– Ну что может быть проще, – пожал я плечами. – Надо ему девушку симпатичную подставить, Аллу Леонардовну, например. Которая тоже будет накручивается, но теперь в обратную сторону. Чтобы скрутить Инфанта по той же самой, Маней же и нарезанной, резьбе.
– Сомневаюсь, что он добровольно скрутится, – засомневался Илюха. – Похоже, у Мани резьба с секретом. Вы видели, как она в него свой взгляд вкачивала? Он зомби теперь безвольный и ни на кого не реагирует, во всяком случае, пока петь в опере не начнет. Или в филармонии. Потому что филармония, она, знаете, из любой амнезии выведет.
– Ну и что теперь делать, если Инфанта от Мани увести не удастся? – закручинился я, и мы снова все вместе направились за новой жидкой добавкой к тете в фартучке. Которая на нас в последнее время стала поглядывать с заметным осуждением. Но что ей оставалось делать – ей по штату положено было угощать.
А Инфант за стенной перегородкой все читал и читал, и даже отсюда нам было понятно – чистая любовная лирика из него вытекала.
– Тогда надо зайти с обратной стороны, – предложил Илюха, когда мы вернулись назад к окошку. Все же нам было хорошо у окошка, а уж вид на Ямскую-Тверскую какой открывался – одно загляденье!
– С чьей стороны? Где она, обратная? У кого? Ты о чем, Б.Б.? – заволновались мы с Жекой.
– Я о том, – тут же пояснил он, – что если Инфанта у его девушки увести невозможно, то не увести ли нам девушку у Инфанта?
– Это запросто, – согласилась Жека. – У Инфанта увести наверняка очень запросто.
– И очень правильно, – присоединился к ней я.
– Запросто и правильно, – подвел черту Илюха.
Дальше мы долго думали, как именно провести операцию увода.
Подумали обо мне – отклонили, так как я себя еще прежде излишней жизнерадостностью запятнал. А улучшить мнение о себе, как известно, значительно сложнее, чем его испортить.
Потом подумали об Илюхе, но тоже отклонили, так как он себя тоже запятнал. Той самой Маниной подругой, которая сначала была не его. Да и не известно еще, чьей окажется в результате.
– К тому же, знаешь, Б.Б., – обратился я к Илюхе, – не можем мы с тобой от Инфанта Маню увести. По принципиальным соображениям не можем. Так как нанесем мы тогда Инфанту психологический ущерб, особенно его, как выяснилось сегодня, поэтической, ранимой душе. Оно всегда в ущерб, когда друзья, пусть даже и обиженные несправедливой рифмой, девушек твоих уводят. А я ущербов Инфанту не желаю. У него и без нас их предостаточно.
– Давай тогда подставим ей кого-нибудь, – отыскивал варианты Илюха. – Мало что ли мужиков вокруг, и поэты среди них попадаются. Если уж ей обязательно поэтов подавай.
Но я и этот вариант отмел в сторону. Потому как оно вообще всегда обидно, когда у тебя другой мужчина девушку уводит. Пусть даже не друг он твой, а чужой, неизвестный и безразличный тебе человек. Любому обидно, у любого комплексы болезненные создает, а Инфанту ничего болезненного добавлять совершенно не хотелось. Особенно после того, что мы видели сегодня.
– Да… – задумались мы с Илюхой снова. – Чего делать? Безвыходный получается вариант.
– А давайте, я ее уведу, – поразила нас рядом стоящая девушка Евгения. Громом и молнией поразила. Мы аж вздрогнули до самых корней, переглянулись и тут же запили алкоголем из фужеров. А как же иначе бороться с первым шоком?
– Неужто сможешь? – спросил я, отдышавшись от шока.
– Неужто хочешь? – спросил Илюха.
– А почему нет? – ответила самоуверенная Жека. – Сейчас модно, фильмы про это показывают, да я и из жизни примеры знаю. Хорошие девушки, милые, симпатичные, и ничего, живут себе.
– Так для этого потребность должна быть особая, – предположил Илюха. – У тебя есть?
– Да откуда я знаю? Вот уведу, тогда и разберемся, – пообещала Жека.
Но тут я ее все же решил урезонить.
– Милая моя, – начал я ласково, – ты красивая, ты добрая, в тебе все правильно, все разумно устроено. Ты, можно сказать, идеал. А если тебе подтверждения требуются, ты спрашивай у меня – я подтвержу. Да и не только я, многие наверняка подтвердят. Я к тому, что с мужчинами ты отлично разбираешься. – Я выдержал паузу. – Но здесь, извини за прямоту, мне кажется, ты хватила через край. Боюсь, ты переоценила себя. Я, конечно, не знаток деталей женского лесбиянства, но полагаю, что в нем иная выучка требуется. Да и направление души особое.
– Значит, вы считаете, что у меня ничего не получится? – упрямо сжала зубы Жека. – Думаете, что никудышная я? Никчемная? Хорошо, увидите, посмотрите, я вам докажу!
– Евгения, – позвал я ее, – не горячись. Ты видела клиента? Я имею в виду Маню. Клиент тяжелый, специфический, для такого особая сталь нужна, дамасской закваски. Если уж ты решилась, да так, что невтерпеж тебе, потренируйся на ком-нибудь, кто попроще. Вот Алла Леонардовна из соседней комнаты, она уже с голой спиной, к тому же начитанная, про Иосифа Бродского вспоминала. Хочешь, я с ней договорюсь? Она мне сейчас ни в чем отказать не сможет.
– Зачем ты со мной свысока, как с ребенком? – обиделась Жека. – Зачем умаляешь меня какой-то Аллой Леонардовной? Зачем сомневаешься?
Мы с Илюхой снова переглянулись. И только развели руками.
– Ну что ж, – высказал мой товарищ за нас двоих. – Прими наше благословление, дитя. Святому делу, если разобраться, в жертву себя приносишь. Все ради вызволения бедного Инфанта. Ступай, и да будет с тобой лесбиянская удача. И не волнуйся – если что, то мы тут, рядом. Не бросим тебя, тут же на подмогу придем, отобьем тебя от Мани, если понадобится.
Тут Илюха присмотрелся к Жеке еще раз и повел головой, как бы в размышлении.
– Ну что тут поделаешь, – обратился он ко мне, – если ей так сильно Маню захотелось? Может, действительно пусть попробует разок, глядишь, и в себе лучше разбираться начнет.
– Спасибо за доверие, мальчики, – зашлась проникновенной благодарностью Жека. – Как же мне все-таки будет вас не хватать!
И со словами: «Но ты будь все-таки осторожна. Всегда держи себя под контролем, вразнос не иди. И главное – следи, чтобы она тебе лотосовых семечек в еду не подсыпала», – мы допили из фужеров и пошли снова к тетке в фартучке. Потому что спешить нам было некуда, Инфант за стенкой не на шутку расходился поэтическим речитативом – вот сколько творчества может вывести наружу из нормального человека любовь к женщине!
– Значит, так, – определил я детали операции. – Ты, Жека, ее отвлекаешь, эту Маню, ну, как можешь и чем способна. В конце концов, ты же способная и наверняка можешь. А главное, ты веришь в себя. Знаешь, вера в себя иногда чудеса может творить.
Я сделал вынужденную паузу и перевел взгляд на Илюху.
– А мы, Б.Б., в это время заходим с двух сторон, берем Инфанта под руки и отводим в сторонку. Лучше всего в тихий угол.
– Что, физическим воздействием будем в чувство его приводить? – допустил оптимистично Илюха.
– Нет, – разочаровал я его, – только психическим. Клин клином, в конце концов, выбивают.
Наконец мерный гул Инфантовой декламации за стенкой затих, и на смену ему забурлили приступы восторженных рукоплесканий. Мы еще подождали чуток, так, для надежности, и выскочили в артистическую. Там все еще было людно, но мы протолкались к творческой паре: Инфанту и его крылатому Пегасу. В смысле, к его Музе. В смысле, к Мане.
Что сказать – она тоже исхудала, бедняжка. Видимо, Инфант активно усердствовал не только на ниве искусств. Видимо, он все эти четыре недели неумеренно иссушал свои слоновьи слезы, да так по-слоновьи, что вот на Мане и отразилось.
Впрочем, какая женщина не стремится к поголовному похуданию? И какая, в конце концов, разница, каким путем ей удается добиться результата? Ведь бывает, что и со значительно большими муками.
Жека первой подошла к парочке и отделила одну ее часть от другой. В этом и заключался начальный этап плана захвата – в отделении. Разорвать к чертовой бабушке их сообщающиеся сосуды, чтобы ничего в них не перетекало из одного в другое, ничего не вливалось и не выливалось. Чтобы не влияли они друг на друга.
– Привет, – услышал я спиной Жекин голос. – Я Женя, я с телевидения, я знаю, тебя Маней зовут.
Все было правдой: и имена, и искренняя заинтересованность в голосе, и даже про телевидение, с которым Жека тесно сотрудничала как производитель ихней телевизионной рекламы. И столько было непосредственности в Жекином голосе, столько невинного озорства, доброй искренности, что нельзя было не отозваться. Даже если ты и другая, посторонняя, совсем не связанная с ней женщина.
«Умеет же, – подумал я про себя. – Такое мастерство только от рождения, такому не научишь, на курсы не пошлешь. Такое – харизмой называется».
– Это что за выставка здесь такая? – поинтересовалась Жека, не сбавляя озорства. – В стиле примитивизма, что ли? Или в примитивном стиле? И почему домики везде? Похоже, у моего трехлетнего племянника все картонки сплагиатничали, он тоже по домикам горазд.
