– Бисмилля! Благословляем!
Пастух в синем чапане приникает к козленку, которого крепко держат, достает длинный, блеснувший на солнце, отточенный нож. И круговым движением перерезает козленку горло. Копытца, безнадежно подергиваясь, стучат о землю. Через минуту козленок стихает и обмякает. Кровь его собирается в миску. Она пойдет на угощение.
Медведковатый, кривоногий Жакып берет тушку и торжественно выносит ее на середину лужайки.
Дочерна загорелые, рослые джигиты, стоявшие с лошадьми недалеко от них, садятся на коней. Лужайка становится пестрой от атласных разноцветных рубах и войлочных шапок с витиеватыми узорами.
Сигнал. И начинается скачка. Это кок-пар. По-русски – козлодрание. Десяток джигитов на конях с разных сторон устремляются к козлу. Каждый хочет схватить его прямо с лошади. Толкаются. Задача – поднять тушу с земли, протащить и бросить к ногам дорогих гостей.
Лошади кружатся на месте. Наступают на козла. Его то подхватывают, то роняют оземь. Но все так и задумано в этой игре. Потому что у киргизов и казахов существует поверье. Если мужчина хочет, чтобы у него родился сын, то он должен устроить праздник «той», на котором к столу подадут мясо козла. Во время кок-пара его разомнут. Оно станет мягким, сладким и целебным. Мужчина поест его и зачнет сына.
А что творится с гостями! Они возбуждены игрой. Ревет не своим голосом ректор:
– Давай, давай, тащи его сюда!
При каждом движении понравившегося ему джигита вскакивает с места мэр, громко хлопает в ладоши:
– Ай, молодец! Будет тебе суюнши-подарок!
У секретаря райкома галстук сбился набок, волосы запутались, сам он вспотел, заискивающая улыбка пропала, и только хрипит сквозь съеденные зубы, когда козел падает на землю:
– Выгоню мерзавца, выгоню…
Амантай, как зачарованный, смотрит на кок-пар. Не отводит глаз. Будто что-то, чего он и сам в себе не знал, проснулось в нем от этого топота копыт, бешеной скачки. Ему тоже хочется скакать сейчас на взмыленном коне, прижимая тушу козленка ногой к мокрому от пота боку лошади. Он уже чувствует себя прадедом Турекулом, который уходит от погони после удачной барымты – кровной мести. Какое-то неясное еще ликование теснит его грудь, а сердце сладко стучит, как от первой любви.
Но вот нашелся джигит. Загорелый, черный, как головешка, он ухитряется повиснуть под пузом у коня и схватить козла за заднюю ногу. Потом взлетает в седло и, прижав тушку ногой к мокрому от пота лошадиному боку, мчится к белым юртам. Еще чуть-чуть – и он бросит козла рядом с гостями. Но его настигает лихой джигит в голубой рубашке. Ударяются боком конь о конь. Первый испуганно хватается за поводья и роняет козла. Пока эти двое, сцепившись друг с другом, борются в седлах, а кони их кружатся и норовят укусить друг друга, подлетает третий. Юркий, как ящерица, худой, костлявый и на плохой лошаденке. Но он и выигрывает. Живо подхватывает добычу. И мгновенно доносит к гостям.
Победа!
– Ай, молодец, хитрец! – говорит дядя Марат. – Вот тебе подарок от меня!
И снимает с руки, дарит джигиту свои часы «Чайка».
Все гости ахают от такой щедрости заведующего отделом ЦК.
Сердце Амантая наполняется какой-то неведомой ему родовой гордостью. Как будто и он причастен к этому широкому жесту. Вместе с дядей он как бы вырастает в собственных глазах. Он уже не просто Амантай Турекулов – дальний родственник ответственного работника, он член клана, рода. На него с завистью поглядывают и плосколицый Жакып, и водители казенных «Волг», и сам секретарь райкома. У Амантая аж сами собою плечи поднимаются вверх. Вот мы какие из рода жатаков!
Гости проходят в юрту. Рассаживаются на одеялах. Обсуждают перипетии кок-пара. Постепенно разговор снова возвращается в привычное русло. К чинам, должностям, званиям, связям. Никто не стесняется. Здесь все свои. Люди одного круга.
– Эх, карашо! – говорит Джолдасбеков, обтирая платком обильный пот, выступивший на могучей шее. Он берет из рук хозяина пиалу, шумно отхлебывает чай. – Вот так же может случиться и у нас. Димаш Ахмедович, дай ему бог долгих лет жизни, хорошо поработал. И здоровье у него, слава аллаху, крепкое. И Леонид Ильич в своей книге «Целина» о нем немало хороших слов сказал. Но что будет, если он уйдет? Как повернется жизнь нашего народа?
– Правда, друг! – говорит дядя Марат. – У нас сегодня каждый тянет в свою сторону. Все поделились на жузы и роды, и все стараются своих родственников пристроить. А мы единый народ, должны отстаивать общие интересы. Тогда с нашим мнением будут считаться везде. А то в Москве говорят: «Вы о стране не думаете. Только и знаете своих тянуть, какие бы они ни были».
В юрту к старшим заходит Амантай. Он принес соленый сушеный творог курт и свежевыпеченные баурсаки. Аккуратно ставит угощение и хочет уйти. Дядя останавливает его жестом:
– Вот наше будущее. Молодые, грамотные. Они должны быть образованными, чтобы могли продвинуть наш народ дальше. Им тоже надо знать, о чем думаем мы – те, кто сегодня отвечает за народ.
Жакып уже объяснил Амантаю, что это большая честь, когда старшие приглашают присесть. Но при этом надо не забывать свой долг. Принести, подать с уважением. Полотенце ли – руки обтереть. Пиалу. Чайник. Поэтому Амантай потихонечку присаживается в уголке.
Куда делось его раздражение! События дня, гордость за дядю во многом изменили течение его мыслей. «Давно ли это было? – думает он. – Друзья, школа, слет. Видели бы они меня сейчас. С какими людьми я сижу! Это умнейшие люди нашего народа! И я среди них… К чему бесплодные наши мечтания, какие-то наивные принципы? Надо слушать старших. Они знают, как надо…»
А разговор разворачивается шипящей змеей, совершая все новые круги. Ага Ураз, широко разводя руки и отправляя баурсаки в рот со скоростью автомата, говорит, не прожевывая:
– Так-то оно так, Абеке, дорогой. Никто не спорит, что образовывать надо. Но ведь, с другой стороны, молодежь совсем от рук отбилась. Не знает наших обычаев. Утратили все…
Известный местный акын Жандаулет, аксакал в белой войлочной киргизской шапке с круторогим узором, поглаживает клинышек белой седой бороды, смотрит из-под шапки узенькими хитренькими глазками. Согласно, как болванчик, кивает и подхватывает:
– Правильно пишет наш великий Чингиз Айтматов о манкуртах. Память потеряли. Обычаи забыли. Язык утратили…
Откинув полог у входа в прохладный полумрак юрты, заходит круглолицая апашка в цветном платье до пола, в казахской душегрейке, на плечах шаль, на ногах остроносые галоши. Спрашивает у мужа:
– Бешбармак созрел! Подавать сейчас или попозже?
– Подавайте! – отвечает секретарь райкома, доселе скромно молчавший среди гостей.
Через минуту в юрту вплывает дымящаяся гора мяса на подносе, украшенная сверху бараньей головой. По юрте плывет чудный запах жирной баранины. У Амантая от этого расчудесного запаха аж бурчит в животе. Он сглатывает слюну и притихает в своем уголке. Как зачарованный, смотрит на этот пир.
Дядя уступает право разделать голову ректору. Тот смело берет ее могучей рукой. Отрезает ухо и подает его Амантаю. Потом срезает с морды кожу, умело открывает острым ножом «замок» черепа. Белые мозги выбирает ложкой в отдельную чашку и подает первому дяде Марату. А уж затем смело берет с блюда большие куски мяса и наделяет гостей по старшинству.
Через минуту все дружно наваливаются и слышно только урчание и чавканье.
Разговор, прерванный появлением мяса, продолжает мэр. Он откидывается на подушках, вздыхает тяжело и говорит:
– Надо, чтобы Димаш Ахмедович сам выбрал себе преемника. И подготовил его.
– Это кто же может быть таким? – робко спрашивает секретарь райкома, который наконец-то решается вступить в разговор с такими важными людьми. – Может быть, Закаш? Биография у него подходящая. Был секретарем комсомола. Руководил республиканским КГБ. Сейчас секретарь ЦК по идеологии. А как вы считаете, Марат-ага?
– Ну, если рассматривать эту кандидатуру, – важно говорит дядя Марат, беря бешбармак в отличие от других гостей ложкой, – то она может иметь место. Но могут появиться и другие. Кто из его родственников способен претендовать на его место?
Джолдасбеков, которому попался жесткий кусок, не прожевывая, сплевывает его прямо на стоящий рядом поднос и говорит:
– Пожалуй, Нурсултан может претендовать. Племянник его из Караганды. У него тоже неплохой послужной список. С Кармеда начинал. Числился рабочим. Он из старшего жуза, как и Кунаев.
– Ай, старший жуз. Не зря казахская пословица говорит: «Дай палку в руки, пусть пасет овец!» – смеется, показывая молодые блестящие зубы, мэр.
– Это зря! – замечает дядя. – Говорят, что он на недавней аудиенции целовал руки Димаша Ахмедовича и говорил: «Я ваш сын!»
– Да, это сильный ход, если учесть, что Кунаев бездетный, – соглашается ректор.
Ректору возражает мэр:
