Первая беда – запрет на белое, вкусно пахнущее, такое холодненькое летом мороженое! Вторая беда – ей нельзя бегать и играть с детьми, потому, что она задыхается. Не сразу, конечно, но очень скоро. Ей можно сидеть, рисовать, играть, только ни в какие ни в «азартные игры», ни в какие ни карты, ни домино. В домино нельзя строить даже домики.
– Будешь играть в карты, – говорила мама, – попадёшь в тюрьму!
Надо играть в «ботаническое лото» и во «врача» с таким детским набором, а бегать с детьми нельзя. Аделаида и без бега не понимает: как человек может дышать с закрытым ртом?! Она сама всегда с открытым! И спит, и сидит, и ходит с открытым ртом. Даже когда она просто разговаривает, получается тихо, в нос и шепеляво. Мама и папа говорят, что это очень «некрасиво»! «Некрасиво шепелявить и говорить в нос», как будто она специально! Другие её знакомые дети все живут с закрытым ртом. Иногда в детском саду, когда Зинаида Николаевна рассказывает какую-нибудь интересную историю, и все вокруг забывают обо всём, Аделаида не слушает. Ей кажется, что все умерли и не дышат. Она хочет разобраться и понять что происходит. Она тихо подносит руку к носу сидящего слева Игоря Новикова: посмотреть, дует ли из него воздух, или нет? Оказывается, дует, но она всё равно сомневается, потому что ей ничего не слышно и кажется Игорь, перестал дышать, а если не дышит – значит, сейчас умрёт!
Не бегать очень грустно. И не только грустно! Это очень даже стыдно. Просто позор! Вот если ты просто дурак, или у тебя сопли блестят на рукаве и он как залакированный, потому что ты им вытираешь нос – это даже лучше, чем не бегать. Когда все во дворе, или садике дети все вместе играют в «ловитка», или в «классики», конечно же, совершенно нельзя надеяться, что какая-то добрая душа от жалости и сострадания сядет с тобой рисовать на асфальте. Да никто ни в жисть не сядет! Поэтому надо сидеть одной. Хотя мама и папа говорят: «А ты будь умнее! Что толку с того, что они бегают потные и вонючие?! Вон, посмотри: эта, как её, не помню… ну, дворничихина дочка бежит, пот по ней струйками течёт, пыль прямо по шее размазана! Разве это красиво? Она же девочка! Фу! Она явно потом воняет! А ты сядь, возьми бумагу, ножницы…» Вот и сидит Аделаида с самого рожденья одна, со своей бумагой и своими ножницами… Хотя, конечно, можно заманить кого-нибудь хорошим мелом, или акварельными красками, но это ненадолго. Мелки ей сломают, или тут же вымажут на асфальте, акварели перемешают, потому, что никто не умеет после каждой краски мыть кисточку в воде и потом чистой брать новый цвет. Ещё детям нравится сразу пачкать воду. Они сильно-сильно вымазывают кисточку, а потом быстро окунают в воду, чтоб она покрасилась, и чем сильнее, тем интересней! Как только под вымазанными подчистую акварельными красками покажется пластмассовое дно, все побегут обливаться водой «из бутылочек от всяких шампуней, потом залезут на гараж есть вишню, потом… Ещё будет очень много совершенно замечательных, прекрасных и недоступных ей «потом». Зато в её «потом» придёт мама и будет страшно ругаться за испорченные краски:
Не ценишь ты хорошие вещи! Не ценишь! Не умеешь ценить! Или не хочешь, потому, что сама не покупала! Не заработала потом и кровью! Живёшь на всём готовом. Вот и разбазариваешь свои вещи направо, налево! Вот если бы ты сама зарабатывала, то тогда бы знала им цену!
Аделаида извинялась, говорила, что больше так не будет.
Конечно, не будешь! – Соглашалась мама. – Краски-то испорченные, их выбросить надо! А другие я тебе больше ни за что не куплю!
Гланды мешали жить и во время каникул и отпусков, когда Аделаида вместе с мамой, папой и Семёном ездила отдыхать на море.
В море ей можно купаться всего несколько минут. Потом надо обтереться большим, горячим от солнца полотенцем и обязательно переодеть купальник. Пока она всё это проделывала, тут уже снова становится жарко. И она сидела, закутанная в мамин байковый халат, подальше от воды и ела булку с кипячёным молоком из термоса.
Рядом, в прозрачной прибрежной воде происходили разные волшебные чудеса! Одни дети, нацепив на нос маску, вытаскивают из воды разноцветные блестящие камни и бросают их на берег. Досада, какая досада! Камни тут же высыхают на солнце и становятся обычной серой галькой. Другие дети с визгом гоняются друг за другом и тащат друг друга в море. Они хватаются за руки, ноги, за всё, и при этом все пищат и хохочут, как если бы это было совсем не больно. Люди, которые постарше, тоже играются. Они делают вид, что играют в волейбол, а на самом деле всё стараются попасть надувным мячом кому-нибудь по голове. Это очень смешно. Никто не ругается, все делают вид, что ничего не понимают, и мяч в них взаправду попал случайно. Сёма сидит у кромки воды и пытается поймать игрушечной корзинкой малюсеньких рыбок, в страхе спутавших дорогу и метнувшихся на берег. Одна только Аделаида сидит на деревянном просоленном топчане белой мраморной глыбой среди коричневых, потных тел, среди взрослых в солнечных очках с приклеенными на нос газетными обрывками. Ей нельзя много купаться. Тогда у неё поднимется температура, и она начнёт кашлять. Вот тогда точно её на море больше не поведут. Она останется на съёмной квартире, скорее всего с папой. Мама скажет:
– Надо, чтоб кто-то с ней остался! А Сёмочку не будем в такую жару дома держать? Ребёнку же свежий воздух нужен!
– Да, канешна! Давай я астанус! (Да, конечно! Давай я останусь).
– Ты купаться не хочешь?
– Не-э-э! Уже надоел купаца! (Уже надоело купаться).
– Ну, хорошо! – Мама милостиво «разрешит» папе остаться и караулить Аделаиду. Раз уж ему «надоело купаться», то пусть вместе с ней дома и сидит. Мама возьмёт Семёна за руку, и они вдвоём пойдут на пляж. Аделаида будет сидеть и переживать, что папа обманывает маму, что ему «надоело купаца».
Но так бывает, только если ездить на море с родителями. А вот если поехать с бабушкой и дедушкой… Ведь у Аделаиды есть ещё и бабушка с дедушкой! Какие они красивые! Деда такой серьёзный и немного строгий с другими, только не с ней. У него такой интересный чубчик падает прямо на лоб! Его волосы раньше были совсем чёрными, а теперь вперемешку с белыми, и чубчик получается какой-то серо-серебряный, или «дымчатый», как говорит про цвет своего котёнка соседка Светка. Так вот этот дымчатый чубчик падает ему на лоб и делает его лицо совсем не строгим, а весёлым и шкодным. Как будто он всегда готов пошалить, но в его возрасте уже нельзя. У деды тонкие, красивые пальцы с жёлтыми ногтями. Деда много курит, поэтому и кожа у него на кончиках пальцев жёлтая. У бабули очень густые короткие волосы. Простая расчёска их не прочёсывает. Поэтому у неё расчёска железная. И ещё… бабуля носит… «бандаж». Что это такое – Аделаида не особенно поняла даже когда увидела. Очень странное сооружение из плотной ткани. Оно надевается на голое тело и затягивается. Говорят, это для того, чтоб женщина выглядела стройной. Но, ведь в этом «бандаже» можно совершенно задохнуться! Как бабуля в нём дышит?! Не боится ведь умереть! Носит! Бабуля с дедулей никогда не ссорятся, только деда иногда над ней подшучивает.
Однажды они взяли её с собой отдыхать на море. Это когда Сёмке было три года.
Родительский отпуск закончился в августе, а дедушкин только начинался. Родители должны были выходить на работу, а зачем они отпустили её с дедом, осталось для неё загадкой на всю жизнь.
Аделаида никогда не видела ничего более прекрасного, чем город с коротким и вкусным названием, похожим на сок. Когда она однажды, ещё дома, прислушавшись к разговору взрослых, выделила для себя два слова «с собой» и «в Сочи». Ей представился запотевший от холода гранёный стакан, наполненный чёрно-бордовым вишнёвым соком. Это было так замечательно!
Дедушка работал продавцом в универмаге. На следующий же день, после принятия решения, что Аделаида едет с ними на море, он принёс какие-то надувные приспособления и сказал, что это «груши». Они были красно-белые, переплетённые какими-то завязками, узлами.
– Смотри, – очень серьёзно начал он, – вот эта лямка будет у тебя под животом, а два надувных шара – по бокам…
– И я научусь плавать?! – Аделаида не верила своим глазам.
– Конечно, научишься!
– Правда-правда?!
– Самая настоящая!
Она захохотала счастливым смехом:
– Дедулечка, миленький мой! Мой миленький… Какой ты миленький…
Она залезла к нему на колени и стала целовать в щёки, нос, во всё, что попадало под губы, которые никак не хотели сходиться и растягивались в улыбку неземного счастья. Она долго смеялась, потом горько расплакалась и снова долго не могла остановиться, Потом в ожидании небывалого блаженства крепко уснула, прижавшись мокрой щекой к новенькой красно-белой «груше» с многочисленными завязками.
Слово «море» было любимым и знакомым. Родители уже возили их с Сёмкой на море. Они остановились в маленькой деревне, в каком-то доме со страшно злой хозяйкой, которая никогда не здоровалась. Хозяйки вообще всегда были злые. Они мели по утрам упавшие за ночь маленькие абрикосы, которые, если не мести, к полудню переспевали, размазывались и становились похожими на какашки; днём не разрешали сидеть на кроватях, говорили, что проваливается какая-то «сетка». Аделаида представляла себе базарную вязаную сетку, из которой торчат перья зелёного лука и живой петух крутит головой, и лапы его вываливаются из дырок, и никак не могла понять: куда же эта сетка с петухом проваливается?! Но, видно, она всё-таки «проваливалась», поэтому днём надо было сидеть только на жёстких стульях с фанерными спинками, которые страшно царапали спину, а днём после моря так хотелось прилечь!
