– Как все там живы-здоровы? – говорю я.
– Все в порядке. Все живы и все здоровы.
– А Катя как?
– Хорошо Катя.
– А мама?
– И мама здорова.
– А как твои?
– Хорошо.
– На даче?
– На даче.
– А Петька?
– Петя тоже на даче.
– Ну, а как же все-таки ты?
– Я… так же я. Приезжай скорее. – Голос тихий-тихий. И вдруг обрадовался голос: – У меня рожа.
– Что?! Пфу! Пфу-у! – дую я в трубку. – Алло! Алло! Пф-фу-у! Пфу-у! Алло, Ленинград!
Да что же это такое! Неужели все? Ничего и не сказал…
– Пф-фу! Пфу! Алло!!! – ору я.
– Что у тебя там за помехи?
– Сам не знаю, – говорю я.
– А сейчас их нет.
– Так это я, наверно, трубку продувал, – догадываюсь я.
Смеется.
– Так что же с тобой? Я не понял, – говорю я.
– Рожа.
– Что такое? Ты не треплись: времени-то мало…
– Я и не треплюсь. Это кожное заболевание такое.
– И очень пострадало лицо? – озабоченно спрашиваю я.
– Лицо? – смеется. – Вовсе не лицо, а на руке. Я мыла кости для собаки – уж такие достала вонючие, что мне их даже даром отдали, – мыла и поцарапалась. Теперь ни купаться, ни мыться не могу. От воды вздувается – просто ужас!
– А как собака?
– Что?
– Как собака?!
– Говори громче, ничего не слышно.
– Как собака?! – ору я.
– Что, очень устаешь, да?
– Да нет же, я про собаку!!!
– Хорошо, хорошо. Что ты так громко кричишь?
– Да ты же сама говоришь – не слышно.
– Все в порядке с собакой. Ей-то прекрасно…
– А тебе от нее достается? Все так же лает?
– Что?
– Так же лает, говорю!
– Ничего не слышу.
– Лает!!! – ору я.
– Кто лает?
– Собака лает… – говорю я и чувствую себя окончательно идиотом.
– Ну конечно, что же ей еще делать… Сережа, ну при чем тут собака?
– Конечно, ни при чем, – соглашаюсь я.
– ЗАКАНЧИВАЙТЕ, ЗАКАНЧИВАЙТЕ.
– Я все не то говорил! – кричу я.
– И я.
– Правда? Скажи.
– РАЗГОВОР ОКОНЧЕН.
Я еще некоторое время ору в немую трубку… Может же быть так, что только я ее не слышу, а она меня слышит?..
Потом вываливаюсь из будки. Какая духотища! Это надо суметь так взмокнуть! Как мышь. Осторожно, двумя пальцами, отлепляю от тела рубашку и брюки.
А тут сидят и ждут люди и делают вид, что не замечают меня. Мне неловко этих людей, ведь они все слышали… И я выскакиваю на улицу как пробка.
Так хорошо! Жара уже спала. Потянуло холодком. Набираю полную грудь. Иду. Только сейчас и замечаю, что кулак судорожно сжат. Еле разжимаю – затек. Там совсем мокрая бумажка с пунктами. Какие глупости!.. Выбрасываю.
А в ушах и внутри долго еще звучит ее смех.
А больше ничего и не надо.
Я улыбаюсь девушкам. Помогаю старушке поднести кошелку с базара. У нее сын недавно женился… А невестка хоть и хорошая девушка, но попробуйте с ней поживите… Все будет прекрасно, говорю я ей. И иду дальше. Помогаю мороженщице катить тележку.
Покупаю лотерейный билет.
Долго беседую с дежурной в гостинице и с узбеками, соседями по комнате.
И засыпаю.
Глядите – хо! – он пляшет как безумный:
Тарантул укусил его…
Эдгар ПоБольше всего я боялся, что меня кто-нибудь укусит. Я расспрашивал знакомых, которые бывали в Средней Азии. Ровно половина рассказывали страшные истории, и ровно половина говорили, что все ерунда и легенда. Я так толком и не мог понять, что мне делать: бояться или не бояться. Неразрешимых вопросов, впрочем, нет. Есть Большая советская энциклопедия.
«ФАЛАНГИ, или сольпуги, или бихорхи… Тело членистое, подразделено на головогрудь и десятичленистое брюшко… Конечностей шесть пар: верхние челюсти – для нападения и защиты, нижние челюсти или ногощупальца, третья пара – для осязания, 4–6-я пары – ходильные… Раздельнополы, яйцекладущи, развитие без метаморфоз… Более 600 видов…»
«СКОРПИОНЫ… Тело длиной до 18 см… Две ядовитые железы открываются на конце острого крючковатого шипа-жала… Ног 4 пары, глазков 3–6 пар… Известно около 500 видов… Уколы С. очень болезненны, а уколы крупных С. могут оказаться смертельными».
Не знаю, из каких соображений именно так кончалась статья о скорпионах. Почему бы не сообщать об этом где-нибудь в середине?
Но все это пустяки. А вот что меня потрясло, так это каракурт! Самка превосходит самца в 2,5 раза и в 160 раз более ядовита. Если попробовать представить, что такое – быть в 160 раз более ядовитым, чем уже ядовитый каракурт-папа, – это кружит голову, как астрономия.
Но этого мало: оплодотворившись, самка убивает самца и пожирает его…
И кто может мне гарантировать, что я буду иметь дело только с мужчинами?
Они попадаются сравнительно редко.
Однажды уж совсем заморились за смену… Еще был с нами мальчишка Петя, приехал из города к брату погостить. За компанию с нами на смене был.
Сидим, дремлем. Вдруг он как заорет:
– Змея!
Вскочили, конечно. Где змея! Как змея! А змея испугалась – под настил забилась. Так мы чуть все доски по очереди не содрали, пока поймали… Ну, прибили змею – и все.
Только мальчишка все с ней забавлялся. Поразила она его очень.
А нам почти до конца смены пришлось доски обратно приколачивать.
Притомились.
– Давай-ка уху заделаем!
Ухой мы чай зовем. Подзываем Петю:
– Петя, сбегай за водой…
Петя – в одной руке котелок, в другой змея – помчался, прыгая и улюлюкая, вниз к роднику.
Вернулся, поставил котелок. Грустный какой-то.
– Что с тобой? – спрашиваем.
– Змею-ю потеря-я-ял…
– Как же это ты так?
– Да вот, взялся за хвост, раскрутил над головой – даже засвистело. И вдруг хвост оторвался, а змея улетела… Искал-искал – нету.
– Непрочная какая… – сказали мы.
Надо сказать, и каракурт и фаланга, в общем, благородные звери.
Так, за здорово живешь они тебя не тронут. Будут ползать по тебе, а не тронут. Разве что придавишь.
Скорпион – другое дело. До чего уж подл! Так и норовит цапнуть. Не успеешь слова сказать – он уже бьет.
И зря утверждают, что они самоубийством кончают. Это для них слишком романтично. Сколько раз мы их ловили – и ни разу. И такая уж была обстановка: дураку ясно – пора кончать. Нет, ни разу.
Но вообще-то все эти гады – дело здесь привычное.
Даже развлечение.
Сидишь на вышке. Станок крутится, гудит. И так в сон клонит – мочи нет. Особенно в ночную смену. А тут изловишь скорпиона да фалангу… Ночью их много на свет набегает. Поймаешь – или ниточкой за лапки свяжешь, или так стравишь. Зрелище – хоть куда. Уж до чего злы!
И надо сказать, фаланга, как правило, скорпиона забивает.
Пакость это, прямо скажем, ужасная. То есть от одной мысли, что такая тебя может укусить, стошнит. Такой зеленый, толстый и мохнатый паук. С черным клювом.
Одно слово – гад.
Вернулись как-то мы со смены. Пообедали. И присели покурить на ступеньке столовой. Вдруг бежит к нам Санька с таким видом, словно он жемчужину нашел. Подбежал – видим, между двумя щепочками держит фалангу. Да такую здоровую, что мы таких никогда и не видывали. С ладонь. Сучит своими толстыми и мохнатыми, словно в штанишках, лапами.
– Вот, в уборной поймал, – радостно говорит Санька.
Присел рядом с нами, сложил фалангу у наших ног.
Только щепочкой придерживает, чтоб не убежала.
Сидим решаем, что с ней дальше делать. То ли сжечь, то ли лапки оторвать, то ли попугать кого-нибудь. И тут видим: курица за нами наблюдает. Стоит скромно в сторонке и все голову к нам кривит.
– Стравим ее с курицей, – говорит Санька.
Дружное одобрение.
Отшвырнули мы фалангу чуть поближе к курице и смотрим.
Фаланга стоит на месте, еще очухаться не может – озирается.
А курица робкими шажками и как-то по кривой, но уже подбирается к ней. И все боком поглядывает и головой так смешно и сосредоточенно подергивает. Обошла фалангу и остановилась в полметре сзади. Чтоб та не видела. Потом, словно ее подменили – куда только девалась недавняя вкрадчивость, – как прыгнет к фаланге, тюк-тюк ее клювом в самую середку и снова отскочила.
– Так ее, так! – закричали мы.
Фаланга покрутилась на месте и снова остановилась. Курица опять зашла к ней с тыла, подскочила – тюк-тюк-тюк! Приподняла голову, посмотрела выжидая. А фаланга уже и не шевелится. Тут курица подхватила в клюв фалангу и как понеслась во всю прыть, кокетливо раскидывая ноги. Забежала за угол. А туда уже другие куры бегут: жирная добыча. А курица с фалангой от них. И все скрылись.
Уж мы хохотали! Столько они нам удовольствия доставили…
– Да, – сказал вдруг Толик раздумчиво и серьезно, – курицам тоже нужно мясо… Для них это мясо.
Каракурт, что в переводе означает «черная смерть»
А это один из знаменитых рассказов Толика. Вот как оно бывает с каракуртом на самом деле…
Вечером Толик выпил. И не то чтобы выпил – просто встретил приятеля. Ну, выпили. Выпили в честь того, что выпутались из переделки, в которую впутались, когда выпивали третьего дня.
