Мы идем. Сзади эскорт. Прохожие попадаются навстречу, не понимают.
– Куда ведут этого человека?
– Так его! Так!
– Что он сделал?
– Этот человек не видел моря.
– Не видел моря?..
– Моря-а-а…
Меня ведут.
Вот и Гурам с мотоциклом.
Садимся, едем. Толпа машет нам вслед.
– Увидите наше море!
– Прекрасное наше море!
– Наше голубое…
– Наше синее…
Город – зелень. И от города вверх по реке, по пути нашего следования – тоже зелень. Но вот последняя глинобитка, кончились люди, и даже по берегам реки – пустыня. Словно все устелено шкурами верблюдов, желтое и многогорбое.
Мчатся слева и справа многогорбые желтые верблюды…
Я в коляске – почетный гость.
Мои проводники: за рулем Гурам, за Гурамом – Мурад.
Едем. Мои проводники перекрикиваются о чем-то по-своему.
– Сейчас мы немножечко остановимся, – говорит мне Мурад.
– Зачем? – спрашиваю я.
– Мы немножечко поборемся, – говорит Гурам.
– А море?
– Море? Какое море?
– Куда мы едем? – спрашиваю я невольно. (Кругом пустыня, и мотоцикл я водить не умею.)
– Ну конечно, на море. Вот немножечко разомнемся и дальше поедем.
Мотоцикл стоит у обочины. Я сжался в коляске.
Гурам и Мурад кружат друг вокруг друга. Полусогнувшись на полусогнутых ногах. Вытягивают руки, пытаются ухватить друг друга.
– Суди! – кричат они мне.
Гурам ухватил Мурада. Нет, это Мурад ухватил Гурама. И Гурам и Мурад ухватили друг друга, полетели. Упали. Свалились. Мурад сверху. Нет, это Гурам сверху. Гурам. Нет, Мурад. Гурам – Мурад. Мурад – Гурам…
Ничего не разобрать! Пыль столбом.
Но вот они возвращаются. Обнявшись. Все в пыли, желтенькие. Довольные. Раскрасневшиеся.
– Гурам!
– Мурад! – похлопывают они друг друга по плечам.
Едем дальше. Изумительная дорога. Прямая, как стрела. Автострада! Удивительно приятно ехать на мотоцикле… Жара, пустыня. А тебя продувает, обдувает. Еще бы!.. Сто. Сто двадцать. Да… что и говорить, прекрасный мотоциклист.
Но дорога – это чудо. Такая мертвая пустыня… А в ней – такая дорога.
– В прошлом году построили, – говорит Гурам. – Теперь есть где гонять на мотоцикле.
– Для этого строили… – говорит Мурад. – Смешно сказать: строили, чтобы Гурам гонял на мотоцикле!
– И для этого, – настаивает Гурам.
– Я строил – я знаю.
– Только он и строил, – говорит Гурам. – Один Мурад построил всю дорогу!
– Не один.
– Вот именно. Я тоже строил.
– Мы оба строили эту дорогу, – соглашаются Гурам и Мурад.
Дорога – что и говорить! Но и Гурам мотоциклист что надо… Спорит на скорости сто двадцать километров. Как дома!
Мертвейшая пустыня вокруг.
– Это наша целина, – говорит Мурад.
– В будущем году тут будет хлопок! – говорит Гурам.
– Да, теперь у нас есть вода. Теперь у нас есть – море… – кивает Мурад.
Впереди, посреди пустыни, вдруг вырастает юрта.
– Сейчас мы немножечко остановимся, – говорит Гурам.
– Снова бороться?
– Тут наш друг один живет.
Ничего, ничего, думаю я.
Подъехали. Встали. Из юрты вышел молодой узбек.
Долго обнимались. Тщательно.
– Останьтесь у меня немножко. Как раз плов поспел. Чаю попьем. Послезавтра вернетесь.
– Нам нельзя, – сказал Гурам.
– Зачем обижать! Кого обижать! Больше я вас не знаю. И вы меня не знаете. Все.
Человек пошел к юрте.
– Ой! Ой! Ого! Ой! – закричали Гурам и Мурад и побежали за ним. Поймали, притащили обратно. – Дурная голова, спроси сначала, почему мы не можем?
– Почему вы не можете? – покорно спросил убитый горем человек.
– Мы везем человека, который вообще не видел моря!
– А! О! – трясет мне руки весь преобразившийся человек. – Очень рад.
– Что вы? Чему? – смущаюсь я.
– Вы должны ехать, – говорит он. – И немедленно. Только подождите минутку.
Он бежит в юрту и потом из юрты. В руках большой узел.
– Тут немного козленка, плов, сыр, дыня, лепешки и еще…
Мы прощаемся. Клянемся зайти на обратном пути. И снова едем.
А вот и море. Оно показалось справа. Тоненькая голубая полоска. В желтой горячей пустыне.
Дорога подбирается к морю. Действительно море! Того берега не видать. Барашки.
Мы едем по берегу моря…
День Военно-морского флота
Наверно, жители города очень обрадовались, когда стали справлять День Военно-морского флота с полным основанием. Еще бы, свое море! Правда, пресное. Но волны ходят в нем настоящие. И бывают штормы. И того берега не видать.
В парк культуры и отдыха на берегу моря съехался весь город.
Третий день, но программа еще не исчерпана.
Парк – это та же пустыня. Ни травинки. Лес фанеры. Будочки, ларечки. И крупные сооружения – рестораны – на суше и на море, всего – два. И аллея фанерных щитов. Благодаря им вы можете узнать, что вам есть-пить, курить, как обращаться с зелеными насаждениями, как не ходить по траве… Вы узнаете историю нашего флота, историю развития области и перспективы развития и план развития парка культуры и отдыха в ближайшие три года.
Пока зелени нет. Но не все сразу. Будет. Великое слово!
По территории парка разгуливают толпы голых людей. Чрезвычайно популярны тельняшки.
Часть купается.
Мы поставили мотоцикл в огромное стадо машин. Такое у нас бывает перед стадионом во время матча. Гурам и Мурад увидали тельняшки и загорелись.
– Сейчас мы пойдем за тельняшками, – сказал Мурад.
– Тут есть специальный ларек, – сказал Гурам.
Действительно была специальная будочка и ничем, кроме тельняшек и тюбетеек, не торговала. Шла бойкая торговля. Узбеки брали тельняшки, русские – тюбетейки.
Гурам и Мурад были крайне эффектны в своих обновках. Они сновали по парку в необычайном возбуждении и таскали меня за собой.
– Мы должны тебе все показать…
– Сначала покажем ему тир, – сказал Гурам.
– Нет, цирк, – сказал Мурад.
– Нет, тир!
– Нет, цирк!
– Слушай, – сказал мне Гурам, – ну скажи ему, что ты хочешь сначала в тир…
– Он хочет в цирк! – вскричал Мурад.
– Ну скажи, – сказали Гурам и Мурад, – куда ты хочешь сначала, в тир или в цирк?
– Мне все равно, – сказал я.
– Постой, постой, ты нас не так понял, – сказал Гурам.
– Ты не так сказал, – подхватил Мурад, – ты хотел сказать, что ты хочешь в цирк.
Был цирк, Мурад был вне себя от восторга. Был тир, и вне себя был Гурам: он попадал, мазал, кричал, что он мастер спорта, ссорился из-за винтовки.
Но это было не все.
По парку ходил голый человек в полосатых трусиках и кричал в рупор:
– Экскурсия на тот берег! Прогулки по морю. Прогулка по тому берегу. Возвращение обратно. Желающие, спешите!
– Сейчас мы поедем на тот берег! – сказал Гурам.
– Мы поедем по нашему морю…
– На этом большом теплоходе…
Меня повлекли к кассе. Гурам и Мурад оттеснили желающих.
– Пропустите, пропустите! Он не видел того берега, – предъявляли они меня. – Он вообще ничего не видел.
Маленький буксирчик запыхтел и отчалил.
Я стоял, придавленный к борту. Команда каким-то образом порхала над головами.
– Плясать? Плясать! – закричали за моей спиной.
Раздался круг. Это я почувствовал по тому, как врезался в меня поручень. Такая шишечка.
– Блоп! Блоп! – хлопали ладоши.
Я не мог повернуться, чтобы посмотреть, как пляшут. Мои проводники были где-то в другом конце. И теперь я спокойно плевал за борт и предавался грустным мыслям о туризме. Плевок быстро убегал назад.
– Сниматься? Сниматься! – закричали голоса.
На трубе висел фотограф. Сложная, как акробатическая пирамида, выросла на корме группа.
– Петь? Петь! – закричали голоса.
– Причал! – орал капитан в рупор.
Экскурсанты высадились на берег. Я осмотрелся. Здесь была дикая природа. Не было ни будочек, ни щитов. Была голая пустыня.
Ко мне подошли Гурам и Мурад.
– Здорово? – спросили они.
– Здорово! – восхищенно сказал я.
Тут обнаружилось, что никто ничего не захватил с собой: все думали, что тут будет ресторан.
Заспешили обратно.
Когда мы снова очутились в парке, Мурад сказал:
– Теперь – бал-маскарад!
Под большим тентом толпились люди. С краю примостился оркестр.
– Начинаем наш костюмированный бал-маскарад! – сказал длинноусый человек и снял усы, как пенсне.
Мы тут же потерялись.
…Наконец, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, Гурам и Мурад отыскали меня. И мы съели все, воздавая должное нашему замечательному другу.
Потом мы гнали по ночной пустыне. Тянуло свежестью и прохладой.
Вот это день! Мы ехали довольные и усталые.
Что лучше, Ленинабад или Фергана?
Никогда я не слышал, чтобы человек так смеялся! Это было на пути в Азию. Курящие собирались в тамбуре. Приближение родных мест определяло тему разговора.
– У нас в Намангане…
– А у нас в Ташкенте…
– А вот у нас в Канибадаме…
Люди возвращаются в родные места. Они и говорят. А едущие из родных мест – в командировку, в гости – прислушиваются. И я прислушиваюсь.
