Но я чувствовала, что он еще не все высказал, и меня это настораживало и пугало.
Дома дети, не успев распаковать вещи, быстренько побежали во двор к друзьям. И тут муж начал целый рассказ в свое оправдание. Как-то он поехал на свалку автомобилей за запчастями. И его остановила цыганка.
На эту свалку я с ним неоднократно ездила, и каждый раз, оставляя меня в машине, он просил закрыться и ни в коем случае не вступать ни в какие разговоры с цыганками. Они, мол, опасные, меня в два счета облапошат, разденут, разуют, я глазом не успею моргнуть. У него даже на этот счет была такая глупая шутка, что наивные люди на «Мерседесах» приезжают на эту свалку, а после общения с цыганками сами не понимают, как уезжают на «Оке».
На этот раз тем наивным оказался он сам. Цыганка привязалась к нему, чтобы погадать. Но, видя, что он ее игнорирует, заявила, что его жены нет сейчас с ним, и если он заплатит, она расскажет, вернется ли жена. Почему-то его это зацепило. Не дождавшись от меня звонков, он был в таком состоянии, что сам себя накручивал и был готов кому угодно поверить. Цыганка за его же деньги ему наговорила, что он скоро умрет и что его жена к нему больше не вернется. Конечно, он не поверил, но, тем не менее, назавтра же с утра поехал в поликлинику и проверился полностью, сделал ультразвук, выслушал врачей, убедился, что здоров, как вол. Это его немного успокоило, но относительно жены… С каждым днем он все больше и больше себя накручивал. И даже отчаялся, уверившись, что я не вернусь. Он уже выдавал меня замуж то за местного жителя с хорошим домом, в котором мы, возможно, остановились, то за другого мужчину, с которым я познакомилась на пляже. И все в таком роде. Рассказывая, он следил за моей реакцией. Я молча смеялась, слушая его, дивилась его богатой фантазии и крутила пальцем у себя на висках. Во время своей исповеди он вдруг подошел ко мне, обнял, поднял на руки и понес в спальню. Примирение произошло в постели… Проголодавшиеся друг по другу, мы неоднократно взлетали в облака в объятиях друг друга. Мы говорили о любви, не умолкая, рассказывали всякие истории, пережитые врозь, говорили о детях и о многом другом, о чем могут поговорить две родственные души, прожившие вместе не один десяток лет. Мы не просто супруги, мы родные друг другу люди.
Когда дети вернулись с прогулки, у нас в семье была полная идиллия. И мы все, соскучившиеся друг по другу, мирно поужинали. А вокруг царили любовь и доверие.
На празднование Нового года у нас в интернате устроили банкет. Я уже к тому времени работала более полугода и успела познакомиться со всеми, у нас даже организовался своего рода узкий круг. В него входили Валентина Михайловна – заведующая отделением, врач-психиатр, женщина приятная во всех отношениях. Психиатр – прежде всего, хороший психолог, как правило. Интеллигентная от природы, она отлично знала человеческие души. Конечно, у нас с ней сложились очень доверительные, дружеские отношения.
Анастасия Валентиновна – старшая медсестра, непосредственный мой начальник. Когда я пришла устраиваться на работу, меня направили к ней за направлениями на медосмотр, как это принято в медучреждениях. И, увидев ее впервые, я вдруг почувствовала, что вижу родного по духу человека. У нас с ней была психологическая совместимость, мы с ней понимали друг друга с полуслова с самого начала. Это необъяснимо, но она мне понравилась с первого раза, хотя впоследствии я узнала, что она человек со сложным характером. Анастасия Валентиновна слыла в отделении грозой всех опоздавших, прогулявших и прочих провинившихся. Но, как бы она ни ругалась с подчиненными, каких бы небылиц про нее ни рассказывали, случись что – она всегда стояла горой за отделение. И вообще, все проблемы можно было с ней мирно решить, подойди ты к ней по-человечески. Но, не имея к ней подхода или идя против нее, можно было здорово пострадать от ее тяжелого характера. Мы с Алечкой иногда за глаза даже шутили над ней. Если, бывало, не могли сами справиться с какой-нибудь санитаркой, шутя, говорили, что надо старшую натравить на нее. Вообще, профессия – старшая медсестра, это, пожалуй, отдельная личность по определению.
Помню, как однажды, уходя в отпуск, она оставила меня вместо себя. Это плюс к основной работе палатной медсестры. Это было что-то с чем-то. Мне казалось, никто из санитарок не хочет работать, все кругом пьют и мне с моей природной деликатностью с ними не справиться ни за что! Санитарки на всех этажах нашего отделения наплевали на меня, они меня не считали за человека, мои замечания по поводу их недозволенного поведения пропускали мимо ушей. Я помню, сколько унижений по поводу того, что санитарки нашего отделения ничего не делают, я вынесла на совещаниях у главного врача. Да, действительно, с нашими санитарками нужны такие старшие, как грозная Анастасия Валентиновна. Стоило только ей на этаж подняться, как санитарки зашуршали и приступили к своим обязанностям.
И, наконец, Алечка замыкала наш узкий круг. Случилось так, что мы с ней пришли в один день устраиваться на работу. В тот же день познакомились, и началась у нас с ней дружба. Занимая одинаковое положение в интернате, обе медсестры, только на разных этажах, обе новенькие, начинавшие с азов психиатрической медицины, мы понимали друг друга с полуслова. Мне она понравилась с самого начала. Мы в течение смены неоднократно встречались то на пятиминутке, то в аптеке, где получали лекарства каждый для своего отделения, но посидеть, поговорить нам не удавалось, некогда было. Но она работала, в отличие от меня, только днями. По два дня. И я ей предложила как-нибудь задержаться после смены, прийти ко мне на этаж, посидеть-поокать.
И вот однажды теплым летним вечером она решила задержаться. Мы с ней после того, как я уложила своих больных на ночь, сели на балконе медицинского кабинета, устрои лись на кушетке, вынесли стул, послуживший столом, и устроили банкет. Заранее купили бутылку хорошего марочного винца, закуску. Алечка, как оказалась, была гурманом. Она предпочитала только хорошие благородные напитки и соблюдала этикет сервировки стола.
Мы прекрасно провели вечер. Поначалу говорили об искусстве, о кино и прочитанных книгах, о театрах, любимых актерах. Затем, как это символично у всех медиков, разговор зашел на медицинскую тему, обсуждали препараты, профессиональные тонкости, обменивались опытом и, наконец, перешли на пациентов. Она рассказывала о курьезах своих больных на этаже. У нее был женский этаж. Сегодня днем она отпросилась у старшей медсестры на десять минут, чтобы сбегать в магазин. Рассказывала:
– Одеваюсь, а тут входит в кабинет Соколова. Прямо врывается и кричит: «Купи мне трахательный аппарат, я тебе заплачу!» И сует мне какую-то мелочь.
На самом деле эта просьба больной прозвучала гораздо грубее, открытым текстом. Подобных комичных и в то же время печальных ситуаций нам приходилось встречать немало.
Этот вечер скрепил нашу с Алей дружбу. Она не ограничивалась служебными отношениями. Мы часто выбирались куда-нибудь посидеть, ходили на выставки, в театры.
И, наконец, настал вечер новогоднего банкета в нашем интернате. Мы с Алечкой, как новенькие, решили сходить – на людей посмотреть и себя показать. Я купила вечернее платье. Наступал год змеи, и платье мое чем-то напоминало змею: стрейчевое, длинное, облегающее, с кружевами и бахромой на рукавах и внизу. Непонятного цвета, на бархатном темно-зеленом фоне какие-то разводы, которые блестели и выгодно подчеркивали линию талии. Чтобы в этом платье выглядеть соответственно фасону, мне пришлось десять дней поголодать. Я здорово похудела, скинула почти семь килограммов и стала гораздо стройнее. И платье мне было к лицу.
Мы собирались, как собираются на свою первую дискотеку совсем молоденькие девчонки. Волновались. Алечка распустила накрученные длинные волосы. Костюм на ней был до шокирующего безобразия короткий. Но она оказалась не робкого десятка.
Одевшись, закончив эпатажный праздничный марафет, мы перед выходом решили для завершения покрыть волосы лаком с блестками. Но баллон с лаком оказался бракованным, блестки не брызгались. Мы начали трясти его, вытащили насадку, думая, что она засорена, промыли ее, вставили и попробовали побрызгать. На этот раз получилось, но пошла сильная и толстая струя блесток. Машинально направляя поочередно друг на друга эту струю, весело, с хохотом, мы за считанные секунды обе оказались блестящими. Помимо волос блестело все: и одежда, и лицо, и шея, и плечи. Я растерялась:
– Алечка, смотри, мы с тобой, как клоуны. Что же будем делать?
– Да, наплевать, все-таки Новый год. Пойдем покорять народ, покажем, какие мы блестящие, а не серые.
Это было сказано и в шутку, и всерьез. И вот мы, такие шокирующие, вышли из кабинета. Персонал на этаже был потрясен, но во взглядах преобладало выражение восхищения и зависти. Некоторые начали шептаться и ухмыляться. Что ни говори, в нашем обществе да и в любом другом, наверно, тоже, не любят выделяющихся, не похожих на всех людей.
