Сергей Ильичев - Бесогоны

– И как же на такую игру отреагировала наша РПЦ? – задал уже свой вопрос семинарист Геннадий Севастьянов.

– Она о ней не знала. По крайней мере это их официальная версия. Однако, как вы сами уже догадались, православная церковь определяет такое духовное заболевание как прелесть бесовскую, в основе которой лежит грех изначальной человеческой гордыни. Сам же несчастный искренне считал, что достиг немалых успехов в результате своей личной трудовой активности, еще не догадываясь, кто так своевременно и аккуратно подбрасывает ему необходимые советы, материалы, фокусирует на нем немалые финансовые потоки…

Так прошло полгода. Михаил Юрьевич давно потерял счет времени. Перестал узнавать даже тех, кто, по сути, кормил всю редакцию щедрыми целевыми спонсорскими подачками. И те уже, в свою очередь, стали забывать и про саму редакцию. И тогда главный редактор понял, что надо срочно что-то делать.

Михаила Юрьевича отвезли к опытному и известному психиатру, который, словно клещ, в него вцепился и даже не хотел выпускать из своей клиники, обнаружив любопытный случай некоего редкого нервного заболевания. К сожалению, произнесенное тогда вскользь его латинское наименование полностью выпало из моей головы…

Тогда кто-то и подсказал, что нужно бы позвать батюшку.

Главный созвонился со своим закадычным другом, настоятелем одного из храмов Москвы отцом Викентием, о котором ходила молва пророка и даже могущественного целителя, способного изгонять бесов. Тот, правда, сослался на то, что и у него запись производится за месяц. Но за предложенное щедрое вознаграждение согласился-таки спасти страждущего…

В тот же день все члены семьи и главный редактор были в квартире у Меньшиковых, когда распахнулась дверь и отец Викентий переступил ее порог.

Батюшка был стройным и моложавым на вид: аккуратная бородка, ряса греческого покроя из тончайшего сукна и модные носочки импортных полуботинок, словно бы что-то высматривающие из-под пол рясы, располагали к доверительному отношению с этим «посредником» между ними, грешными, и Самим Господом Богом…

Его сопровождали молодые юноши, названные телохранителями, хотя вся их «охрана» заключалась в том, что они неустанно смахивали пушинки с рясы всевластного «старца», которому и на вид-то было не более тридцати.

– Ну-с, братья, начнем, помолившись! – сказал он.

И все, словно перед погружением под воду, набрали в легкие воздух и застыли, задержав на какое-то время дыхание.

Михаил Юрьевич, сидевший в кресле у своего компьютера и молча наблюдавший за разыгрыванием сцены поклонения волхвов, лишь улыбнулся.

Батюшка тут же отреагировал:

– По вере вашей дается вам, сын мой…

Главный решил сразу же прекратить начавшийся было богословский спор и сказал:

– Батюшка, не отвлекайтесь. Источник заразы и так всем хорошо известен: это компьютер, перед которым вы сейчас стоите…

И тут в лучших традициях провинциального театра (поговаривали, что батюшка до принятия сана подвизался на подмостках областного народного самодеятельного театрального коллектива) священник со словами:

– Чур меня, сатана! – резко отскочил от компьютера, словно черт от ладана…

Его сопровождающие уже держали в руках чашу со святой водой и кропило.

Отец Викентий схватил кропило и, глубоко погрузив его в чашу, напоя волокна, с размаху стал кропить, словно бы отхлестывая сам компьютер и всех тех, кто был рядом, святой водой, приговаривая при этом:

– Изыди, сатана! Изыди!..

Все замерли, искренне готовясь увидеть то, как сатана в сей же момент станет вылезать из компьютера…

И дождались-таки, услышав спокойный, но властный голос:

– Кто ты такой, чтобы гнать меня? Апостолов Петра и Павла знаю, а тебя нет.

И тут священник совершил ошибку…

Монах сделал небольшую паузу. Он увидел, что курс внимательно его слушает, и продолжил начатый рассказ.

– Ему бы помолиться, покаяться пред Богом и призвать Его себе в помощь, а поп, словно заведенный механизм, на все лады лишь бормотал:

– Изыди, да… изыди…

– Что же, пусть будет по-твоему, – вновь прозвучал этот же голос, и нечто непонятное, невидимое, но до жути знакомое, как некий ночной детский кошмар, заполнило собой всю квартиру.

Священника сначала что-то приподняло на полом, повернуло в горизонтальное положение и, слегка подбросив вверх, уронило на пол…

Служки шарахнулись к стенам.

Главный раскрыл от удивления рот: вот и не верь после этого в нечистую силу…

А отец Викентий, лежа на полу, заскулил, как побитая собака…

В этот момент нечто выхватило у обмочивших свои штаны вьюношей чашу со святой водой и, словно бы надсмехаясь над самим церковным таинством, просто вылило всю оставшуюся воду на затаившегося у окна священнослужителя со словами:

– Сначала свои грехи отмоли…

И тут уж Михаил Юрьевич насмеялся досыта…

Тут батюшка Михаил сделал еще одну паузу и вновь внимательно посмотрел на своих семинаристов.

– Гляжу, что на ваших лицах появились осмысленные улыбки. Это хороший знак.

– А что же было с этим «нечто»? – спросил преподавателя Фома. – Снова ушло в телевизор?

– А «нечто» просто пропало, – ответил уже всем монах. – Вслед за ним тихо ушел из квартиры и, к сожалению, посрамленный священник.

– Интересная история, – начал Юрий Демидов, – а главное – поучительная. Мне интересно ее продолжение. Нашелся ли тот священник, который сумел справиться с этим, как вы его называете, «нечто»?

– Такой человек действительно нашелся, – ответил ему батюшка Михаил. – Правда, им оказался не священник, а все последующие события и вовсе более напоминают святочную историю… Но если вы желаете, я ее вам расскажу до конца… – И батюшка Михаил продолжил.

– Главный редактор, от пережитого слегка заикаясь, поставил перед своим замом условие: немедленно прекратить всякие игры и приступить к работе, в противном случае с завтрашнего дня он мог считать себя уволенным.

И Михаил Юрьевич сказал, что он согласен и что завтра выйдет на работу.

Жена облегченно вздохнула, а дети радостно улыбнулись.

Поздно вечером Михаил Юрьевич в последний раз зашел в игру. Он попрощался со всеми своими друзьями, раздал все, что уже сумел накопить в той жизни, а какой-то девушке из Рязани подарил свою редакцию.

И встал из-за компьютера, когда первые лучи солнца коснулись крыш домов.

Он собирался на работу.

Члены семьи провожали его до машины, которую в то утро прислал за ним сам главный.

Михаил Юрьевич взглянул на жену.

Поцеловал дочь.

Пожал руку сыну. И вспомнил разговор с ним, который состоялся накануне вечером. Антон попросил взять его с собой в игру.

– Ты уверен, что готов к этому? – спросил отец.

И почувствовал, что сын замялся.

Тогда, чтобы снять возникшую неловкость, он добавил:

– Сам скажешь, когда будешь готов!

– Значит, договорились? – робко спросил сын.

– Считай, что договорились! – утвердительно ответил отец.

Юноша и утром находился еще в некой прострации.

Отец сел в машину и уехал…

Вся редакция с нетерпением ждала его возвращения.

Секретарша Юля на свои деньги купила его любимый эклер и заварила свежего чаю, тщательно протерев кружку, из которой он пил.

Фотограф Саша обежал всю редакцию, пока не собрал сумму своего долга.

И лишь уборщица Глафира, поняв, от чего с утра на работе такая суета, вскользь бросила:

– И где его только черти носят?

Юля, которая стояла у окна и видела, как подъехала машина, закричала:

– Приехал!

Михаил Юрьевич действительно вышел из машины и стал подниматься по ступенькам в сторону парадного входа в издательство.

Все вышли из своих кабинетов.

Рядом с главным стояла бессменный профсоюзный лидер Антонина, которая держала в руках нечто вяло напоминающее цветы.

«Видимо, и тут сэкономила», – мгновенно подумал он.

Когда кабинка лифта остановилась на их этаже, все замерли.

Двери лифта распахнулись, но Михаила Юрьевича в нем не было.

Наступила неловкая пауза.

И лишь через распахнутые двери кабинета заместителя главного на его автоответчике был хорошо слышен голос Антона, его сына:

– Отец, ты слышишь меня? Я согласен! Возьми меня с собой! Ты слышишь меня? Это Антон. Почему ты молчишь?

Прошло три года. И вот однажды, в сочельник, в самый канун Рождества Христова, повзрослевший Антон возвращался с работы к себе домой. Он был доволен результатом прожитого дня, хотя и чувствовал себя словно выжатый лимон.

Он спешил. Вся семья собиралась сегодня в ночь принять участие в рождественском богослужении. Когда он был уже у парадной двери, его кто-то окликнул.

– Молодой человек, это не вы обронили?..

Он оглянулся и увидел старика, который держал в руках компакт-диск.

Антон взял его в руки и сразу же понял, что это не его диск, но старика уже не было рядом. Он еще какое-то время постоял на улице в надежде, что отзовется хозяин потери, но улица была пуста, и он вошел в подъезд своего дома.