– В самом деле, спасибо…. Давайте-ка, я провожу вас до администрации, мне всё равно нужно в ту сторону.
Получив ответ на сложный вопрос, Глеб замолчал и шёл, размышляя.
Оказавшаяся такой полезной директорша, наоборот, почувствовала прилив оптимизма и отступление грозовых туч, и принялась болтать о постороннем.
– …Вы же знаете, что многое зависит от воспитания! Да, да, именно от того, насколько ответственно люди относятся к вопросам воспитания не только детей, но и домашних животных, своих подопечных! Вот, к примеру, одни мои знакомые, образованнейшие люди, хорошая семья, совершенно случайно взяли в дом кошечку, совсем ещё котёнка. А у них в квартире та-акой роскошный ремонт! Такая обстановка! Ковры у них ещё от родителей остались, иранские, старинные! Хозяйка – чистюля! Именно она и начала учить свою кошечку ходить в туалет, на унитаз…
– Мерзость!
Глеб нахмурился, не совсем внимательно слушая и понимая добрую женщину.
– Вот, вот! Многие из окружающих нас людей именно так к вопросам воспитания и относятся! А напрасно! Конечно, на первый взгляд, глупое занятие, но очень скоро все, кто приходил к моим знакомым в гости, умилялись, когда им демонстрировали, как умненькая кошечка просилась по нужде, настойчиво царапая при этом дверь! Хозяйка впускала её в туалет, и прелестнейшее чёрненькое существо ловко устраивалась там, на краю белого унитаза! Но ведь и это ещё не всё…!
– Она смывала за собой?!
– И не смейтесь! Речь идёт о преемственности воспитания! О генетическом уровне восприятия серьёзных воспитательных усилий!
В волнении обернувшись, директорша своей фигурой настойчиво остановила на тропинке капитана Глеба.
– …Как же удивлялись все те, кому через некоторое время доводилось бывать в гостях в этой же самой семье! Их кошечка принесла четырёх котят. И нужно было видеть….
Добрая женщина в восторге даже ухватила Глеба за рубашку.
– Эти фотографии разошлись по интернету в огромном количестве! Я сама видела, как эти крохи, все четверо, одновременно сидели на краю унитаза, а кошечка-мама спокойно лизала себе лапки по соседству!
– Ого!
– Вот видите! И даже вы удивились такому факту, а что уж говорить о простых людях…. Этих котят расхватали мгновенно – репутация! Впрочем, сама я называю это простым системным воспитанием…
– Позвольте.
Благородным кивком склонённой головы капитан Глеб Никитин остановил растерявшуюся от такого неожиданного движения женщину.
– Вашу руку.
И, бережно взяв директорскую ладонь в свои ладони, Глеб совершенно искренне поцеловал её.
– Ну, что вы?! Зачем это?
– Шикарный рассказ. Я благодарен вам и за факт, и за экспрессию исполнения! Спасибо! И за раскрытие секрета несвоевременных ягод сакуры и тиса – тоже. Это очень важно, поверьте.
– Ну, что вы…
Около домика администрации они остановились.
Капитан Глеб протянул руку.
– Возьмите, пожалуйста, и эти ягодки, положите туда же, в салфетку. Заодно посмотрите, насколько они совпадают с теми, вчерашними. Но это так, для перестраховки. И просьба – по возможности, никому и ничего не говорите по этой теме. Даже преданной Валерии Антоновне…. Так будет лучше и для вас, и для всех. Пока такая вот к вам просьба. Договорились?
– Хорошо, хорошо, понимаю…
– Ну, всё. У меня ещё дела. До свиданья!
Пожилая женщина смущённо кусала губы, мяла в кармане халата розовый носовой платочек, то вынимая его, то вновь суетливо пряча.
– Что-то не так?
– Всё так, всё правильно, это я с личной просьбой к вам…
Сделав умоляющим взгляд, директорша взяла Глеба под руку.
– Вы такой решительный, такой находчивый, вы обладаете такой убедительной аргументацией и логикой…. Постоянно хочется вам верить! Правда, правда, не смейтесь! Я с личной просьбой к вам хочу обратиться не для себя.
Глеб заставил себя быть серьёзным.
– …Не могли бы вы посетить нашу Марию Владимировну?! Она сейчас очень страдает. Родственников у неё не осталось, они одни с дочкой жили…. Знаю, ей сейчас очень плохо. Никого из наших, университетских, Мария Владимировна не принимает, видеть не хочет, а вот вы вполне могли бы ей ситуацию точно объяснить, подбодрить, а?! У вас же получится! Вы сможете! Не отказывайтесь, прошу вас!
– Но я же совсем посторонний человек для неё! Как объясню причину своего появления?
– Я позвоню! Позвоню ей, объясню, что так надо! Рекомендую вас, что, мол, вы можете оказать содействие! От имени всех нас…. И не волнуйтесь, я всё устрою! А вы, нисколько не сомневаюсь, сможете правильно поговорить с Марией. Вы же так уверенно распоряжались здесь, в саду, в самые-то трудные минуты…. Ну как, договорились?
– Договорились.
И капитан Глеб Никитин, по-прежнему взволнованный, но теперь уже и восхищённый, во второй раз поцеловал толстенькой директорше руку.
– До свиданья.
Приходилось торопиться.
На такси – и через центр, в район старых, огромных, «горкомовских», как их всегда называли, четырёхэтажек.
В подъезде – внимательная консьержка в отдельной, отгороженной от лестницы комнате. Высоченные общественные потолки, мрачные мраморные лестницы, гулкая высота межэтажий. Прохладно.
– К Марии Владимировне? Да, да, поднимайтесь, они предупреждали. На второй этаж, пожалуйста, восьмая квартира.
По всему было видно, что настоящее горе долгое время обходило эту квартиру стороной.
До последних дней…
Древний дубовый паркет, тяжёлые и тёмные деревянные панели вдоль просторных стен, настоящие бронзовые светильники в прихожей. Высокая входная дверь, впустив, не просто за ним захлопнулась, а солидно, со значением, сохраняя тишину и точность многочисленных замков, на выдохе встала на место.
Не было слышно ни звука, в комнатах не горел ни один торшер из тех, которые были видны от дверей Глебу.
На стене – зеркало в литой узорной раме, накрытое чёрной прозрачной тканью.
И женщина, та, что открывала дверь, тоже, как и зеркало, вся в чёрном.
– Зачем вы пришли?
– Рассказать о том, кто бросал в ваше окно камни почти четверть века тому назад.
– Что?! О чём вы это?
– Мария…, Владимировна, не пугайтесь. Я здесь пробуду ровно до тех пор, пока вы не скажете, что мне пора уходить.
– Какие камни? Вы что?
– Не камни, а так, маленькие камушки. Совсем мелкие, не тяжёлые.
– О чём это вы?! Говорите внятно. Или, наконец, вы толком всё объясните, или, действительно, уходите. Мне не до вас.
– Хорошо. Может, присядем?
По-прежнему хмурясь, Мария Владимировна указала Глебу рукой на ближнее кресло. Молча, не глядя на него, села напротив.
– Двадцать четыре года прошло с тех пор, как ваш отец очень сердился на то, что кто-то по вечерам бросает камешки в окна вашей квартиры. Помните?
– Допустим. Ну и что?
– Однажды он, сильно разгневавшись, даже выбежал на улицу, в темноту, в дождь, с криками, но хулигана так и не поймал.
– Что-то было такое, припоминаю…. Но поясните, ради Бога, что общего у тех событий и сегодняшним вашим визитом?!
– Я.
– Что – «я»?
– Это я тревожил тогда вашего батюшку, это я бросал камни в ваше окно. Больше не буду, честное слово. Извините.
– Постойте, постойте… Вы были курсантом? Вы – Глеб?!
– Он самый.
Что-что, а с женщинами капитан Глеб Никитин разговаривать умел.
Он всегда заранее знал, какие правильные слова употреблять в каждом конкретном случае, какая интонация будет уместна и приведёт к желаемому результату, что же такое можно сказать в начале беседы, а о чём – не стоит даже и упоминать.
Так было и в этот раз.
Он ехал к матери погибшей девочки, уверенный в том, что должен к ней ехать.
Но зачем?! Чем он может ей помочь?
Как сделать так, чтобы ей не стало ещё горше от его визита?
И что же сказать, чтобы не обидеть?
Поначалу – высокая, статная, красивая, в трауре.
Потом – смятая и незначительная, как комочек ненужной чёрной фотографической бумаги, Мария рыдала, скорчившись в кресле, ничуть не стесняясь.
Тогда, после слов Глеба, она охнула и, враз ослабев долго напряжённым телом, заревела.
Не от давних воспоминаний, не от того, что странно и неожиданно совсем рядом с ней оказался случайный внимательный человек, которого она толком-то и не знала, да и не был он важен для неё никогда.
Горе делает некоторых людей внезапно застывшими, но хрупкими.
Ничто привычное не способно их разбудить.
Так бывает с листом закалённого витринного стекла: можно долго бить в него молотом и не разобьёшь, а можно лишь точно, в какое-то определённое случаем место, один раз стукнуть уголком мобильного телефона и – рухнет прозрачная стена, и вырастет у твоих ног груда мелких блестящих осколков!
Человек, который пришёл сегодня к Марии, принялся говорить совсем не о том, о чём с ней пытались разговаривать все остальные люди в эти страшные два дня.
