– Катюша, прошу тебя, задерни шторы, – тихо говорил Андрей.
– Я задернула.
– Но вот же фонарь. Я вижу фонарь. Мне это мешает.
– Конечно, – Катя вставала с постели и двигалась, как зомби, в сторону штор, про себя думая: «А я вот не вижу фонарь, и мне ЭТО мешает! Ленка бы сказала – маньяк».
Она думала об этом в сердцах, но без каких-либо серьезных мыслей. У каждого есть свои странности. У каждого. Вот Дим Димыч, он был весь погружен в работу, поэтому был очень рассеянным в жизни. Андрей тоже весь в работе, но в жизни – страшный педант, можно даже сказать, зануда. Взяла вазочку с середины стола – вот и поставь ее обратно на середину, а не на край. Это что, сложно?
«Вообще-то сложно, – думала Катя, – потому что это совсем не важно. И вообще, эту вазочку выкинуть надо. Подумаешь, красота неземная. Купил где-то в Дюссельдорфе на блошином рынке, потом оттирал, подкрашивал. Тоже мне, шедевр. Вот в «Доме фарфора» действительно стильные вещи продаются».
Ну да ладно, уговаривала себя Катя, если человек привык к порядку, это не недостаток. Это достоинство. Глядишь, и Катерину приучит.
* * *
Мама начала падать в обморок, чуть только приоткрылась дверь.
– Ох, Катя, скорее знакомь нас!
– Мама, я именно за этим и пришла, дай человеку пройти в дом.
– Простите мою дочь. Вы знаете, я очень много работала, ну совершенно некогда было заниматься ее воспитанием. Совершенно. И вот, – что выросло, то выросло.
– Ну что вы, Софья Петровна, Катюша – удивительный человек. Чрезвычайно тонкий и чувствительный.
– Да, худая. Это она в отца, – вздохнула Софья Павловна.
Катя пожала плечами, Андрей кивнул с пониманием.
– Сейчас я угадаю, кто вы по профессии. Вы – строитель!
– Точно! – быстро отреагировал Андрей. – А в душе – художник!
– Вот идите сюда, идите, – Софья Петровна потащила Андрея к балконной двери. – Видите, как строят? Руки оборвать! Исправить сможете?
– Мама, – кинулась следом Катя, – Андрей очень занят. И вообще он не по этой части. Он строит мосты.
– Мосты, – Софья Петровна, приложив руку к полной груди, упала на диван. – Как романтично! Вы знаете такой мост – Золотые ворота? В Сан-Франциско?
Катя ретировалась к папе на кухню.
– Врач?
– Да, у нас в клинике работает. Ожирением занимается, – Катерина попробовала печеночную оладью. – Вкусно, папуль, молодец! Как он тебе?
– Сейчас маму нейтрализуем, все тебе скажу.
* * *
Почему папа не сказал прямо? Зачем были эти никчемушные «ты взрослая, как я могу давать тебе советы?» Почему нельзя было сказать: «Беги! Спасайся!»
На утро были запланированы две операции по прерыванию беременности. Катя каждый раз шла на такие вмешательства с большой неохотой. Тем более если видела, что женщина колеблется или просто было ясно, что совершается глупость.
У Карины Аносовой все понятно, никаких сомнений. Тут уж только аборт: сорок восемь лет, двое взрослых детей. Женщина думала, пришел климакс. Слава богу, вовремя спохватилась. Тем не менее, Катерина по привычке спросила:
– Уверена?
– Конечно. Ребенка вырастить нужно. Может, даже и хотелось бы оставить, и вину свою чувствую. Но ни к чему все это. Голову свою включила.
– А муж?
– Мужу даже говорить не буду. Он у меня в командировке эту неделю. Ни к чему ему знать про наши женские дела.
Катерина была с ней полностью согласна: ребенку мать нужна не только, чтобы родить, а еще и чтобы вырастить. Так что подряжаемся лет на двадцать точно. И хотелось бы, чтобы мама не только сказки про Рябу читала, но и в веселых стартах участвовала. А лучше еще, чтобы соседских мам побеждала, и в школе ее с бабушкой не путали. Все правильно решила пациентка. Как она сказала: голову включила? Замечательное выражение! То, чего порой так не хватает нашим женщинам. Все чувствами живем, страстями, а потом вот плачем в кабинете у врачей.
Со Светланой Буйновой сложнее: тридцать один год, не замужем, первая беременность.
Катя никогда не давала своим пациенткам советов – спрашивала, записывала. И в итоге женщина сама начинала рассуждать, сама себе задавала вопросы, сама на них и отвечала. Не зря и дней для прерывания беременности отводилось два. Первый день – исследования, сбор анализов. И второй – сама операция.
И пусть девушка эту ночь проведет в больнице. Одна, наедине со своими мыслями. Еще раз все обдумает и примет правильное решение.
Катя, как всегда, зашла к ним в палату. Присела сначала на кровать к Карине; первый вопрос к ней:
– Ну что, готова? Идем?
Неожиданно та страшно расплакалась.
– Что ж я делаю-то, Екатерина Павловна, скажи. Муж-то узнает? И потом, вдруг мальчик? Ведь сколько мы о нем мечтали. Неужели девки не помогут? Вон, дылды здоровые. И пусть помогают. На что иду-то? И грех какой! Ну, что молчишь, Павловна? Че делать-то?
– Это, Карин, решение только твое. Ни мужа, ни девок, ни мое. Тебе почти пятьдесят лет, с животом девять месяцев ходить и рожать потом с почками твоими. А потом растить. Сколько твоим девкам? Двадцать два и двадцать пять? Они в любой момент своими детьми обзаведутся. Еще твоя помощь потребуется. Так что надейся только на себя. Выдюжишь? Героиня! Но рассчитай свои силы.
Карина быстро утерла слезы.
– Все, все. Ну должна же я была поголосить чуток! Не обиделась? Хорошо! Готовая я, пошли.
Мельникова повернулась к Светлане. Девушка, не глядя ни на кого, быстро собирала на кровати свои вещи. Катя молчала: она знала, ни к чему сейчас никакие слова. Она просто подошла к девушке, обняла ее и быстро вышла из палаты. Вот и замечательно. Но Катерина и сама пыталась остановить поток слез. Нельзя ей плакать, нужно настраиваться на операцию. Но хорошо-то как! И у нее тоже еще будет ребенок. У самой Кати. Теперь уже точно. Она быстро вытерла глаза и пошла в сторону операционной.
* * *
– Кать, у тебя же две операции на сегодня были намечены? – Заяц снял шапочку и вытер потный лоб.
– А вот одна отказалась, – победно подняла женщина подбородок кверху.
– Главный тебя не похвалит. Минус одна операция. Эх, Мельникова, не бизнесмен ты!
– Зато я человек. Влад где?
– На лестнице, очередной девице голову дурит! Кать, – Леша подсел к ней на диван, – как твои-то дела?
– Хо-ро-шо! – Катя щелкнула Зайца по носу, но почему-то получилось не очень весело.
– Такое впечатление, что это счастье ты себе придумываешь. Понимаешь, всегда видно, когда человек летает, а когда мозгами думает. Вот Влад наш, к примеру. Всегда ясно, где у него любовь, а где выгода.
– Ну и что, Леша, чем заканчивается эта его любовь? Или вот твоя любовь? Она у тебя в семье или все же здесь, в клинике?
– У меня все сложно, это да. И Влад не пример, ты права. Считай, что такие мы два урода. Но ты у нас, Мельникова, ты ж другая. Правда, Катерин, так хочется, чтоб у тебя все сложилось. А про твоего Смолякова никто ничего не знает: больно уж он какой-то закрытый. И из своего панциря не выйдет никогда! Вот ты хоть раз видела, чтобы он на конференции голос повысил? Сидит вечно со стеклянными глазами.
– То есть будь он скандалист и матерщинник, было бы лучше?
– Может, и лучше, – Леша прямо посмотрел на женщину. – Может, и лучше, – еще более убедительно повторил он. – Человек должен быть живым.
– А этот мертвый?
– А этот мертвый.
* * *
Катя с ногами забралась в кресло, Эсмеральда тут же пристроилась рядом.
– Вот все говорят про любовь. И Леша, и Влад, и мама. Только Андрей ничего не говорит. Но сколько он для меня делает! Ну да, тебя не взял, прости. И я согласилась, – Катя тяжело вздохнула. – Знаешь, как мне от этого не по себе. Сейчас сижу тут с тобой, и так мне не хочется уходить. Странно! Ведь я должна бегом бежать. Меня ждет любимый. А я сижу тут с тобой, тяну время, расслабляюсь.
Женщина даже залезла в Интернет и почитала про гипноз. Она просто умирала от счастья под взглядом Андрея, но как только он пропадал из ее поля зрения – сразу же возникало ощущение, что она делает что-то неправильное, ей ненужное.
Кому об этом рассказать? Маме? Не вариант. Лизе, своим мальчишкам? Глупости какие. Нет, нужно разбираться самой. В конце концов, сколько лет в ее жизни не было мужчины, не было нормальных семейных отношений. Ну, семейных, положим, и вообще никогда не было. Разве что в детстве.
«Вправду это не любовь, а мои мозги? Прав Алексей? Но даже если и прав, что ж в этом плохого? Лучше влюбиться до одури в какого-нибудь негодяя? Только что дальше-то, а, цыганская морда, чтобы как с Татьяной?»
* * *
– Катька, дуй ко мне немедленно. Ты даже не представляешь себе, как я хороша! – Татьяна, как всегда, кричала в телефонную трубку так, что приходилось мобильник немного отводить от уха, чтобы не оглохнуть. Как же она со Славиком разговаривает – так же орет? И как только его жена это терпит: не все же меряется деньгами.
– Ой, – охнула Катя, – неужели решилась на подтяжку?
