Проснулся я оттого, что бабушка осторожно толкала меня в бок и говорила, чтобы я пристегнул ремень, мы идем на посадку. Я посмотрел в иллюминатор и увидел море огней внизу.
– Это Кувейт, – гордо сказал наш сосед. – Вы ведь знаете, что у нас была война с Ираком. Но после войны он стал еще краше.
Внизу виднелись полоски дорог, дома, виллы, все это было очень ярко освещено, а потом вид сменился на что-то очень большое и черное.
– Что это? – спросил я нашего соседа.
– Персидский залив. Ты, наверное, будешь в нем купаться. Вода в заливе всегда теплая, и в ней водится много рыбы и креветок. Вы, мадам Барбара, – обратился он к бабушке, – покупайте рыбу только на рынке, потому что в супермаркете продают всякую дрянь.
Я продолжал смотреть вниз.
«Ничего себе, какой он огромный!» – подумал я о заливе.
– А акулы в нем есть? – спросил я соседа.
– Бывают, но редко, – ответил он и заулыбался в усы.
Сосед дал бабушке карточку и сказал, чтобы она всегда к нему обращалась по всем вопросам. Наконец самолет приземлился, люди повскакивали с мест, похватали сумки и побежали на выход. Бабушка велела мне сидеть смирно и никуда не торопиться. Наконец и нас пригласили к выходу.
Мы шли по длинному коридору, вымощенному мрамором, на паспортный контроль. Я обратил внимание, что многие пассажиры с нашего самолета переоделись в арабскую одежду: мужчины были в длинных белых рубахах и в головных уборах, похожих на скатерти, эти уборы держались на голове с помощью черного обруча. Женщины были в длинных черных плащах и белых платках. Плащи эти назывались абаями и были сшиты из легкого шелка. Скорее, это были не плащи, а накидки, потому что они закрывали женщину с головы до ног. Некоторые женщины закрывали лицо черными повязками, над которыми блестели огромные черные глаза.
Хотя кое у кого абаи наброшены были только сверху (видимо, чисто символически) на костюмы и платья из лучших французских домов моделей, а голова не покрыта, и прекрасные волосы рассыпались по плечам. В основном на таких смотрели неодобрительно, но их, по-моему, это нисколько не смущало.
Мы без проблем прошли паспортный контроль, и к нам подошел наш сосед по самолету.
– Вам нужна помощь? – спросил он бабушку.
– Да, нам нужно найти нашу собаку, – ответила бабушка.
– Я вам помогу, – сказал он.
В этот момент к нам подбежала мама с Алешкой и Антошкой. Мы начали обниматься, целоваться, а наш сосед замер от изумления.
– Вот познакомьтесь, Мохаммед, это моя дочь Анастасия, – гордо сказала бабушка.
Мама выглядела настоящей красавицей. На ней было длинное арабское платье с вышивкой, она уже хорошо загорела, поэтому глаза ее казались еще более голубыми. Белокурые волосы свободно падали на ее плечи. На Мохаммеда прямо оторопь нашла. Он смотрел на маму не отрываясь.
– Какая у вас красивая дочь, мадам Барбара! – Он протянул маме руку и крепко пожал ее мягкую, нежную ладонь. Мама опустила глаза и улыбнулась. – Пойдемте, мадам Анастасия, я помогу вам найти вашу собаку, а то тут все очень запутанно.
Мы двинулись по каким-то длинным коридорам и наконец куда-то пришли. В месте, в котором мы оказались, мраморных полов не было, а было грязно и серо. Люди, что здесь работали, здоровались с Мохаммедом, хлопали его по плечу, говорили ему что-то по-арабски и смотрели на маму.
Борьку мы углядели сами. Он до сих пор спал в своей клетке. Я заволновался: «Вдруг он не проснется?»
Мы направились к маминой машине, наши вещи вез на тележке один носильщик, Борьку в клетке вез на другой тележке второй. Они подбежали к нам сразу же, как только наш новый друг Мохаммед щелкнул пальцами.
Мы торжественно погрузились в мамин новый джип. Мохаммед расплатился с носильщиками, и они зачем-то стали целовать ему руки. А Мохаммед стал целовать руки маме и бабушке и приглашал к себе в шале.
Наконец мы покинули стоянку. Машин кругом было видимо-невидимо. В отличие от Англии здесь никто не уступал никому дорогу и все пытались протиснуться в любую щель между машинами. Увидев маму, многие, правда, начинали улыбаться и пропускали ее.
– Хорошо быть блондинкой в арабском раю, – сказала бабушка довольно ехидно.
Мы тихо сидели сзади с Антошкой и Алешкой, и я не отрываясь смотрел в окно. Первое, что меня потрясло, – это теплый воздух, волной бивший в лицо. Не было и намека на промозглую английскую зиму. Нам мгновенно сделалось жарко, и мы сняли с себя легкие куртки, в которых в Англии промерзли бы до костей. Алешка и Антошка были в шортах и майках.
– Да, здесь как в Крыму! – воскликнула бабушка.
Потом я стал смотреть на машины. Каких только машин здесь не было – самых причудливых расцветок, форм и моделей. Они сверкали на солнце. Люди, которые в них ехали, были в белоснежных рубахах, местные их называют дишдаши. Еще в аэропорту я заметил, какие холеные и элегантные здесь мужчины, как от них вкусно пахнет французскими духами. Потом мне объяснили, что мужчины в Кувейте переодеваются по нескольку раз на дню. Слуги не успевают стирать горы дишдашей, поэтому прачечные и химчистки в Кувейте – очень прибыльный бизнес.
Мои наблюдения прервал Борька. Он проснулся и начал высовываться из своей клетки. На его удивленной морде было написано: «Где я?»
Увидев меня, он стал лизать мои руки и все норовил дотянуться языком до лица. Потом он увидел Антошку и Алешку, заерзал от радости и заскулил, что означало по-собачьи: «Радость-то какая!»
Мы проезжали по улице, по обеим сторонам которой стояли невысокие уютные дома, утопавшие в экзотической зелени. Перед одним из таких домов мы остановились. Нам навстречу выбежала молодая женщина – не то китаянка, не то кореянка, на самом же деле филиппинка, но это выяснилось позднее.
– Мама, Эдичка, познакомьтесь. Это Камилла, она работает у нас в доме прислугой, – сказала мама.
Камилла широко улыбалась, демонстрируя ряд безукоризненно белых зубов.
– Добро пожаловать, мадам, добро пожаловать, господин Эдуард, добро пожаловать, Борис, – повторяла и повторяла она.
– Мама, а мы что, вот здесь будем жить? – спросил я.
– Конечно, Эдичка. Проходи в дом.
Мы вошли в очень уютный холл с мраморным полом и большой люстрой. В середине холла стоял столик, на нем – огромная ваза с цветами, больше в холле ничего не было. Камилла тащила наши чемоданы, Борьку наконец выпустили из клетки, и он бросился обследовать сад. Алешка и Антошка умчались с ним.
Я пошел изучать дом. Мне он очень понравился. Помещения в нем были расположены на одном уровне, только в столовую вели три ступеньки. Гостиных было две – большая и маленькая, последняя с телевизором и кучей игрушек. Большая гостиная обставлена светлой красивой мебелью, на маленьких столиках поставлены лампы, все они были зажжены. На мраморных полах лежали персидские ковры. В доме было четыре спальни, четыре ванные, а у Камиллы была собственная комната с душем и туалетом. В общем, сплошной уют. Что я еще заметил? Жары не было, работали кондиционеры. И царила идеальная чистота.
– Мадам, господин Эдуард, пойдемте, я покажу вам ваши комнаты, – сказала Камилла. – Не желаете освежиться с дороги? Скоро мы будем ужинать.
Я вошел в свою небольшую спальню и замер – так в ней было хорошо. Здесь было все необходимое для счастливой жизни: удобная кровать, письменный стол с большой лампой, ящик с игрушками, встроенный стенной шкаф, комод. Я стал сразу же открывать ящики и обнаружил там множество шорт и маек. Рядом с комодом стояла полка с моими любимыми книгами. В белой ванной висели большие мохнатые полотенца.
«Как здесь здорово», – подумал я.
В этот момент с кухни донесся крик, и я побежал туда. В кухне на стуле стояла Камилла, перед ней сидел Борька с крысой в зубах – сидел и не мог понять, почему Камилла кричит. Потом, решив, что это какая-то незнакомая ему игра, Борька открыл пасть и стал лаять. Крыса упала на пол. Это была мертвая крыса, Борька ее придушил. На крик Камиллы в кухню сбежались домочадцы. Бабушка мигом оценила обстановку, взяла веник и совок, смела туда крысу и выбросила ее в уличный контейнер для мусора. Борька побежал за ней и стал выяснять, куда исчезла его добыча. Он уселся возле контейнера и стал подвывать, что на этот раз означало: «Крыса еще жива, она только притворяется мертвой. Дайте же наконец мне ее прикончить».
Бабушка цыкнула на Борьку, и он нехотя поплелся домой, все время оглядываясь назад и как бы говоря: «Ну, пеняйте на себя! Когда эта тварь очухается, она вам еще покажет».
Мы все уселись за стол в большой кухне. Мама сказала, что сегодня обедаем по-домашнему, а в столовой накрывают, только когда принимают гостей. Бабушка, по-моему, не очень была довольна такому объяснению, но, увидев гору поджаренных в чесноке креветок, сменила гнев на милость. Камилла, оправившись от крысиного шока, прислуживала за столом. На столе было очень много разной вкусной еды. Помимо креветок, тут было еще огромное блюдо с рисом, горячий арабский хлеб, много зелени, пасты из баклажан и куриного гороха, который называется хомус, баба гануш и метабель.
