Максима стало тянуть в подобные места. Спустя неделю, выбрав солнечный погожий будний денёк, он поехал в Переславль-Залесский. Максим готовился к этой поездке, он узнал, что в этом старинном русском городе своим духовным подвигом в XII веке прославил Бога преподобный Никита Столпник. Жизненный путь Никиты Переславского был тернист. Первоначально он был известен в округе как мытарь, отнимавший последнее, не знающий жалости ни к сиротам, ни к вдовам. Как-то этого человека постигло жуткое видение: когда его жена готовила в чане еду, Никита вдруг увидел там части тел своих жертв: руки, ноги, головы. Это видение было настолько безобразным и страшным, что Никита в ужасе бросился в храм. «Отец, спаси погибающую душу!» – молил он священника. В те времена русские люди верили в Бога! Батюшка велел Никите встать перед храмом на колени и три дня просить у обиженных им прощения. Народ прощал Никиту, но он сам себя не простил. Спустя три дня его нашли в болоте возле церкви, нашли по огромнейшему рою слепней и мошкары, вившемся над тем местом, где лежал искусанный в кровь грешник. Вскоре Никита повесил на себя тяжёлые вериги, вырыл в земле столп-яму выше человеческого роста и последующую жизнь провел в ней, вплоть до своей мученической кончины.
«Телом грешил – телом и пострадать должен», – прочёл Максим слова преподобного Никиты над входом в маленькой часовне, построенной над «столпом» – ямой, где тот спасался.
Мощи Никиты Столпника хранились в Никитской слободе, в красивом, белом с серебряными куполами монастыре, окружённом каменной крепостной стеной.
Максим приложился к раке преподобного Никиты, целовал его тяжёлые с массивными крестами вериги. С бугра, где находилась Никитская слобода открывался чудный вид на огромное Переславское озеро.
Максим провел в Переславле целый день. Этот спокойный старинный городок очаровал Максима. Поехав от центра города в сторону озера, Максим наткнулся на небольшую удивительнокрасивую, выкрашенную в бледно-бордовый и розовый тона церковь. Это был храм Сорока Севастийских мучеников, он стоял прямо на берегу Переславского озера. «Вот это виды!!! – пронеслось в голове у Максима. – И опять же, как здесь тихо и спокойно!» Посетив храм и купив икону сорока Севастийских мучеников, которой у него не было, Максим медленно поехал по узкой пустынной дорожке вдоль озера, иногда останавливался и снимал на фотоаппарат особо понравившиеся ему пейзажи. Максим сфотографировал даже заброшенную автобусную остановку, за которой сквозь немногочисленные серые деревья и сухие заросли высокой травы открывалась заснеженная гладь озера. Через несколько сотен метров, доехав до городского пляжа, Максим остановился, открыл окно и долго любовался пустынной величественной панорамой. Удивительную тишину иногда нарушал звук падающих, тающих капель. Одиноко стоящие на пляже железные с облупленной краской грибки от дождя навевали ощущение романтической отчужденности. С этой стороны берегов не было видно, и озеро казалось бескрайним. Максиму думалось, что ничего не нужно, ни интриг, ни грызни между людьми, ни суеты, кроме этой весны и знания того, что прошлое отпало и впереди новая жизнь.
После Переславля через некоторое время Максим побывал в других городах Золотого кольца: Ростове Великом, Суздале, Муроме, Владимире. Во Владимирском Успенском соборе Максим приложился к мощам великих древнерусских святых. Примкнув к одной экскурсионной группе, Максим услышал о житии святого благоверного князя Георгия Владимирского. В своей раке Георгий Владимирский лежал, сжимая в руке меч. Князь Георгий отличался воинской доблестью и благочестием. Годы жизни благоверного князя совпали с периодом нашествия на Русь полчищ монголо-татар. В то время, когда князь отсутствовал во Владимире, татары взяли приступом город и в числе других жителей вырезали его семью. Узнав об этом, чтобы затушить внутренний душевный пожар, князь Георгий просил Господа сподобить его мученической смерти в бою. Отряд, возглавляемый бесстрашным князем, на реке Сити вступил с врагом в жестокую битву. Через некоторое время после сражения, возвращавшийся с Белоозера Ростовский епископ Кирилл, чей путь лежал через поле брани, среди павших воинов по одежде узнал тело князя Георгия, у него была отсечена голова.
Возвращаясь в Москву из этих поездок, мчась по дороге, бегущей большей частью через лес, Максим смотрел на закат красного вечернего солнца над тёмными голыми деревьями и чувствовал, как у него теплела душа. В это время года темнеет рано; над высокой чертой горизонта полоска зари всё сужалась и приобретала уже не красный и багровый тон, а тёмно-пурпурный, похожий на угасающий уголь. Он купил диск с музыкой своего детства и раз за разом прослушивал в пути эти мелодичные и чистые композиции. Особенно его тронули «Прекрасное далёко» из кинофильма «Гостья из будущего», «Крылатые качели» из «Электроника», а также песни из мультфильмов «Шёлковая кисточка» и «Облака – белогривые лошадки». «Называющие себя демократами на чём свет стоит ругают Советский строй, – размышлял Максим, – но именно тогда были созданы эти шедевры, а что создано сейчас?… Разве сейчас могут сотворить что-то подобное?! И спрашивается – какой строй лучше?!» Чем ближе Максим подъезжал к столице, тем больше у него менялось настроение, он резко чувствовал смену энергетики. «Что-то непременно случится с этим городом, – думал он, – слишком много здесь сконцентрировано негатива».
Несмотря на смену образа жизни (он оставил некоторые привычки), Максим продолжал регулярно ходить в спортзал. У него оставался оплаченным абонемент в фитнес-клубе в отеле «Ритц Карлтон». Заниматься боксом здесь было невозможно по причине отсутствия необходимых условий. Максим ходил сюда раз в неделю почти с самого открытия отеля. В тренажёрном зале он с полчаса разминался, затем перебирался в спазону, плавал в бассейне, долго лежал на массаже. У него сложились дружеские отношения с массажисткой, женщиной средних лет, которая тоже работала здесь с открытия, с ней он говорил о жизни и, как не странно, о политике. Недавно Максим стал свидетелем отвратительной сцены. Известная дива, которую принято величать светской львицей, тоже посещавшая этот клуб, во всё горло орала матом на своего охранника, который забыл в машине её сумку со спортивной одеждой. Дива была известна своим скандальным и экзальтированным поведением и выставляла его напоказ. Такого безобразного мата Максим не слышал от самых прожжённых мужчин. Напуганный охранник, огромный веснушчатый молодой парень, совсем растерялся от этих воплей и, густо покраснев, мелко дрожал. Его безропотная покорность еще более завела диву, её брань перешла в истерику.
Взглянув на искаженное злобой лицо, брызжущее мерзкими гнилыми словами, Максим вспомнил одно событие, о котором ему как-то поведал знакомый банкир. На заре девяностых в Питере отмечался юбилей известного банка. В числе приглашенных был митрополит СанктПетербургский Иоанн. Многие к нему подходили за благословением; отдавая дань моде, соизволил подойти и тогдашний мэр с супругой. Митрополит Иоанн поднял для благословения руку, некоторое время напряжённо смотрел, как многим показалось, куда-то сквозь мэра и его жену, вдруг переменился в лице, упал и испустил дух. Митрополит не мог не благословить мэра, но и благословить его не получилось. Сам бывший градоначальник наломал немало дров, стоя у истоков второго крушения России, Но несоразмерно больше зла принесла его чадо, которая, стремясь стать эталоном для молодёжи, влила в неё массу духовной отравы.
«Надо завязывать болтаться по подобным местам, – подумал Максим, – зашёл и словно окунулся в чан с отходами; уж лучше ходить в заведения попроще, там и отношение к спорту серьезней».
Максим всё чаще задумывался о своей прошлой жизни. Его охватывал ужас от того количества зла, которое за многие годы он причинил людям. Он был безжалостным зверем, чудовищем, не замечающим страданий своих жертв. Случалось, по ночам Максим долго не мог заснуть, перед мысленным взором вставали картины прошлого, за годы бандитской юности он успел натворить столько, что ему думалось, будто он навеки проклят. Тогда, в начале и середине девяностых, в рядах братвы зверство было в почёте и в моде, все старательно косили под «отморозков». Людей мучили, убивали в большей степени не из-за денег, а во имя каких-то надуманных «понтов», чтобы что-то доказать окружающим и самим себе. Максиму вспоминался дикий случай, произошедший на заре его бандитской молодости. Как-то «старшие» поставили перед Максимом и его приятелями, молодой бандитствующей шпаной, задачу: напугать до смерти одного провинившегося и задолжавшего им бизнесмена и отобрать у него недавно полученный крупный кредит. Максим и приятели решили проделать эту работу так, чтобы «старшие», содрогнувшись от их кровожадности, выделили их из числа другой, «свежеподтянутой» молодежи. Они отыскали приличного с виду молодого бомжа, подпоили его, затем пообещав денег, сказали, что хотят разыграть своего товарища, привезли несчастного в лес и закопали по голову в землю, заткнув тряпкой рот. Через пару часов бандиты притащили на это место закованного в наручники бизнесмена с завязанными глазами и, сдернув повязку, указали на торчащую из земли, словно репа, голову: «Такой же как ты крыса-комерс не хотел раздоиться, смотри, что ждет таких крыс!» Огромный, двухметрового роста накаченный детина, некий Тигрёнок, взяв в руки заранее приготовленную косу, нацелился и с одного резкого короткого взмаха отсёк мнимому должнику голову.
