Напор в кране был совсем слабый, хотя до вечернего полива времени еще уйма. Только набирая в ладони воды, Катерина поняла, как устала в дороге и в ожидании исхода этого пути. Нервничала, боялась, а что нашла? Просто дом. Ни призраков, ни кошмарных видений.
Катерина оглядела себя в зеркале. Пальцами разобрала на пряди растрепанные черные волосы, пытаясь вернуть им форму ассиметричного каре, подстриженного по городской моде. Осторожно провела пальцами по глазам, щекам, словно ощупывая незнакомое лицо. Пряслень, и улица Береговая, и дом тети Оли… Она вернулась в то место, где никогда еще не была – взрослой. Поселок видел ее детство и ее юность, так рано оборвавшуюся. А теперь она вернулась взрослой женщиной, без длинных кудрей, зато с мелкими, но все более заметными морщинками вокруг глаз. И с тяжестью на душе.
Ольга ставила чайник, накрывала на стол, на плите шипел синий газовый огонь, и по кухне уже плыл сытный дух картошки с чесноком и зеленью. Время от времени Оля поглядывала на Катерину, но та молчала. Оля, пока Катерина умывалась, успела переодеться в платье. Теперь стало видно, что ее лицо, шея и руки загорели куда больше остального тела: будто забыла стереть темный грим. Катерина тут же припомнила, что у бабушки и дедушки, сколько она их помнила, был такой же загар земледельцев – он въедался в кожу во время каждодневной работы в поле и на огороде, и не смывался даже за зиму.
Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Ольга вполголоса рассказывала:
– Вот так и живем. Мальчишки мои совсем выросли, Сережке двадцать три, Ване двадцать, учится еще. Я все там же, уже два года как завуч, не помню, говорила тебе, нет? Варвара Петровна, Кислицына-то, умерла, меня на ее место поставили. Театральный кружок в этом году вот затеять решили, но не знаю, что получится, дети нынче пошли какие-то… не такие. Дискотеки одни на уме. Юрков, у которого еще хозтовары на рынке, открыл бар «Калина», так их хлебом не корми, дай просочиться.
Одновременно она выставила на стол тарелку с пышным серым хлебом и малосольными огурцами в укропе. От огурцов тянуло пряной свежестью, и Катерина не удержалась, тут же подцепила пальцами один и захрустела упругой огуречной долькой. Ольга улыбнулась:
– Ну вот, узнаю, наконец, нашу Катю.
За обедом Катерина поинтересовалась о тех москвичах, что хотят купить ее дом.
– Будут тут через два дня. Вот их телефон, – Ольга сняла с холодильника прижатый магнитом клочок бумага с цифрами. – Думаю, за пару-тройку дней все оформите.
– Надо, наверное, прибраться в доме перед их приездом? Я специально заранее приехала, чтобы сориентироваться.
– Ну, это уж как тебе угодно. Может, вещи какие остались от бабушки… Хотя… Вынесли тут в твое отсутствие – все подчистую. Народ такой. Ну, ты сама видела.
– Да. Вынесли. Ну и слава Богу, – отрезала Катерина.
Ольга коротко взглянула на нее, ничего не сказала и не спросила.
Поле обеда Ольга села лущить фасоль, и Катерина вызвалась ей помогать. За общим делом пропала последняя скованность, и скоро они болтали без умолку. Катерина показала фотографию своего сынишки, Мити.
– Сколько? Восемь лет? Выглядит на все десять, – с видом знатока изрекла Ольга. – А рыженький в кого, в отца?
– Да, в Петю, – кивнула Катерина, ссыпая с ладони в миску гладкие фиолетовые зернышки.
– Оставила своих мужчин без присмотра. Справятся?
– Справятся, не впервой. Тем более там есть кому присматривать, – и в ответ на вопросительный взгляд Оли добавила:
– Мы с Петей год как в разводе. У него уже и девушка есть, Ларочка, она хорошая. Так что…
Оля понимающе вздохнула и предпочла промолчать, за что Катерина была ей очень признательна – редко кто из знакомых удерживался от соблазна ввернуть какую-нибудь жалостливую, а еще хуже подбадривающую ерунду.
Чем больше фасолин оказывалось в миске, тем медленнее работали пальцы Катерины.
– Ты спишь на ходу, – Оля отняла у Катерины пакет со стручками. – Во сколько ж ты встала сегодня?
– В четыре. Надо было вырваться из области до пробок.
– Так, а ну марш спать. Я тебе на Сережиной кровати постелю.
Кружевная салфетка, венчавшая старомодную башенку из подушек, была снята, а постель сию минуту разобрана. И едва Катерина коснулась головой перины, как тут же провалилась в густой обморочный сон.
Проснулась она, когда день клонился к вечеру. В комнате было душно, над ухом надоедливо зудел комар, а плечо уже чесалось. Катерина свесила ноги с высокой кровати и несколько минут сидела, глядя в окно и с остервенелым наслаждением расчесывая комариный укус. Голова после дневного сна соображала неохотно. С кухни вился запах сдобы, и Катерина внезапно почувствовала себя маленькой девочкой, которая может вот так спать днем, и потом, проснувшись, болтать ногами на высокой деревенской кровати.
Но скоро это ощущение прошло. Она вспомнила, кто она, где она и зачем приехала. В Пряслене больше нет места ее счастью. И даже покою. Надо просто побыстрее со всем разобраться и убраться восвояси.
Теперь она просто размышляла. Что ей нужно сделать? Вернуться в пустой дом и до темноты устроиться там. Разыскать магазин, купить продуктов на ужин и на завтрак – на большее время не имеет смысла, ведь холодильника у нее нет. Да и электричества, наверное, тоже. Завтра, стало быть, разобраться с электричеством… Все самое необходимое лежит у нее в багажнике, вместе со спальником, оставшимся еще с тех времен, когда они с мужем ходили в походы. И главная задача – скоротать два дня до приезда покупателей. Обо всем этом она и сообщила Оле за чаем. Та даже опешила:
– Вот напридумывала себе! Какой спальник, какие продукты? Жить ты будешь у меня.
– Нет, Оль. Зачем я буду тебя стеснять?
– Опять эти твои городские штучки. Стеснять! Прямо стеснительные все… Мне и в голову не могло прийти, что ты будешь куковать в том доме. Да еще одна. Когда я говорила «приезжай», я имела в виду, что остановишься ты у меня. Даже не думай, слышишь?
Но тут Катерина не уступила. Одно дело пообедать у давней знакомой, и совсем другое – обременять ее своим присутствием. Часов, проведенных в доме у Оли Дубко, ей хватило, чтобы понять: учительница живет очень скромно. И становиться ее нахлебницей, пусть на пару дней, она не хотела. А денег за проживание Оля не возьмет, это и так ясно, Катерина даже предлагать не стала, побоялась смертельно ее обидеть. Лучше уж идти обратно, в ненавистный пустой дом.
Пообещав еще раз наведаться вечером и позаимствовав тряпки и ведро, Катерина попрощалась с Ольгой. Та все еще хмурилась и всем видом показывала, что именно она думает по поводу Катерининой блажи. В доме, куда она вернулась, Катерина веником смахнула паутину из углов, быстро вымыла пол в двух комнатах и кухне – пришлось несколько раз таскать воду из колонки за воротами. В третью комнату, скрывавшуюся за плотно прикрытой дверью, она так и не зашла, не смогла себя пересилить, будто на невидимую стену наталкивалась. Вынесла на двор весь мусор и тряпье, отодвинула шкаф к стене, и, довольная результатом, зажгла большую красную свечу в стеклянном подсвечнике. Свечу она взяла из дома. С некоторых пор ей верилось, что даже маленький язычок пламени способен отогнать все дурные мысли, поэтому дома свечей она всегда держала множество и зажигала их по вечерам. Эта, ровным пламенем горевшая сейчас на диване рядом с постеленным на пол спальником, была, ко всему прочему, с запахом корицы. Такой теплый, сухой и крепкий аромат. Он обязательно перебьет затхлость, хотя бы в этой комнате, подумала Катерина, оставляя свечу гореть без присмотра. Выйдя за калитку, она прищурилась от бившего в глаза солнца и побрела по поселку, припоминая его устройство.
Последний раз Катерина была тут ровно половину жизни назад, семнадцать лет из прожитых ею тридцати четырех. Но первую половину жизни она гостила тут каждое лето. Сначала у бабушки Тоси с дедой Димой, потом, после смерти деда, у одной бабушки. С тех пор, как выяснилось, Пряслень не слишком изменился. На том же месте районная администрация, выкрашенная в бело-розовый, на той же площади рынок. Однако, большой гастроном на рыночной площади, на крыше которого, как и прежде, сидели сотни голубей, теперь превратился в универсам, как в большом городе: с тележками и раздвижными дверями. Правда, фотоэлемент уже не работал, и, чтобы войти, пришлось сперва потоптаться, ожидая от техники реакции, и только потом рассмотреть обычную дверь рядом. В гастрономе Катерина купила продуктов и воды и спросила кассиршу, где можно приобрести дверной замок. Продавщица смерила ее непонимающим взглядом:
– В хозтоварах.
– А хозтовары… где?
– У Юркова, – и, сообразив, что Катерине это ничего не сказало, добавила:
– А, через дорогу, за цветочным. Только сейчас там уже все закрыто, они до четырех.
Ну да, точно. Здешние магазины закрываются рано, это не большой город, где можно и в полночь ходить за покупками. Рынок с самого утра до полудня. Хозтовары вот до четырех. Чудо, что этот супермаркет все еще открыт. Что ж, придется подождать до утра, а пока ночевать без замка.
