– Боишься встретиться с ними? – спросила я Иорданку. – Нет, они обо мне не знают. Мы всегда ходим этой тропой. Так быстрее. А ты не боишься?
– Нет.
– Это хорошо. А мы боялись за тебя. Вечером, когда ты должна была приехать, дежурили по очереди.
– А кто должен был меня встретить в Софии?
– Юристка. Кажется, Наташа. Она звонила, когда вы уже были в пути сюда. Успокоились, когда Илларий увидел эту девушку, о которой говорил Илиев.
– А кто такой Илларий?
– Это наш куртизан, – Иорданка хихикнула. – Ты его видела в кафе. У него черный мотоцикл и черная кожаная одежда.
– Да, припоминаю, – я чуть не умерла со смеху. Куртизан еще тот. Я вспомнила его тонкую шею и дернувшийся кадык этого юноши. А может, болгары используют это слово в другом значении? Но как бы там ни было, мы обе радовались: шагающая передо мной и время от времени останавливающаяся, чтобы сказать или спросить что-то, уставшая от переживаний, безденежья и безысходности маленькая хрупкая женщина радовалась сохранившейся возможности несложной работой хоть немного, но зарабатывать. Я представила, как трудно ей было отказаться от выплаченных авансом денег. А я радовалась тому, что вместе с домом получила в наследство помощников, к тому же еще знающих русский язык. Уже не говоря о том, что Иорданка сообщила мне очень важную информацию об Иво Илиеве.
– Спасибо, – сказала я Иорданке, приближаясь к дому. – Береги себя, тебе нужны силы, чтобы ухаживать за мамой.
– Я обещала Илиеву, что никому про дом и деньги не буду говорить. Но тебе ведь можно было сказать?
– Но ведь он сам велел тебе договориться со мной о дальнейшем. Или ты еще кому-то сказала? Женщина кивнула: – Тео знает.
– И тогда вся деревня знает?
– Нет. Тео – дядя моей матери. Он тоже дежурил здесь.
– Чем занимается ваш Тео?
– У него свой маленький магазин, продает табак и тайно ракию.
Полное имя от Тео – Теодор. Ну, конечно же, Теодор Данаилов! Лавочник! Мне очень хотелось бы пригласить Иорданку в дом и до утра расспрашивать ее. Но я опасалась чего-то. И даже не Марко, нет.
– Как ты думаешь, почему Илиев доверил дом тебе?
– Я думала об этом. Он мало с кем разговаривает здесь. Мне кажется, что кроме нас он больше ни с кем и не общался. Я жила раньше не здесь, мы переехали сюда, когда с мамой случился удар. Кроме наших соседей и дяди больше никого и не знаю. Когда в первый раз заплатил нам за работу, мне было стыдно принимать такие большие деньги. Не заработали. Пожалел он нас. Но он сказал, что это за молчание.
– Ну а если он ни с кем не общался, как он мог знать о твоем бедственном положении?
– Да сейчас почти все в таком положении.
– Но ведь выбрал тебя и ведь знал, в какую дверь постучать!
Иорданка задумалась. На этом мы и расстались.
Белые шары фонарей перед домом рассеивали вокруг приятный свет.
Я вошла в дом, щелкнула включателем. Поднялась по лестнице к чердачному окошку – моему наблюдательному пункту. Посмотрела в сторону леса и грустно улыбнулась: Иорданка, вся превратившись в слух, стояла, задрав голову на окна. Постояв немного и убедившись, что ничего не произошло, быстрым шагом скрылась в темноте.
Мои мысли метались из одной крайности в другую. Как я ни пыталась выстроить их хотя бы в какой-нибудь ряд, не получалось: такое завихрение эмоций, сомнений, страхов, что я совершенно перестала слышать себя. А надо слушать свой внутренний голос. Но для этого надо успокоиться. А я растерялась. Надо заняться какой-нибудь монотонной работой. Это помогает. Я огляделась по сторонам. В комнатах такой работы не было. И я направилась искать вниз, в подвал. Вот где всегда есть что вытереть от пыли, переложить или переставить.
События развивались быстрее, чем я успевала их осмыслить и обдумать. И принять правильное решение.
Кто такие Марко и Слави, я, кажется, поняла. А вот что касалось Илиева, меня очень встревожило. Это не первый человек в моей жизни, судьба которого каким-то образом была связана с Индокитаем. Вместо того чтобы проясниться, все еще больше усложнялось. Может быть, просто совпадение. А вдруг общий знаменатель? Нет, не нужно усложнять то, что и без того столь запутано.
Мне нужно было время для обдумывания. Самым мудрым в данной ситуации было выжидание. Все равно я ничего не могу изменить. Я ничего не буду спрашивать у Марко. Этим я только испорчу отношения, решила я. Мне нельзя никому сказать о том, что я не знаю человека, дарящего мне дом. Никто не поверит. Я просто должна слушать, что говорят другие. И делать выводы.
Недеяние. Теперь я поняла, как важно порой ничего не делать. Это сложнее, чем действовать. Бездействие держит в напряжении, и чувства в накале. Но как только что-то начнет происходить, напряжение спадет, и тревога ожидания перейдет в возбуждение от действия. И тогда уже не страшно…
Спустившись вниз, я еще раз осмотрела укрепление над входом с улицы в нишу, где располагался проход, из которого в подвал и погреб вели двери. Чтобы обещанный ураган не занес снегом входы, я все подручные средства – найденный в сарае брезентовый тент, доски, рейки, веревки, куски фанеры – использовала для сооружения стенки. Заставший меня за этим занятием Марко посмеялся надо мной, назвав Робинзоном Крузо. Но сейчас, продвигаясь по «зашторенному» пространству, я сама оценила свою находчивость.
Войдя в погреб, я включила свет и приготовила подсвечник со свечой и спички, положив все на бочку, стоявшую слева; закрыв глаза, провела рукой сверху, чтобы запомнить расположение. В погребе стоял приятный винный, овощной, фруктовый дух. Он мне нравится с детства. Как и прохлада погреба и спокойствие, царящее здесь. Сев на кадку, я рассматривала полки. Чего здесь только не было: и керамические блюда, и корзинки и деревянные дощечки, и жестяные банки из-под кофе и пряностей. Чтобы здесь все перебрать, надо терпение и время. Я сняла с самой высокой полки глиняное блюдо сине-зеленого цвета. Это была не глазурь. Это была глина такого цвета. Я решила отнести эту тарелку наверх, в кухню. Перед полками стояли высокие плетеные корзины с огромными пустыми бутылями для изготовления домашних вин и наливок. Я когда-то делала домашнее вино, правда, под чутким руководством отца. И мне вдруг по старой памяти захотелось выпить чего-то очень сладкого. Я повертела в руках бутылки. Ну как различить, где вино, а где наливка? И загадала себе, что если в выбранной мною бутылке будет наливка, то тогда мне повезет. Найденным в картонном ящике лоскутом я обтерла бутылку и удачно вытащила пробку, которой она была закупорена. К моему везению, в бутылке оказалась вишневая наливка. Ну вот, и сон, увиденный накануне получения известия от Красимира Банева, где я в салоне не взлетевшего еще самолета, и стюардессы мило улыбаются, и все как-то особенно хорошо относятся ко мне, означал удачное путешествие в чужую страну.
События этих дней не были случайными. Они были подготовлены многими предыдущими обстоятельствами моей жизни, и, возможно, даже мои мысли сыграли определенную роль в том, что все сложилось именно так. Я была подготовлена к подобному сценарию.
Сейчас проявляется результат. И хотя я исследую новую территорию, не зная при этом, кому она принадлежит, я убеждаюсь, что она оказывается для меня не чужой вовсе, здесь много знакомого мне, моего, близкого мне по духу. Я чувствовала, что приближаюсь к чему-то очень важному. Моментами возникала ясность, но улетучивалась, оставляя в памяти лишь еле уловимые наметки. А ведь так хотелось получить ответ. Вот оно, описанное классиками половодье чувств, от которого героини теряли сознание. Я не теряла. Наоборот, я получала огромное удовольствие от адреналина и зашкаливания эмоций, потому как сейчас активно работало воображение. И я могла представить себе все, что угодно. Все что желалось, поскольку мне не были известны действительные глубинные причины поведения этого человека.
Все еще находясь под впечатлением сегодняшнего дня, наполненного приятными сюрпризами, знакомством с новыми людьми и волнующими мигами узнавания, я решила продлить себе праздник. Кто знает, когда это хорошее чувство прервется каким-нибудь обстоятельством. Праздники, особенно праздники души, не длятся вечно. И вчерашний день также был полон интересных совпадений, находок, одна из которых меня просто ошеломила, поскольку несла в себе и информацию, и признание в чем-то. Вначале я даже испугалась, увидев себя на фотографии. Это как встретиться с собой через много лет. Находка заставила вернуться меня назад, лет так на двадцать с небольшим и вспомнить, при каких обстоятельствах это могло иметь место. Обнаруженное мною подтвердило, что чей-то интерес к моей персоне длится давно. Оказывается, что уже с той поры, когда я работала в Доме печати и в перерывах между операциями на коленный сустав ходила, опираясь на трость. Такое пристальное внимание и страшило, и в то же время мне было приятно – интерес этого человека ко мне был громадный. Почему? Отчего так? Смогу ли когда-нибудь узнать причину. Не знаю.
