Атака. Рёв БМП сзади. Обмороженные курсанты на лыжах, превозмогая самих себя в борьбе с глубокой снежной целиной, цепью шли в «бой». Звучали соответствующие команды. Скрипел, искрился сухой от мороза снег. Бил в лицо нещадный сибирский ветер, поднимая белой вьюгой снежную пургу вокруг. Пригорок, ещё один. Наконец, замелькали цели впереди. Огонь! Сухой треск автоматов наполнил пространство вокруг. Тимофеев остановился, встал на одно колено, положил на плечо гранатомет. Отыскал цель в сетке прицела…Разрывающий уши адской болью ухнула «шайтан-труба»[52] взметнув сзади столб из газов и снега. Выстрел светящимся реактивным хвостом полетел в сторону цели. Чирк, и, пробив сетку мишени, он срикошетил огненным факелом вверх. Тимофеев потянул руку за зелёным хвостом следующего выстрела, торчащего рогом из подсумка за спиной…[53]
И вот кончилось всё. Барак. «За бортом» минус 40 по Цельсию. Ночная темнота наполнила барак. Валенки ступали по влажному от подтаявшего снега полу. Огни редких факелов, словно в тумане от испарений и дыма тускло освещали трёхэтажные нары, с валенками, бушлатами, полушубками, под которыми угадывались хозяева этих вещей, изрядно уставшие и намёрзшиеся за день. Копоть от печек-«буржуек» размалёвывала лица, наполняла лёгкие, коптила белую кожу полушубков. Баян со всхлипами рожал «лезгинку». В середине круга, как птицы, кружились два представителя кавказских кровей курсанты-лезгины. Далее, в тёмном углу копотного барака, душу щипали переборы струн, лился негромко чистый молодой голос. Остальные задумчиво слушали.
– Батальон! Строиться!
– Батальон! Строиться на вечернюю проверку!
– Строиться на вечернюю проверку! – крики лиц суточного наряда прервали эту «самодеятельность»…
– За отличную стрельбу из гранатомёта во время батальонных тактических занятий с боевой стрельбой, курсанту Тимофееву объявляется благодарность и внеочередное увольнение![54] – объявил комбат по завершении «вечерней поверки».
– Служу Советскому Союзу! – щёки курсанта горели, то ли от гордости, то ли просто кровь, разогретая в тепле барака, прихлынула к намёрзнувшемся за день участкам кожи…
За стенами слышалась чья-то стрельба. Светлячки пуль пронзали ночной мрак стрельбища…
* * *
Зимы холодной дуновенье
И трепет пламенных сердец.
ещё порыв, ещё мгновенье
и зимней тактике – конец!!!
Чумазые курсанты спали на нарах в темноте барака под треск коптящих воздух «буржуек». Зато тепло! «До ветру» на трескучий мороз выходить не спешили, каждый терпел до предела. Посмеивались на сей счёт, что выходить нужно только вдвоём, дабы второй ломом сразу же отбивал замерзающее…
Вдруг, в глубине дымного барака, возможно от действия этого печного угара, где-то раздался чей-то бред. Это, видимо, курсант Володя Талаев бредил. Он часто бредил. И к этому уже давно привыкли, несущие ночное дежурство дневальные. Над ним не редко подшучивали по этому поводу, но в этот раз было нечто совершенно неординарное. Курсанты роты, один за другим, просыпались, будили друг друга, некоторым пришло в голову даже записывать эту белиберду. Тогда этот бред впечатлил многих связностью сюжета, смысл которого расценивался не иначе, как забавная бессмыслица. Однако с позиций дня сегодняшнего, вероятно, что-то было в нём вещее. А мож, это лишь так кажется? Короче, ночь, в роте спит только один человек: Володя Талаев, известный своим талантом бредить. Итак, Володя бредит, остальные возбужденно записывают.
– Посмеёмся утром! – думает каждый.
– … Ну всё, хватит, поднимаю чёрное знамя анархии… Начнём наш мятеж с кафедры бронетанковой техники… раздолбаем там всё к чёртовой матери, потом выводим танки на плац, всех берём под прицел, берём штаб и поворачиваем пушки на «булдырь» (чайная). Пару залпов и «булдырь» наш! Куда жратву девать будем? Дурачок! Сожрём! А потом уничтожим «слонов», а то обурели, всё трубят и трубят (в то время 1 курс репетировал игру на горне по армейскому распорядку). Сержантов всех загоним на баржу и в Обское море!.. Сейчас связь наладим… Телефонистка мать твою, п… б… где ты есть?! Эй, ты, заберись на штаб, сбросишь кирпич. Если убьёшь человек 5–6 – ничего, зато орден «Сутулова» получишь… (последовала долгая пауза…) … Собаки! Мой мятеж на корню загубили! Если вы не взорвёте ГСМ..! Ну танки-то, танки-то заправим в бою! Не дай бог, ГСМ не взорвете! Патроны нам нужны, конечно, короче, раздашь по 2 ящика патронов. Гранаты все мне – я поеду потом рыбу глушить … Приказы мои не обсуждать! Ты в армии или не в армии! О, Серёга, ты припёрся! Диктатором, сказано, будешь, а я советником. Сейчас время такое, диктатора – раз, и на корень, а советник… – он приказ исполнял… Кого это ты привел? Прессу на … прессу! Пресс конференции сегодня не будет! Гони их к … Пошли, Козлы! Я ж тебе говорил, должна быть авиация., чем наших с воздуха поддерживать?! …Вот такие дела! Не удалось, а как было бы чётко! И сержантов… и чёрное знамя… Прощайте, братья-мятежники! Отпускаю вас на все 4 стороны. А сам поеду куда-нибудь в джунгли Бразилии. Пишите по адресу: «Рио… главпочтамт, до востребования». Сколько товарищей полегло! Об этом нельзя не сказать. Да, погибли товарищи, погибли. Да! А ты, Серёга, наверное, поедешь со мной. Нельзя мне туда одному ехать. А то я опять что-нибудь натворю и сгину в этих джунглях. Перевернём на … Всю Южную Америку! Там мысля у меня появилась. Знаю на примете одно племя, сделаем диктатуру сперва там. Это, правда, не в училище. Там живут почти что обезьяны. Но и обезьянами надо уметь командовать! Пора нам собираться! Посидим на дорожку». Вскоре он замолчал, на этот раз – до утра…
Содержание сна уже на другой день было на столе у особиста, который ломал себе голову над этакой дребеденью с «вооружённым мятежом»! (Не зреет ли тут заговор против Советской-то власти у него под самым носом!?) Но, так ничего и не вынюхал, кроме «диагноза на лицо». Что ж, «шизо косит наши ряды», – решил он.
* * *
В небе уставшем закат догорал.
Сумрак ночной над землёю лежал.
Танки на плац выползали тайком.
В небе зловещим запахло костром.
Всех под прицелом держать я велел.
Грозно свинцовую песню запел.
Штаб задохнулся, престол задрожал.
Буйный костёр чёрный мрак разорвал!
Старую власть плотно в баржи забить!
Рыб ими будем сегодня кормить.
Будет броня наших танков сильна.
Кровь победителя крепче вина!
Залпы орудий булдырь потрясли.
Знамя мятежное вилось в пыли,
Роты слонов. Что трубят и трубят,
Танками смяты, казармы горят.
Орден «сутулова» дам я тому,
Кто кирпичём уничтожит толпу…
Мир старый я потрясти захотел,
И гсм, вдруг, на воздух взлетел!
Мир на ушах! Пресса ломится в зал.
Я её мягко подальше послал!
Страшно диктатору стало сейчас,
Лучше советником буду у вас!
Сволочь – измена подкралась змеёй.
Гибнут товарищи рядом со мной.
Сломано знамя, задушена власть.
Жаль, диктатура измене сдалась!..
…пыльной дороге не видно конца
ой, вы мятежные наши сердца,
Небо затянуто мглой грозовой,
Мы позабыли про сон и покой.
В джунглях Бразилии счастье наидём,
Чёрный мятежный свой флаг вознесём.
Пусть обезьяний живёт там народ.
Но подчиняться заставлю я сброд!..
…в небе усталом закат догорал,
Ветер с дорожною пылью играл.
Выли шакалы на нашем пути
Боже! Как долго ещё нам идти!
Однако, танки ещё на самом деле выползут через несколько лет в центре Москвы и сокрушат «старую власть»!..
1.24 (87.03) Прошлое. «Весёлые ключи»[55]. Войсковая стажировка
Март 1987 г. Приморье. Барано-Оренбурское. 7 км от границы с Китаем
Канцелярия роты
«…в части солдаты в основном нерусские. Русским языком не владеют. А спрос с командиров прежний. Вот и проходится на занятиях им диктовать тексты. А что творят! Полное хулиганство в тетрадях. А в головах? – Кто туда заглянет! Ротный у нас с Афгана. В повседневной жизни флегматичный, а на службе пинками гонит толпу на улицу, если те мешкают.
В казарме изо рта идёт пар. Встречаются вши. Крысы. Снега нет. Деревьев – тоже. Одни голые сопки, как в Забайкалье. Офицеры-холостяки живут ужасно. Им дают квартиры на три-четыре человека, которые больше напоминают берлоги. Мусорка прямо на балконе. Приходят раз в неделю бойцы – весь мусор выносят. Горячей воды нет, батареи не греют. Греются электротенами, которые кидают на кирпичи по середине комнаты, зато с жильём нет вопросов – сколько угодно, но никто не хочет брать большие квартиры – зимой не обогреешь…» – Майер сидел в канцелярии и писал письмо.
– Сашка, ты знаешь, почему наш полк так назвали в народе «Весёлые Ключи»? – спросил только что вошедший в канцелярию его роты гость – курсант Кадышкин. Посмотрел на Майера, держа небрежно зубами сигарету, взял лежащую тут бархотку и принялся полировать глянец и без того сияющих сапог.
