Эх, Антс Карлович!
Ладно, может, я и правда все время попадал не в те мехколонны?
Поехали дальше.
Мы ехали на БАМ…
Долго ехали – от Москвы до Иркутска на пассажирском, потом два дня ждали «Комету» – теплоход на подводных крыльях.
Юри Ули чувствовал себя в дороге как дома. Он точно знал, когда и где следует запастись хлебом, сколько взять колбасы; соль и сахар вез из Таллинна. Юри Ули был скиталец. Казалось, все великие и невеликие стройки, экспедиции и зимовки, вербовки, контракты, проездные документы, подъемные пособия, палатки, временные щитосборные домики были созданы специально для Юри Ули. Это был его мир, и он чувствовал себя в этом мире как рыба в воде. Если существовал в природе самый неэстонский характер, то им был как раз наделен этот сорокалетний парень из Пярну. Да, именно сорокалетний – но парень. Надежный, но несолидный. Среднего роста, усредненные черты лица. Может быть, голова чуть крупнее нормы. Одет был… никак. Пиджак, брюки, сандалии, рубашка без галстука. Все неопределенного цвета. Но говорить любил! Голову его распирали воспоминания и впечатления, ему требовались слушатели и время, и дорога идеально это ему предоставляла. Я думаю даже, что в этом и заключался смысл его цикличной жизни: обрастать впечатлениями и делиться ими потом. Еще не известно, что было для него важнее…
Едва мы преломили первый дорожный хлеб, как Юри рассказал нам свою таймырскую историю.
На Таймыре он работал электриком. Вообще-то у него было с десяток рабочих профессий – целый целлофановый мешочек всякого рода «корочек» – свидетельств, допусков, прав. Но в тот далекий год он был только электриком, только что отслужившим срочную. Что там было на полуострове? Поселок какой-никакой и в нем, конечно же, столовая, которая по вечерам превращалась в ресторан. В ресторане же не только выпивали и закусывали, но и танцевали под лихой эстрадный оркестр, состоявший сплошь из молодых недипломированных музыкантов, которые днем – кто где – выполняли работы, далекие от искусства. На Таймыре человек не простаивал. На Таймыре человек работал и зарабатывал.
Наш Юри тоже захаживал вечерами в ресторан. Выпивал умеренно, его это дело само по себе мало развлекало. Его больше интересовало потанцевать, если получится – познакомиться, если получится – проводить, если получится… А если не получится – тоже беда невелика. Настроение не портилось. Так и жил беззаботно на Таймыре до одного рокового вечера. До того рокового вечера, когда ОНА, как бы между прочим подошла в перерыве к его столику и сказала спокойно: «Не танцуйте больше ни с кем, пригласите меня. И не пейте больше».
И отошла, не взглянув.
Ого!
Начиналось приключение.
Да какое!
Юри принял вызов.
Юри не пил больше. Демонстративно отодвинул от себя вино. Так… сидел… курил… вроде бы ничего не случилось… спешить некуда… вроде бы не распаляется внутри огонь любопытства…
А музыканты не торопились после перекура. Посмеивались, обсуждали что-то; кто-то, кажется, рассказывал анекдот. «Мис аси, – подумал Юри по-эстонски. – В чем дело? Тулид тойтама – тулиб тойтама – пришел работать – надо работать».
И еще подумал по-русски: «Козлы!».
Но вот пианист щелкнул три раза пальцами, и оркестранты извлекли из нутра своих инструментов первые звуки тягучей, разрывающей нетрезвые души мелодии блюза «Караван».
«Шагай вперед, мой караван…»
Ах, как это воспринималось на Таймыре!
«Огни мерцают сквозь туман…»
Юри поднялся. Сердце его бухало в такт ударнику – четыре удара в музыкальной фразе.
«Шагай без отдыха, без сна…»
Юри шагнул к столику, за которым его ждали.
– Можно вас?
– Пожалуйста!
«Туда, где вечная весна!..» Она была молода и хороша собой. «Мой караван…»
Когда она прильнула к Юри горячим телом, Юри понял, что она настоящая красавица.
– Расплачивайся и уходим, – скомандовала красавица.
Юри не стал возражать.
«Шагай, звеня…»
Все звенело и пело внутри Юри Ули, когда шли они не поздним, но черным, как смола, вечером по кривым, узким тропинкам, касаясь плечами сугробов.
В сенцах она взяла веничек, отряхнула снег – сначала с Юри, потом – с себя.
– Милости прошу.
– Здравствуйте этому дому! – сказал Юри, входя в теплую опрятную комнату, обставленную с большой – сразу было видно – любовью.
– Раздевайся, сейчас чай поставлю. Или кофе?
– Кофе! – нагло заявил Юри, снимая полушубок, и заглянул на кухню. Там тоже все было красиво, пригнано один к одному, баночки какие-то разноцветные – ну прямо, как на большой земле!
Она хлопотала, ласково улыбаясь Юри.
Обнять, что ли? – подумал он с волнением. – Но неудобно так сразу, не медведь же, не дикарь… Тем более в такой культурной обстановке. И тогда его крупную голову с зализанными назад длинными волосами посетила совершенно резонная мысль, а именно: неплохо было бы для начала познакомиться.
И он представился, сдвинув пятки:
– Юри. Можно – Юра.
– Я знаю, – ответила хозяйка, – Юри Ули из Пярну. Юри не слишком удивился, но был польщен.
– А как тебя? – спросил он несмело. Он заробел, потому что вдруг увидел, что девушка-то будет постарше его, посерьезней – заробел, и словно стена выросла между ними.
– Меня – Ирина… – она замешкалась. Хотела было и отчество произнести вслед за именем, но – замешкалась, усмехнулась и плечиком передернула. – Ирина и все. Ира.
За кофе Юри молчал, она тоже не болтала, посматривала на него загадочно и посмеивалась над чем-то, но смешок – заметил Юри – был нервный.
Потом она потушила свет, быстро разделась, забралась в постель и позвала:
– Разденься и иди ко мне…
Ну, ничего себе! Без подготовки-то, без поцелуев там, без борьбы и сумасшедшего шепота… Как так?
– Да не думай ты ничего, раздевайся, тебе говорят! – В голосе ее слышалось злое отчаяние. – Не робей, ты же парень!
А Юри и не робел вовсе и принял решение доказать, что не робеет, и доказал! И не один раз!
Ира отдавалась ему без сопротивления, но и без радости, механически как-то. Хорошо еще, что у Юри в то время не было почти что никакого опыта по этой части, а то он, чего доброго, мог бы и обидеться.
Но проводила его утром сердечно, встав пораньше, приготовив завтрак – как положено. И шепнула на прощанье, чтобы приходил вечером.
Ну, Юри взял для порядка в магазине «три семерки» и пришел, как уговаривались.
– Вот этого не нужно, – сказала Ира, отодвигая бутылку– Не люблю. И когда от мужчин запах – не люблю.
Не нужно, так не нужно – была бы честь предложена!
– Кофе?
– Кофе!
Через неделю Юри сказал:
– У меня контракт кончается – я на год вербовался. Уезжаю скоро.
– Знаю.
– Откуда? Я не говорил…
– Я все о тебе знала еще до первого нашего танца.
Это сообщение привело Юри в замешательство. Ирина ласково взъерошила ему волосы.
– Ты ничего не понял? Юри помотал головой.
– Ты не обижайся только… Тебе же хорошо у меня было?
– Хорошо.
– Ну и все. Так что ты не обижался, ладно?
– Да за что же? Она помолчала.
– Понимаешь, мне двадцать семь лет…
– Никогда бы не дал! – бухнул Юри. Она отмахнулась.
– Не в этом дело! Я инженер. Работу свою люблю, Таймыр люблю, уезжать не собираюсь. А замуж здесь не выйти.
Юри стало не по себе немного. Не собирался он пока жениться. Что не собирался, то не собирался.
– Да что ты приуныл? – она засмеялась – хорошо, открыто, легко. – Я и сама замуж не хочу! А ребенка хочу. Ну вот, я всех в поселке перебрала, вышло так, что-ты. Ты – самый непьющий. А мне ребенок здоровый нужен.
И опять Юри стало не по себе. Ребенок? Это как – ребенок? Его – как ни крути – ребенок. А может, он не хочет, что ж его-то не спросили?
Но возмутиться не посмел: очень уж у нее глаза были ясные в этот момент – как тут возмутишься? Спросил только осторожно:
– А может, не получилось еще ребенка?
– Ну прямо – не получилось, – засмеялась Ирина. – Я уж постаралась, чтобы получилось.
– Ладно, – насупился Юри и сказал невпопад: – Я, выходит, здесь третий лишний.
И собрался уходить.
– Ну что ты, какой ты лишний? Ну что ты! Мы же люди, а не машины.
– Вот именно, – оживился Юри, – не машины.
– Вот и ходи ко мне до рейса.
И Юри стал приходить, и Ирина, казалось, была ласковее и добрее, чем прежде.
И проводила его до самолета.
Вернувшись в Пярну, Юри затосковал. Жил у матери, работать пошел на стройку, стал каменщиком, сдал на штукатура. Казалось бы, чего еще? Природа роскошная, пляж необъятный – чего же еще? Летом – действительно, ничего. А зимой, как только первый припой схватит прибрежные мелкие воды, накатывала тоска. Лед, да не тот, снег бедноватый, ветры какие-то безголосые. Юри помотал, помотал головой, да и женился на культурной девушке Марет из стройуправления. Без любви. То есть по расчету. Расчет был на то, что культурная девушка Марет и семейные заботы отвлекут, прогонят тоску.
