Полина Сергеевна, по образованию зоолог, трудовую жизнь провела в отделе референтуры Института биологии Академии наук. Олег Арсеньевич всегда был чиновником. Со времен Гоголя и Салтыкова-Щедрина в российском обиходе чиновник — ругательное слово. Он туп, ограничен, берет взятки, бюрократствует… и далее по списку отрицательных характеристик. Глубочайшее заблуждение! В прошлом писатели не жаловали чиновников, клеймили плохих, достойных не замечали. Сейчас журналисты яростно впиваются в плоть чиновника-вора и не замечают сотен других, которые изо дня в день трудятся честно и с пользой. Если бы все чиновники были лихоимцами, то государство развалилось бы в одночасье, потому что если в машине все шестеренки застопорились, то она ехать не может, стоит на месте, ржавеет, и народу-пассажиру при этом отчаянно плохо. Каста чиновников ничем не отличается от касты военных, врачей, дипломатов или горноспасателей. Везде есть плохие и хорошие. Хороших всегда больше. Олег Арсеньевич — из них. Он работал в московской мэрии, потом — в аппарате Совета министров.
Произносил с вызовом:
— Я — чиновник!
Если видел на лице собеседника презрительную гримасу, начинал выражаться в стиле старого ворчливого служаки:
— Я государственник. А наше государственное устройство вас не устраивает? Простите, батюшка, за тавтологию: устройство не устраивает. Вы приходите к нам, вакансии открыты, вместе попробуем навести порядок. Только предупреждаю: работа кропотливая и беспросветная, известности и благодарности никакой, а шишек каждый божий день, только успевай поворачиваться.
— Знаем мы вас, чиновников! — кривился собеседник.
— Не знаете! — отреза́л Олег Арсеньевич. — В том-то и беда, что не знаете! Ярлыки вешать, клеймить — проще простого, а в одной упряжке бежать не всякий конь или собака умеет. Я про коня и собаку — не про вас, батюшка. Какой же вы конь! Вы орел! Рожденный ползать, ой, простите великодушно, летать, конечно, летать… В облаках не заблудитесь!
Олег Арсеньевич служил на флоте и очень ценил писателей-маринистов — Станюковича, Пикуля, Конецкого, из современных — Покровского. Прочитав у Покровского, что тот относится к чиновникам как к тараканам — брезгливо, Олег Арсеньевич расстроился:
— Умный, талантливый парень! Что ж он всех под одну гребенку?
— А как у него там дальше? — спросила Полина Сергеевна.
— «Особенно наших, отечественных, — зачитал Олег Арсеньевич. — Заграничных чиновников я не так брезгую, но ведь и тараканы бывают разные. Бывают экзотические тараканы». Патриот, нечего сказать!
— Не расстраивайся, считай, что ты относишься к разновидности экзотических прусаков. В определенном смысле так и есть.
Олег Арсеньевич взяток не брал и не лоббировал интересов подозрительных фирм. Но большой карьеры не сделал вовсе не поэтому. В высших эшелонах любой отрасли люди группируются по командам. Вопрос «Чей это человек?» имеет обычно конкретный ответ — имя-фамилию. Иерархия личной преданности выстраивается параллельно иерархии власти. Олег Арсеньевич был ничей, ни в какие команды не входил, был предан делу, а не лицам. Его ценили за профессионализм, но недолюбливали за независимость. В аппарате Совета министров он занимал должность не низкую, но и не высокую — последнюю перед высокой, — на которой появляются личная секретарша и машина с персональным водителем. У Олега Арсеньевича их, понятно, не было. Правда, всегда имелись хорошие бонусы — отличные поликлиники, санатории, дома отдыха, и стройматериалы для дачи Олег Арсеньевич покупал по оптовым ценам.
Арсений собирался поступать на экономический факультет МГУ, конкурс туда огромный. Сдавать нужно было письменно математику и сочинение, устно историю и английский. Математика и английский — никаких волнений, но история и особенно сочинение! На коварные вопросы вроде: «Внешняя политика России в первой половине девятнадцатого века» или «Внутренняя политика России во второй половине двадцатого века» требовался развернутый ответ, Арсений же мог сказать только пару общих фраз. Сочинений писать не умел, много читал, но не классическую литературу, все эти «образы», «типичные представители», «милые идеалы» и «лишние люди» вызывали у него тошноту, да и грамотность страдала. До школьных выпускных экзаменов оставалось два месяца, Арсений каждый день ездил к репетиторам, бравшим немалые деньги, но толку от этих занятий, как выяснила Полина Сергеевна, заглянув в отсутствие сына в его конспекты, было немного.
Она позвонила репетитору по русской литературе, поинтересовалась, почему в тетради сына нет никаких сочинений.
— Я с ним давно не работаю, — удивилась преподаватель.
— То есть как? Он к вам ездит, каждую неделю отвозит деньги…
— Возмутительно! Наговор! Как вы смеете!.. — принялась разоряться репетитор.
К ней было трудно попасть, только по рекомендациям, Полина Сергеевна изрядно постаралась, чтобы устроить сына к преподавательнице, которая натаскивала писать сочинение самых тупых абитуриентов.
С репетитором по истории все повторилось — он не видел Арсения последние три месяца, полагал, что от его услуг отказались. Хотя, как он выразился, мальчик совершенно сырой.
— Это какая-то ошибка! — говорила Полина Сергеевна мужу. — Я ничего не понимаю! Не мог же Сенька…
Сенька никогда не мог врать, не умел. Если лукавил, было видно сразу — краснел, прятал глаза и быстро, облегченно сдавался, когда его уличали во вранье. Кроме того, сын прекрасно сознавал, что поступить в университет нужно обязательно. В августе ему исполняется восемнадцать лет, провалит экзамены — загремит в армию. Армии Полина Сергеевна боялась больше ада. Она даже уговаривала мужа раз в жизни изменить принципам, найти связи и подстраховать поступление сына в МГУ. Олег Арсеньевич на словах отнекивался, но, переживая не меньше жены, проводил разведку, искал выходы на ректорат.
Они ждали сына, молча теряясь в догадках. Догадки были настолько несуразны и страшны, что язык не поворачивался произнести их вслух.
Пришел Арсений. Только переступил порог, родители выскочили в прихожую, отец спросил:
— Где ты был?
Полина Сергеевна, интуитивно опасаясь вранья сына, выпалила:
— Я звонила репетиторам.
— Можно руки помыть? — с непонятным вызовом спросил Сеня.
— Конечно, — развернулся и ушел в комнату отец.
Они ждали его, сидя рядышком на диване. Сенька не прошел в комнату, а прислонился к косяку, руки засунул в карманы. Полине Сергеевне показалось, что руки его дрожат. Однако на лице никакого страха не было.
— Папа и мама, не волнуйтесь, пожалуйста. Я женюсь, и у меня будет ребенок.
Полина Сергеевна часто встречала в романах и слышала в разговорах выражения: «Это было точно не со мной… будто во сне… как в дурном кино». Она считала их фигурами речи, не более. Но сейчас пережила именно такое раздвоение: словно ее сознание вылетело из нее, унеслось, и осталась только оболочка, легкая и пустая, как мешок, из которого вытрясли содержимое. С Олегом Арсеньевичем происходило нечто подобное.
— Еще раз! — попросил он. — Что ты сказал? Повтори.
— Я женюсь, и у меня будет ребенок.
— Этот бред мне снится? — повернулся к жене Олег Арсеньевич.
— Мне тоже? — пробормотала Полина Сергеевна.
— Это не бред, а факт, который вы должны принять, — отчеканил Сеня. — …Или не принять. Но мое решение окончательное.
Полина Сергеевна знала это выражение лица, но прежде видела его только у мужа. Когда Олег смотрел вот так холодно и сердито, когда в его глазах сверкала сталь, губы поджимались, ноздри напрягались — с ним было бесполезно что-либо обсуждать. Уговаривать, доказывать, убеждать — бессмысленно. И слезы не помогали, только вызывали еще большее раздражение. Его нужно было оставить в покое, дать возможность остыть, подумать, дождаться, когда пропадет упрямый настрой любое ее замечание принимать в штыки. Через час, на следующий день, через неделю он сам вернется к проблеме или сможет спокойно выслушать аргументы жены.
Однако сейчас Полина Сергеевна не могла отложить разговор.
— На ком? — спросила она. — На ком ты женишься?
— На Юсе.
Родители опять посмотрели друг на друга: разве может быть, чтобы мальчик вдруг сошел с ума?
— На Юсе, — повторил сын. — Она хорошая, очень хорошая. Вы ее не знаете. Я ее очень люблю, и она беременна, у нее будет… этот… сын… или дочь… То есть у нас…
Олег Арсеньевич быстрее жены пришел в себя.
— Сенька, ты идиот? — спросил он. — Больной? Кретин?
— Я так и знал, так и думал! Не ждите меня, ночевать не приду. — Сенька развернулся, ушел, хлопнув дверью.
Оглушенные Полина Сергеевна и Олег Арсеньевич несколько минут молча смотрели друг на друга. Точно ждали успокаивающего ответа на немой вопрос: «Это мне снится? Этот бред ведь не на самом деле?»
