В два глотка влив в себя водку, Жорка с размаху ударил пустой посудиной по паркету.
Не глянув на компанию, застывшую от мгновенного ужаса, вышел из квартиры, хлопнув дверью.
* * *
Было около одиннадцати, когда Виктор у киоска увидел Митюкова. Виктор подошёл к киоску и поздоровался с Митюковым. Заметив, что настроение у следователя хорошее, спросил без подхода, как дела со следствием.
– Нормально, – Митюков не скрывал радости, – прокурор закрыл дело об убийстве ввиду доказательства несчастного случаи. Случай драки выделен в отдельное делопроизводство.
– То есть, убийства не было?
– Понятно, что не было. Вина Егора Шарова в нанесении побоев, способствовавших несчастному случаю с Валерием Степновым, будет, я полагаю, доказана… Суд определит наказание. Вот и всё…
– И суд будет скоро?
– К концу следующей недели наверняка.
Продавец подал Митюкову журнальчик кроссвордов, и тот, кивнув Виктору «пока», пошёл через площадь к себе.
Следователю лейтенанту Митюкову до конца рабочего дня пятницы нужно опросить вызванных участников драки. Отпускнику Виктору Алексахину делать было нечего. Купив свежий номер областной газеты, Виктор направился тоже к себе, прямо к обеду. Из переулка, нетвёрдо ступая, вышел Жорка Рыжий, держа путь в кафе.
После обеда в своей комнате Виктор раскрыл блокнот, исписанный неровным скачущим почерком почти до половины. Готовые куски очерка перемешались в нём с записями фрагментов высказывании действующих лиц и выписками из Уголовного кодекса. После разговора с Митюковым Виктор окончательно решил в будущем очерке дать простор читательскому воображению при определении настоящего убийцы.
Виктор уже не один год наравне с работниками областной прокуратуры и следственными органами распутывал криминальные узлы, которые завязывала – преднамеренно или случайно – сама жизнь. Здесь, в глубинке, он столкнулся также с нерасторопностью милиции, подтасовкой фактов, нежеланием прокуратуры произвести доследование. У самого Виктора была уверенность в том, что в этой драме был третий, истинный убийца, а местом случившегося был не камень, а мост. Но эта уверенность опиралась на подсознание, на интуицию, и не имела никаких вещественных доказательств иди показаний свидетелей. Поэтому и будущий очерк скорее будет художественным рассказом, где главным будут не факты, а рассуждения автора.
Закрыв блокнот, Виктор снял с полки книги Честертона, Чейса, Чандлера, Кристи, и стал листать. Лихие детективы с пистолетом в кобуре под мышкой, с набором ключей и отмычек, позволяющим без спроса проникать в чужие жилища или номера отелей, балансируя на грани смерти и нарушения законов, выходят победителями в казалось бы неравной борьбе с мафией и коррумпированной властью… Но это там, в Нью-Йорке, Чикаго или Майами, а не в Вяземске.
Виктор убрал блокнот в чемодан, В своей квартире за остаток отпуска он весь этот ворох записей разберёт, свяжет, пригладит…
За окном стемнело. По чёрно-белому телевизору шло кино десятилетней давности. Не досмотрев фильм до конца, Виктор заснул.
* * *
В субботу, когда Виктор сидел за обеденным столом, пришёл Николай Сорокин. От предложенного тётей Дарьей обеда он отказался, но стаканчик водки выпил с удовольствием.
– Витек, я с предложением к тебе, завтра порыбачить. Как ты?
– Ещё как, с удовольствием!
– Тогда заканчивай обед – и ко мне. У меня заночуешь. Тётя Даша, не волнуйся…
– Переодеться тебе надо, Витя!
– И за это не беспокойтесь. Найдётся рыбацкая одёжка. Может, в длину не совпадёт, зато в ширину с запасом. Так что, Виктор, приходи, я жду.
В детстве рыбалка была страстью Виктора. С Колькой Сорокиным и Борькой Арзамасцевым летом, после школы, пропадали с удочками и раколовками на реке, к обеду приносили домой улов – полосатых окуней, подлещиков, или, по-местному, «лоскариков», речных пучеглазых бычков – «попов». После школы, во взрослой жизни, рыбачить не приходилось, но охотничий инстинкт остался.
В сарае, у Николая дома, готовились к утренней рыбалке. Разбирали снасти, проверяли огрузку поплавков, готовили приману.
– Лещ подошёл. Перед нерестом аппетит у него зверский! Вот для него главная наживка! – Николай подал Виктору полупрозрачный кусок заварной манки. – Берёт лещ и на червя, но на него и пескарь, и уклейка будет цепляться, а это только для леща!
Шура принесла ужин друзьям в сарай.
– Я его здесь всегда кормлю, а то забывает про еду.
Шура улыбалась, любовно глядя на Николая. Она двигалась плавно, её крупные формы мягко колыхались. Виктору на мгновенье взгрустнулось. Его бывшая не умела так спокойно любить, как эта рыхлая толстая женщина, красивая в своём отношении к мужчине, мужу, главе семьи, отцу двух дочерей.
– Вставай, пора… – Николай говорил шёпотом на ухо Виктору. Виктор молча быстро оделся в ту одежду, какую вчера ему выдала Шура, обул резиновые полусапожки.
Выпив холодного чая, вышли. Ещё не было и трёх ночи. В городе, с его дымом, пылью и световой рекламой, Виктор отвык от такого яркого свечения звёзд. Здесь они были словно ближе к людям.
– Идём к затону, – Николай говорил вполголоса, словно боясь разбудить спящую Заречную. – Ты помнишь Максима? Ну, мужика, что жил на отшибе? Он и сейчас там живёт. Один, бабка его померла. Держит лодочную станцию. Ты его не узнаешь – скрючился, борода до пупа седая. Его теперь по-новому, на американский манер зовут.
Да, Макса-Максима Виктор вряд ли бы узнал, встретив в городе. Когда-то казавшийся им, пацанам, рослым и крепким мужиком, превратился Максим в горбатого хромого гнома.
Оглядев Виктора, Макс осклабился беззубым ртом:
– Чевой-то ты, парень, давно не приходил? Ты ведь с моим внучонком Борькой прибегал, лодку клянчил, да?
– А где Борис сейчас?
– Был Борис, и нету. Водочка его уложила рано на покой.
Что-то бормоча себе под нос, Макс вынес весла. Вместе с Николаем Виктор спустился от сарая к лодкам.
Мягко окуная весла в воду, Николай подплыл к лодкам трёх рыбаков, сидевших над веерами удочек. С кормы спустил на верёвке якорь – вагонную тормозную колодку, – на оба борта сыпанул несколько пригоршней приманы. Вода реки, застывшая, как зеркало, отражала звёздное небо. Тишина нарушалась только покашливанием одного из рыбаков с соседней лодки.
…Поплавок, торчавший из воды на одну треть, начал покачиваться, потом бессильно лёг на бок. Виктор подсек, почувствовал тяжесть рыбы… Сверкнув чешуёй, лещ лёг на бок и в следующее мгновение, мощно всплеснув, нырнул в подставленный под сачок.
«Первый!»
Николай опустил в садок уже второго леща…
Рассветало. Клёв затих. Отпустило и волнение ловли. В ближайших от реки дворах перекликались петухи. Взлаивали проснувшиеся собаки.
– Ну что, домой? – Николай уже подматывал леску. – Можно ещё посидеть, конечно, но крупный уже не возьмёт. Подлещики будут.
– Домой, домой, – подхватил Виктор предложение. – Не терпится твоей фирменной ухи отведать.
Да, такой ухи Виктор не пробовал даже в дорогих ресторанах столицы! Рюмочка за рюмочкой… Придя домой и выслушав неодобрительный комментарий тёти Даши, Виктор как убитый спал до темноты. Проснувшись, побродил по кухне, выпил кружку холодного кваса тётиного приготовления, вновь завалился спать.
* * *
Посыльная горисполкома с утра принесла приглашение к мэру, к Семёну Семёновичу Косолапову. Бумажка напомнила о трагедии, гибели Валерия, горе Клавдии… И о том, что причастен к этому сын мэра.
Косолапов встретил Виктора, как радушный хозяин дорогого гостя. Он вышел из-за стола, пожал руку Виктора обеими руками, щурил в улыбке глаза, рассматривая гостя. Виктор тоже рассматривал Семена Семёновича, сравнивая с воспоминаниями детства.
Семён был на три года старше Виктора и остался в его памяти бойким пионервожатым. Теперь Семён Семёнович выглядел солидно. Через пояс брюк переваливало заметное брюшко, лицо было полным, с розоватой кожей, с наметившимся вторым подбородком. Пухлые веки прятали резво бегающие глазки цвета болотной тины, под глазами набрякли нездоровые мешочки.
Чисто выбритый, в костюме из переливающегося песочного цвета материала, фирменного знака руководящего лица, в туфлях светло-коричневой кожи, стоимость которых Виктор оценил не менее чем в две сотни зелёных, Косолапов соответствовал стандарту провинциального мэра.
– Виктор Петрович! Рад видеть тебя в нашем городе!
– Говори уж, Семён Семёнович, «в моем городе», ведь ты его единовластный хозяин.
– Виктор Петрович! – Косолапов расплылся в сладкой улыбке. – У нас демократия! Времена тоталитаризма прошли…
Вернувшись к своему столу, Семён Семёнович надавил кнопку. Секретарше, незамедлительно возникшей в дверях кабинета. сказал:
– Мария Гавриловна, у нас гость…
Мария Гавриловна склонила голову в знак понимания и прошла мимо Виктора, дав возможность рассмотреть её подробно.
