курица.
В одно прекрасное утро Вика шила штору возле окна – и вдруг отложила шитье в сторону. Встала. И поехала к Лизе. Она торопилась, как будто боялась опоздать.
Дверь отворила Володина мама.
– А! – вскрикнула мама, будто в нее воткнули вилку. – Боже мой!
Лиза вышла в холл и вдруг кинулась к Вике, прижалась всем телом и даже лицом и коленками.
Вика боялась шелохнуться. Она знала, что ауты ни с кем не хотят общаться, избегают контакта. И этот Лизин рывок – это рывок из болезни.
Мать зарыдала в голос, обхватив голову руками, как будто удерживала эту голову на месте.
– Ты останешься с Лизой? – спросила Лиза и подняла голову.
– Нет. Я уйду, – честно сказала Вика.
– А я?
– Идем со мной. Хочешь?
– Хочу, – сказала Лиза.
Из недр квартиры появился Владимир в пижаме.
– Папа, можно я уйду жить к Вике? – попросила Лиза.
Мать и Владимир переглянулись.
– Куда она пойдет? Что за глупости? – пробормотал Владимир. – Оставайтесь вы здесь. Почему вы сбежали? Мы вам мало платили? – Он в упор смотрел на Вику.
– Дело не в деньгах.
– Мы с вами плохо обращались? Вы обиделись?
– Просто у меня своя жизнь. Я выхожу замуж. У меня жених…
– Какой еще жених? – отказалась верить старуха.
– Обыкновенный. Чуваш. – Вика не хотела называть его должность. Милиция – это не престижно. А чуваши сидят и в Думе.
– Чуваш – это татарин? – спросила старуха.
– Православный татарин, – уточнил Владимир. – Когда стали силой насаждать христианство, чуваши покорились, а татары нет.
– Вот видишь! – заорала мать. – Чуваш сразу понял, какой он нашел клад! А ты куда смотрел? На своих метелок? Они умеют только выкачивать из тебя деньги. Им нужно только удовольствие, а твой больной ребенок им не нужен. А ведь она тебя любила! Она нюхала твои подушки. Я видела. Ты ей платил, но она работала бы и без денег, потому что она любила тебя и любила Лизу.
– Мама! Неудобно при человеке говорить «она». Это невоспитанно.
– В твоей жизни было ВСЕ. Но не было ДОБРА. А это самое главное! Это и есть любовь!
Старуха зарыдала, но иначе, чем всегда. Глубже и безнадежнее.
– Не надо плакать, – попросила Вика.
– Что с ними будет, когда я умру? Ему уже сорок. У него язва. И Лиза…
– Мама, перестань! – расстроился Владимир. – Ну хочешь, я женюсь на Вике.
– Хочу! – вскрикнула старуха.
– Пожалуйста… Я все равно ни на ком не собираюсь жениться. Пусть паспорт окажется занят. Будут меньше приставать.
– Вот видите! Он делает вам предложение! – вскрикнула бабка.
– Это не считается, – не зачла Вика.
– Почему не считается? – удивился Владимир. – Я делаю вам предложение.
– Но вы в пижаме…
– Сейчас же надень костюм! – взволнованно приказала мать.
Владимир удалился.
– А почему мы стоим в прихожей? – спохватилась Володина мама.
Вика привычно сняла шубу, сапоги и вдруг увидела, что она босиком. Так торопилась, что надела сапоги на босу ногу. Как будто спасалась от пожара. Но ничего… В доме были нежные шелковые китайские ковры. Вика любила ходить босиком. Она прошла в комнату и остановилась у окна. Ей хотелось стоять.
Лиза убралась к себе. Устала от эмоций.
– Только не тяните с ребенком, – торопливо посоветовала Володина мама. – Ты молодая, крепкая. У вас будут здоровые дети. Лиза не будет одна. Так тяжело не иметь брата или сестру. Вот у меня – никого.
– А сын? – напомнила Вика.
– Дети – это другое поколение. Мы, старики, им не интересны.
Появился Владимир, весь в черно-белом, как пингвин.
Виктория стояла в солнечном луче – босая, с высокой грудью и тонкой талией, рыжая и золотая, с промытыми голубыми глазами… Владимир вдруг УВИДЕЛ ее. Знал давно, а УВИДЕЛ впервые. Казалось, сейчас она поднимется на цыпочки, оторвется от пола и взлетит, обвеваемая легкими одеждами, как роспись под куполом Сикстинской капеллы. Эта девушка – оттуда, из времен Рафаэля и Рембрандта, случайно залетела в двадцать первый век и застряла на птицефабрике.
– В самом деле, выходи за меня, – серьезно предложил Владимир и кашлянул.
Он волновался. Боялся, что она скажет: «нет», и вернется к своему чувашу. Эта девушка не знает себе цены, и в этом незнании – основное зерно ее сущности: драгоценный бриллиант, который считает себя стекляшкой.
– Обними ее, – поруководила мать.
Владимир сделал шаг и остановился. Оробел.
Вика сама шагнула и сама обняла. От его лица пахло розами и дождем. Так пахнут любимые – лучшими ароматами земли.
Вика закрыла глаза. Прислушалась к себе. Она верила и не верила.
Не верила потому, что ТАК не бывает. А верила потому, что бывает именно ТАК: настоящая любовь может окончиться браком и продолжаться всю жизнь.
I
Костя – бывший инженер, а ныне неизвестно кто – родился в декабре под созвездием Стрельца. Люди под этим знаком любят срывать цветы удовольствия и не превращать жизнь в вечную борьбу, как Николай Островский. Стрелец – это не скорпион, который сам себя жалит.
