– Ты со мной?
– Если не прогонишь…
Из торгового центра они вышли на улицу взявшись за руки.
– Знаешь, – сказал он ей, – ты очень похожа на мою мать: такая же красивая и решительная!
О том, что нет никого краше мамы, знают все маленькие мальчики. Большие мальчики об этом тоже догадываются, но предпочитают молчать, лишь стараются поселиться поближе к родительскому дому. А так как, начиная с определённого возраста, быть маменькиным сынком считается неприличным, мужчина ищет спутницу жизни почти такую же классную, как и его мать. Психологи говорят, что у мужчин срабатывает рефлекс и они западают, в первую очередь, на женщин с чертами лица, напоминающими маму. А если избранница к тому же готовит так же неплохо, как мама, счастью мужскому не бывает предела…
2012
Было это перед самой Германской войной. Под вечер возвращался молодой холостой казак по имени Илья домой с ярмарки. В дороге стала одолевать его тяжкая дрёма. Боролся с ней казак, да дрёма сильней оказалась. Конь его вороной по кличке Бандит путь до самой хаты знал, и решил казак, что может чуточку подремать, и отпустил вожжи. Бандит не спеша топал в стону родного хутора по петляющей по степным равнинам дороге, а бравый казак Илья отдыхал после удачно проведённого дня.
А уже и вечер наступил. Опустились сумерки, а потом окутала землю чёрная мгла. Если бы не большая белая луна на восходе, дороги бы совсем не разобрать. Но Бандит шёл спокойно.
Казак лежал в повозке, пребывая в сладком полузабытьи, вроде и слышал всё, и чувствовал, как под колёсами тянется ухабистая грунтовка, как скрипит на каждой кочке телега. И виделись ему белые круглые плечи солдатки Анфисы, руки её ласковые и налитые груди вдовы Натальи, бёдра её крутые и сильные. «Вдов и солдаток на мой век хватит!» – с улыбкой думал Илья.
Вдруг всё разом прекратилось – и скрип, и подрагивание повозки. Другие появились звуки – полные тревоги: где-то близко проухал филин, захохотала ночная птица… и наступила тишина. Казак открыл глаза. Стояла ночь. Бандит – спокойное, дружелюбное животное – трясся и хрипел, норовя попятиться на повозку. «Волки?» – пронеслось в голове казака. Он нащупал рукой ружьё, что рядом в повозке лежит.
Огляделся Илья, хоть и темно, видит, знакомое место: до дома рукой подать, пару вёрст всего осталось. Рядом хуторской погост. А дорога мимо лежит по старому мосту через речку с запрудой. А по берегам стоят высоченные дубы да вербы, за которыми луна прячется. И в слабом свете луны разглядел казак на дороге что-то белое величиной с собаку.
А конь дрожит, рвётся встать на дыбы. Посмотрел Илья на завалившуюся кладбищенскую ограду, на проступающие в темноте покосившиеся могильные кресты, и жутко ему стало. Потом вспомнил, что казак он всё-таки и отец его был казак и дед, взял ружьё и спрыгнул с телеги. Сделал шаг к белому предмету на дороге, выругался вслух, не сумев вспомнить ни одной молитвы, и взвёл курки. А предмет этот возьми да и тихонько так пойди к казаку.
Присмотрелся Илья – и не волк вроде, так, небольшая собачонка. «Фу ты чёрт!..» – в сердцах сплюнул казак, а у самого пот холодный по спине сбегает, палец на курке не слушается совсем и страх какой-то животный к горлу подступил. Смотрит Илья широко раскрыв глаза на белый приближающийся предмет и пошевелиться не может.
И вдруг будто белёсый туман окутал существо на дороге, и стал этот туман расти. Глядит казак, а прямо перед ним стоит черноволосая девица невиданной красоты в белом платье, похожем на саван, а кожа будто светится изнутри лунным светом. «Не бойся, – говорит ему девица красивым голосом, – Илья. Возьми меня замуж. Верной женой тебе буду».
Вспомнил тут казак, как давеча на ярмарке за чаркой водки со смехом гутарил, что нет на белом свете той красавицы, что заставит его под венец идти, что ни у Бога, ни у Сатаны нет невесты для него. Призадумался. Глядит, а девица руку ему протягивает. Взял её руку казак, а рука лёгкая, невесомая, будто из лунного света отлитая, и холодная. А конь ещё пуще прежнего бесится, в сторону шарахнуться норовит. «Стоять, Бандит!..» – незлобно матюкнулся Илья на глупое животное. Уж больно девица ему приглянулась.
«А вот и кольцо на память возьми», – говорит ему девица, и словно из ниоткуда на ладони её кольцо золотое является.
Илья как во сне то кольцо взял. А она говорит: «Ты его на палец-то надень». Он и надел не подумавши, будто нашептал кто. «Теперь мы с тобой обручены», – говорит девица.
– Как звать-то тебя, красавица? – зачарованно спросил казак.
– Марья, – отвечает та.
– Ты, чай, замёрзла? – замотал головой казак, пытаясь разогнать наваждение. – Сейчас одеялкой тебя укутаю, у меня там, в телеге… А то ты в одном платье, а ночь холодная…
А девица смеётся. И вдруг понимает казак, что что-то не так в ней. Каким-то красноватым отливом светятся её большие глаза. Взгляд немигающий. И смех её странный, будто неживой.
– Господи, спаси и сохрани… – залепетал казак со страхом. И кольцо пытается с пальца снять. А оно не снимается.
– Изыйди, нечисть!.. Христом-богом прошу! – кричит казак и видит, как гримаса боли изуродовала девичье лицо.
– Зря ты так, – стонет девица и руки к казаку тянет. – Я ведь с тобой по-хорошему хотела…
А Илья знай одно лепечет с жуткого страху:
– Спаси, Господи! Изыйди, нечисть!..
Вспомнил про нательный крестик на шее. Схватился за него так, что крестик в руке и остался вместе со шнурком.
– Изыйди!.. – кричит на существо в саване со страшной гримасой вместо лица и крестик перед собой держит.
Опустила девица руки и вещает нечеловеческим голосом:
– Теперь ты пожалеешь, Илья..! – И завыла, словно зверь какой.
Видит казак: белый туман перед ним вместо девицы. Вихрем сорвался с места и, кажется, в один миг пробежал две версты до дома. Заперся в хате, только тогда и смог разжать ладонь, в которой держал православный крестик. Глядит, а на безымянном пальце кольцо…
До утра не сомкнул казак глаз, сидел в углу под иконкой с шашкой в одной руке, с православным крестиком в другой. Сидел и смотрел на злополучное кольцо, которое будто вросло в палец до боли. Всё твердил, пока петухи не запели: «Оставь меня, ведьма! Оставь меня…»
Бандит пришёл утром в мыле, с побитыми ногами и остатками порванной упряжи. Завёл его Илья в сарай, промыл раны керосином, дал воды и овса. А конь есть отказывается, шарахается от хозяина, со страхом косит глазом на руку с кольцом.
Весь день Илья не выходил из хаты, не отпирал окон и дверей. Весь день пытался снять с пальца окаянный подарок ведьмы. И тёр мылом руку, и опускал в масло палец, и пытался просунуть под кольцо нитку шёлковую – всё напрасно. Под конец дня решился точить кольцо рашпилем. Но, хоть по виду казалось оно золотым, даже царапин на нём не оставалось от грубого острого металла. Всё нипочём. Понял казак, что заколдовано кольцо. Посмотрел в окно, а на улице уже смеркается.
Страшась наступления ночи, решил напиться Илья. Поставил на стол бутыль самогона, шмальнул саблей добрый ломоть сала от засоленного куска, отломил хлеба чёрного. И стал пить. Одну чарку за другой. Хотел набраться до беспамятства. И вроде бы и пьянеть начал, но потом, чем больше пил, тем трезвее становился. А за окном сгущалась мгла.
Зажёг казак свечи, что нашёл в хате, расставил их по всем углам и у окон и стал молиться перед иконой, прося защиты и чтобы кольцо это окаянное с пальца снять! К каждому шороху, к еле слышному потрескиванию свечи с опасением прислушивался.
И вот, когда ходики на стене пробили двенадцать, услышал казак, будто зовёт его кто за окном так ласково:
– Выйди ко мне, суженый мой Илюша. Томлюсь я без тебя.
С опаской подошёл казак к окну, отодвинул шторку. Видит, стоит у хаты вчерашняя девица в белом. И лицо её белое, будто неживое. А глаза закрыты. И жалобно так просит:
– Выйди ко мне, Илюша. Плохо мне без тебя.
Ужас сковал всё тело и сдавил горло казака. Но он поцеловал крестик, собрал всю свою волю и смог вымолвить:
– Оставь меня, ведьма!.. Не твой я суженый!
– Как не суженый? – Девица глаз не открывает. – Ты колечко моё надел. Значит, теперь мой ты навеки!
– А я завтра в церковь пойду, – нашёлся казак, – покаюсь батюшке. Отмолю грех и скину это бесовское кольцо.
Не успел глазом моргнуть казак, а лицо белое уже вот оно – рядом, только тоненькое стекло отделяет его от ведьмы. И глаза её страшно открыты, а в них вместо зрачков – кровь алая.
– Не пойдёшь в церковь! – шипит лицо, а бледные губы даже не шевелятся. – Не покажешь кольца! Не то плохо тебе будет. Очень плохо!
Чуть не задохнулся со страху казак, а потом видит, а это и не лицо вовсе, а белёсый туман у окна стелется.
– Фу ты чёрт! – выдохнул Илья с облегчением. – Привидится же всякое спьяну.
