В этот патетический момент отец перебирает четки, а кот прыгает со шкафа и симпатичненько так картавит:
– Совсем сбгендиги! Сумасшедший дом пгосто! Кащенко!
Немая сцена: мама замирает в театральной позе, даже отец вроде бы трезвеет, бабушка крестится, сестра чешет затылок, а дед откладывает ружье.
– С ума сошги! Все! – кот нагло расхаживает по кухне, пользуясь случаем: все в оцепенении смотрят на него, не веря ушам своим. – Уйду от вас, згые вы! – Шерсть серебрится, хвост трубой, а морда наглая и таинственная.
Первой приходит в себя, конечно, мама – ей так по должности положено: мама у нас – женщина деловая. Так вот, наша деловая мама и говорит:
– Слушай, кот, а чего ж ты столько лет молчал?
– Ф-р-р, – фырчит кот. – А чего с вами газговагивать? Вы ничего умного все гавно не скажете.
– Это почему же не скажем? – сводит идеально выщипанные брови мама (ей так по должности положено – брови сводить).
– Потому что, – прыгает кот обратно на шкаф и сворачивается клубочком. – Есги скажу, обидитесь.
– А ш-што… П-пусть с-скажет, – отец порывается встать, но теряет равновесие. – Слышшь, др-руг, погврр-им!
– Перестань, глупец! – негодующе смотрит на пьяного папу трезвая мама. – Тоже мне, друга нашел! О детях бы подумал!
Мы с сестрой переглядываемся: чего о нас думать? Предкам и в голову не придет… но это не для печати.
– Да, о детях! – подхватывает бабушка. – Совсем от рук отбились! Вот бы их в нашу бытность – сразу бы дурь-то вся из головы повыходила! А то и сыты, и обуты-одеты, и все им надо чего-то. Радовались бы, что в тюрьмах не сидели!
Мы с сестрой опять переглядываемся и радуемся, что в тюрьмах не сидели: нам пионерлагерей хватило. А дед хихикает: дед – классный!
Кот же смотрит на нас с высоты шкафьего полета, подмигивает, а потом прыгает вниз так неожиданно, что до самой потери пульса пугает маму: та хватается за сердце, хихикает и умирает. Отец, окончательно трезвея и видя все это безобразие, тоже хихикает и умирает, предусмотрительно ложась рядом. Дед стреляет из ружья и, хихикая, испускает дух; вслед за ним, давясь от смеха, отправляется на тот свет и бабушка. Сестра, держась за живот, умирает из солидарности к родственникам. Томик Хармса падает с потолка на Царство мертвых. Так вот и остаемся один на один с котом.
– Что я буду делать теперь с этой горой трупов? – спрашиваю.
– Как что! – удивляется кот. – А что обычно дегают с ними?
– Ну, вообще-то, закапывают. Или сжигают.
– Так и закопай, – советует кот, “помечая” свои владения. – Иги сожги.
– Так ведь надо справки из жэков этих вонючих собирать – типа, там, свидетельство о смерти и все такое…
– Не ггупи! – кот недовольно поводит усами. – Бюгокгатию газвели! Какие еще спгавки? Гучше о себе подумай.
– А что тут думать? – спрашиваю, не зная, хочу ли стать трупом прямо сейчас или чуть позже.
– Знаешь, скогько лет здесь жиг, все думаг: ну когда же вам надоест? – он неодобрительно посмотрел на моих бэушных родственников, замертво улыбающихся не очень чистому кухонному полу.
– Что “надоест”?
– Что-что… Дугью стгадать, – кот сплюнул и, взяв отцовскую сигару, закурил.
– Ты куришь? – я удивляюсь.
Впервые в жизни мне пришлось столкнуться с таким котом. А он – не будь дураком – уже уселся в “профессорское” кресло, надел мамин шелковый халат и, закинув лапу на лапу, начал расти. Рос он примерно минут двадцать, пока не стал где-то метр семьдесят. Можете представить мое восхищение, смешанное с ужасом? Не кот… а кто?
– Не бойся, я вегетагианец, – предупредил он мой вопрос. – Просто надо поговогить, как мужчина с мужчиной…
– Но я не мужчина! – засопротивлялась я.
– Ха! Это еще вопгос! – кот двусмысленно рассмеялся.
В ужасе стала разглядывать я свое тело: руки и ноги покрылись темными волосками, на шее и лице проявилась щетина, пальцы стали какими-то грубыми, а между ног… о, боже! за что? – да еще идиотичный “ёжик” на голове…
– Послушай, кот, – мягко пробаритонила я новым для себя голосом. – Это все из-за тебя, да? Это ты всю нашу веселую счастливую семейку загубил, а теперь из меня какого-то придурка лепишь-творишь-малюешь? Давай-ка, вертай все взад!
– Чего вегтать-то? Вегтать-то чего? – попятился кот. – Да и где тот зад… Помнишь, смеягись? “От винта, – сказал Каггсон, отгоняя гогубых от жопы”. Оппаньки… Жениться вам, багин, пора…
– Чего??? Ты что, белены объелся?!
– Жениться, да. Самки – оно всегда…
– Ах ты, морда кастрированная! Ты-то откуда знаешь? Всю жизнь на балконе просидел!!
– Знаю. С генами впитаг! – кот выпятил грудь. – А бегадонной не багуюсь, нет уж, пгемного благодагствуйте!
– Ага. С крокодилами. Жениться… Да я тебе щас как… – надо было отдать должное “новым” моим кулакам.
– Погоди-погоди, – кот вытянул вперед правую лапу в останавливающем жесте. – Ты впегед батьки не гезь на стенку-то. Китайская все-таки, стогько веков стгоили! А вот и невеста твоя. Смотги, кака кгаля!
Я настолько обалдела от этой наглости (меня – и женить?! Да я даже замуж-то ни за кого не хотела), что стала машинально рассматривать невесту. Или начал? Б-р-р…
В общем и частном, женщин я не очень люблю: эгоистичные мало– и развитые существа, вечно претендующие на “что-то большее” – им всегда хочется “чего-то большего”, если вы замечали. Ладно, не к столу сказано. А тут еще “краля” эта… Маленькая, хроменькая, горбатенькая, минимум девяноста лет от роду, она несла себя подобно королеве, вверившей микробный свой шлейф юному темнокожему пажу с глазами цвета переспелой вишни. Но самым гнусным оказывалось то, что хроменькая невеста нацеливала отвратительную свою пасть прямо на мои губы! О!..
Тут-то я заорала (или заорал?):
– Да по какому праву? По какому такому праву ты м е н я, кот поганый, женишь? Кто сказал, что Я этого хочу? Да ты посмотри на старуху, из нее песок скоро посыплется, а все туда же – ишь, стерва, уже в койку заманивает! – чуть не стошнило, когда увидел/а, как невеста приглашает меня в постель. Папы-мамы, между прочим, постель!
– Ничего, стегпится-сгюбится, – промурлыкал кот, рассматривающий слайды: сейчас был как раз “Неравный брак” Пукирева. – А вот и документы. Все в ажуге. Твоя подпись?…
Я удивленно взял/а бумажку и увидел/а свой бессмертный автограф. Расписка.
– Да пошел ты! Ничего я не подписывала! Это фальшивые документы! Ты просто подделываешь почерки, а мою загогулину подделать всего-ничего… Да ты сам подумай, котяра! Ну неужели я с этой ведьмой буду жить?! – последний довод показался мне наиболее рассудительным, но кот только подмигнул:
– Ты пгиггядись погучше!
В это время моя продвинутая соседка за стеной на всю громкость включила Арефьеву. Наверное, это было в тему, в масть, – но кому?
Ищет дедушку Интерпол,
А он – девушка:
Сменил пол…
Я в ужасе начал/а приглядываться и в какой-то момент увидел/а на постели миниатюрную брюнетку с родинкой над верхней губой слева. Ее ретро-обнаженность, напоминающая однажды виденные эротические картинки начала прошлого века (“Ученые дамы” – так, кажется, они назывались), почти принуждала собой воспользоваться. Тогда я, совсем растерявшись, хлопнул/а кулаком по столу:
– Кот, а не кажется ли тебе, что перед свадьбой нужно хотя бы познакомиться? Не Азия! И вообще…
– Знакомьтесь! – кот ухмыльнулся и закурил сигару. – Говогите! Вгемя пошго.
Я, поборов нечто, не имеющее названия, возникающее в случае, когда вас насильно женят на женщине, подошла (или все-таки подошел?) к брюнетке и ойкнул/а. Одна ее часть оказалась юной, влекущей. Другая – та, что находилась ближе к стене и которую сразу было не разглядеть, – старой, страшной. Голову даю на отсечение, ничего более уродливого вообразить не представлялось никакой возможности. “Надо линять, – подумал/а я. – Чем скорее, тем лучше. Но только чтобы она сама так решила, иначе кот с меня живой не слезет”.
– Э… милая… – подозвал/а я ее. – Какого дьявола ты здесь околачиваешься?
Она не ответила.
– Э… милая… Видишь ли, я никогда на тебе не женюсь, будь ты хоть Синди Кроуфорд.
– Почему? – поинтересовалось 0,5 брюнетки.
– Потому что я – женщина.
– Ты – женщина? – 0,5 старухи расхохоталось.
– Так… – я начинал/а злиться не на шутку. – Еще одно слово – строем в космос пойдете. Обе! Выдры…
– А как же контракт? Ты же контакт подписывал!
Здрасть-пжалста! “Подписывал”! Надо ж так меня опустить!
– Поддельные документы. Насильственная смена пола в измерении, мне неведомом. К тому же в бессознательном состоянии.
– А как же первая брачная ночь? – в один голос заохали 0,5 старухи и 0,5 брюнетки.
