Андрей отметил про себя этот прокол. Он так и не удосужился ничего узнать о семье своего нового агента. Не мешало бы и брата его обработать – если повезёт, конечно.
– Я в делишки этого химика особенно не вникал. А ты, я вижу, мышей ловишь.
– Обер не только химик. Он, к сожалению, ещё и медик, и травник. Яды изготавливает любому, лишь бы заплатили. Имеет огромное состояние, в том числе драгоценности, недвижимость, заграничные вклады на чужие имена. А для публики ведёт скромный образ жизни, работает в НИИ, заведующим лабораторией. Что же касается жён… Обер взял дочку прибалтийской немки и эстонца, Регину Фюхтель. Она водит экскурсии для иностранцев в Эрмитаже. У них дочка – Магдалина. А Тим Крафт, двоюродный брат по матери и верный подельник Обера, женился на жительнице Сестрорецка, работнице завода Воскова. У него с Татьяной Слесаревой растёт сын Генрих. Несчастные женщины – живут с убийцами, детей от них рожают. Я говорю Захару, что пора брать этих извергов. А он: «Погоди, Саня, нет улик!» Да улик там уже на двадцать «вышек» наберётся! Нет, по мнению Захара, надо брать на горячем. Знаешь, – Саша заговорил, как бывало часто, страстно, с придыханием, – я Обера этого ненавижу больше, чем всех других бандитов. У тех хоть принципы есть – пускай извращённые. Какой-никакой кодекс чести. А этот, как одинокий волк, никому ничего не обещал, клятв не давал. Бегает сам по себе ищет, где жирный кусок ухватить. Химичит везде – в крематории, на мясокомбинате. Синтезирует новые виды наркотиков. Ходят слухи, что «крокодил» – тоже его детище. За одно это его уже полагается брать. Так нет, статьи не найти! Из трав Обер готовит лекарства, продаёт за рубеж. Очень эффективные получаются препараты, за которые там платят бешеные деньги. Обер отпуска в разъездах проводит. По всему Союзу травы собирает, но особенно – на Дальнем Востоке. Ещё на Памире…
Саша посмотрел на часы ещё раз – с огромным сожалением. На сей раз трюк Озирского удался. Он вообще часто разгонял девочек, как кур, когда приходил в столовую и заставал там посиделки.
– Кроме того, Обер бандитов оперирует и лечит. Когда им нельзя в больницы обращаться, едут к нему. Крематорий – уже по твоей части. Так что…
– Стоят! Треплются! – раздалось из коридора.
Горбовский возник, будто из-под земли. Вид у него был такой, словно, выйдя из бани, начальник тут же вывалялся в пыли.
– Как кумушки языки чешут! Так я и знал. Раз Андрея всё нет, а Санька отправился в буфет, они встретились и плотно засели в курилке. Быстро ко мне оба! И никаких перерывов больше – до конца. Все уже собрались, кроме вас. Пулей, понятно?!
Захар поспешно развернул носовой платок, вытер лицо. На белке его правого глаза лопнул мелкий сосуд. Подрагивающими пальцами майор оттягивал ворот серой форменной рубашки, пытаясь ослабить галстук.
– Санёк, ты вперёд ступай. А мы с Андреем кое-что выясним…
Как только Минц ушёл в коридор, Захар прижал Андрея к подоконнику и шёпотом спросил:
– Слушай, ты, когда с известным лицом расставался, договорился насчёт связи? Хотя бы в экстренных ситуациях?
– Нет. Мне, понимаешь, не до того было. Хотя есть одна зацепка – он дал рабочий телефон. Сказал, что можно звонить, но говорить очень осторожно. Там по всем комнатам стоят параллельные. А работают одни бабы. Сам понимаешь – развлекаются прослушкой. Он потом сам назначит встречу, когда узнает, что нужен мне. А по поводу чего, собственно, сыр-бор? Вроде, всё удачно сложилось. Опять неприятность?
– Мягко сказано. – Захар страдальчески скривил лицо, и у Андрея разом испортилось настроение. – Пока ты там куролесил… Ладно, значит, на работу ему сегодня уже не звякнуть. А домашний номер не знаешь?
– Он квартиру снимает, так что по справочному не пробить. Кроме того, и свои могут слушать. Лучше не рисковать. Так скажи, в чём проблема! Чего голову морочишь? Вместе бы и подумали…
– Вместе и подумаем. Весь отдел, кроме тебя, в сборе. Пошли. – Захар круто повернулся и зашагал по коридору. – Мне же перед генералом опять на ушах стоять придётся! Нос вытащили, так хвост завяз. Заслушать тебя сегодня, увы, не можем. Но без Озирского оперативка – не оперативка. Только ты не садись сейчас рядом с Санькой. Христом Богом тебя прошу. Опять, как мои сыновья, начнёте драться ногами под столом – знаю я вас! А тут речь идёт о жизни и смерти десятков, даже сотен людей. Вот так, друг любезный!
И Захар, открыв дверь в свой прокуренный, наполненный гулом голосов кабинет, легонько толкнул Андрея в спину. Как только они вошли, шум стих. Капитан радостно втянул ноздрями запах одеколона, пота, табака, машинного масла – он снова был среди своих.
* * *
– Через шесть часов после того, как на пограничной станции была задержана партия соляной кислоты, отправленная на химкомбинат в Тампере для очистки, и исследование содержимого бутылей показало, что в четырёх из них находится «царская водка», дело получило продолжение…
– Какая водка? – Один из оперативников шутливо приложил ладонь к уху. – И без талонов?
– Для тупых объясняю. Это – смесь соляной и азотной кислот, в соотношении три к одному, – сердито ответил Горбовский. – В ней начисто растворяется золото. Без следа. Вези, куда хочешь.
Ребята зашевелились. Кто-то из них присвистнул, кто-то кашлянул. Но вскоре напряжённое молчание вновь повисло в воздухе.
– После проведения электролиза было установлено, что в означенной таре находится, в общей сложности, двадцать килограммов золота девяносто восьмой пробы. Три часа назад в дежурную часть позвонил мужчина и заявил следующее… – Горбовский только сейчас оторвал глаза от листа бумаги и обвёл всех растерянным, даже обиженным взглядом.
В кабинете начальника отдела ярко горели лампы дневного света. Чёрные оконные стёкла быстро покрывались морозным узором. Все слушали по-разному, но думали об одном и том же. Оперативники знали, какое сложное дело было поручено их подразделению.
Петренко, скривив тонкие губы и поблёскивая очками, что-то записывал в свой блокнот. Андрей внимал Захару мрачно, постукивая носком ботинка по ковровой дорожке. Ему всё ещё хотелось спать, да и пришла пора принимать лекарство. Минц рисовал в своей записной книжке, недавно привезённой мужем сестры из Италии, рыцарей на конях; так он делал всегда, когда волновался.
Сидящий рядом с Геннадием Ивановичем черноглазый парень-шатен, на котором вся одежда сидела в обтяжку, задумчиво грыз карандаш. Мишка Ружецкий, типичный «качок», соперничающий крутостью с Озирским, своими великолепными зубами перекусил карандаш надвое. Тенгиз Дханинджия, который спрашивал про водку, лицом был похож на молодого Сталина. Он зябко кутался в кожаную куртку на меху, надетого поверх свитера с оленями. Слева от него сидел Гагик Гамбарян – грузный, несмотря на молодость, и уже лысеющий.
Все молча переглядывались, объясняясь лишь с помощью мимики. Каждая гримаса имела своё значение, и среди сотрудников отдела в ходу была целая азбука. Широколицый, симпатичный, светлоглазый блондин Вася Павлюкевич, беззвучно поколачивал кулаком о кулак, пытаясь хотя бы таким образом разрядить нервы. Остальные пятнадцать человек, собравшихся сейчас в кабинете, не шевелясь, смотрели на майора.
– Мы должны скрыть от вышестоящих органов факт задержания таможенной службой Северо-Западного управления этого золота – раз. Мало того, от нас требуют беспрепятственно пропустить его через границу и не мешать следованию груза в Тампере. На самом же деле эти четыре бутылки поедут в Коуволу. В противном случае, – Захар набрал в грудь побольше воздуха, вновь обвёл взглядом лица своих ребят, – они грозят устроить диверсию на пассажирском самолёте, вылетающим завтра вечером из аэропорта «Пулково». На раздумья нам дали двадцать четыре часа – начиная от момента звонка в дежурную часть. Срок истекает завтра в половине шестого. На случай, если мы захотим с ними связаться, оставили номер телефона. Сразу же оговорились, что если мы попробуем его «пробить» и что-то предпринять, с нами вообще прекратят разговаривать. И тогда туже взорвут лайнер без всяких угрызений совести. Какие будут мнения?
Горбовский отложил лист бумаги, снял очки и сцепил пальцы рук на столе.
– Откуда звонили дежурному? – сразу же спросил Ружецкий.
– Из автомата на Московском вокзале. Никто ничего, конечно, не заметил. Столько народу кругом…
– Гениально, прямо скажем! – Минц дёрнул губами и вложил между листами блокнота изящную ручку с золотым пером. – От Уссера того и следовало ожидать. Я его повадки хорошо знаю.
– Само собой, знаешь! – буркнул Ружецкий, с хрустом потягиваясь.
– Михаил, хочешь сказать – нормально попроси слова! – Захар старался не втягиваться в намечающуюся заваруху. Сам он любовался Сашей, несмотря на весь драматизм ситуации.
