«Наверное, из школьного окна видно море, и я смогу во время уроков смотреть на него», – подумал я.
Между морем и спортивной площадкой стоял небольшой заборчик, значит, так вот запросто к морю не выйдешь. Пока я об этом размышлял, меня привели в класс. Учительница, молодая блондинка, как я позже узнал – австралийка, встретила нас с улыбкой, взяла меня за руку, провела к доске, и я оказался лицом к лицу перед классом. Первое, о чем я подумал, – что увидел радугу. Светловолосые головы шведских детей находились рядом с иссиня-черными головами арабских и филиппинских учеников. Голубые глаза соседствовали с черными и зелеными. Волосы были прямые, вьющиеся, а некоторые такие кудрявые, что походили на огромные меховые шапки. Лица были тоже разного цвета – очень белые, смуглые, желтые и совсем черные.
Мисс Смит, наша учительница, красивая блондинка с большими голубыми глазами, говорила с австралийским акцентом.
– Вот, дети, – обратилась она к классу, – это Эдичка. Он наш новый ученик. Он только что приехал из далекой Англии. Давайте поприветствуем его!
Все захлопали радостно. Потом начался урок рисования, и я совсем забыл про окно с видом на море. Меня посадили рядом со шведским мальчиком по имени Берн. Его волосы были настолько светлые, что на них больно было смотреть. Курносый нос Берна облепили веснушки, а глаза были голубые. Он пожал мне руку и сказал:
– Добро пожаловать в наш класс. Наш класс очень дружный, никто здесь не дерется, как в Англии.
– Почему ты решил, что в английских школах дерутся?
– Ну, про школу не знаю, но на футболе всегда дерутся!
Довод был веский, мне даже возразить было нечем.
– Давай я тебя познакомлю с другими ребятами, – сказал Берн. – Вот Ахмед, он мой хороший друг. Его папа – шейх, очень богатый. Но папу и маму он видит редко. В школу его привозит шофер на «роллс-ройсе», а дома за ним смотрит английская гувернантка и филиппинская прислуга.
«Бедный, – подумал я, – наверное, ему очень одиноко».
Потом я вспомнил, что дома за мной никто не смотрел, у меня даже не было гувернантки. Конечно, была миссис Смит плюс мой друг Борька. И еще часто приезжала бабушка и забирала меня на лето в Россию.
«Что это я, – подумалось мне, – я живу здесь с мамой и бабушкой, а лучше этого и быть ничего не может».
Правда, я скучал по папе, особенно когда нужно было узнать что-то важное.
– А у тебя есть собака? – спросил я Берна.
– Нет, – ответил он. – А у тебя?
– Конечно. – И я с гордостью достал Борькину фотографию, которую всегда носил с собой.
– А где сейчас твоя собака? – спросил Ахмед.
– Дома, ее зовут Борька, – ответил я.
– Борка, – мечтательно повторил Ахмед, выговаривая при этом твердое «р», – а можно на него посмотреть?
– Конечно можно. Я завтра приведу его в школу, если мама разрешит.
– Твоя мама очень красивая, – сказал вдруг Ахмед. – Когда я вырасту, моя жена тоже будет блондинкой с голубыми глазами и такая же полная, не люблю худых.
Тут к нам подошла мисс Смит и спросила, о чем это мы так оживленно беседуем. Я показал ей фотографию Борьки, и она начала ахать и восторгаться Борькиной красотой. Она даже разрешила привести его завтра в школу. Потом она пожурила нас и сказала, чтобы мы не забывали о том, что мы на уроке, и указала на большой арабский кофейник золотого цвета, который нам нужно было нарисовать.
Остаток дня прошел быстро. На переменке Берн познакомил меня с красивой девочкой-филиппинкой по имени Орхидея и сказал, что она его подруга. На последнем уроке физкультуры мы все пошли на море. У меня в сумке обнаружились плавки и белая майка, в которые я и переоделся. Мисс Смит сказала, что мы можем играть в песке, а в воду заходить запретила. После чего Ахмед тут же побежал в воду, а мисс Смит стала его ловить. Мы все смеялись, но тут явился мистер Портер, директор, и так рявкнул, что все сразу затихли. Ахмеда вывели из воды и повлекли в кабинет директора.
По пути домой я рассказал маме, как было хорошо в школе и как мне все там понравилось. Дома меня ждали Борька и бабушка. Камилла приготовила замечательный обед. Алешка тоже приехал из школы, а Антошка уже давно пришла из детского сада. Все сели обедать. Бабушка тут же приступила к расспросам о школе.
– Ну, Эдичка, какие у тебя сегодня были уроки? – спросила она.
– Физкультура на море, рисование, история ислама и арабский язык. Английский язык и математика.
– И что же ты изучал на уроке истории ислама?
– Я изучал, как Мохаммед вознесся на небо, а потом мы громко повторяли, что нет Бога, кроме Аллаха, а Мохаммед – его пророк.
Я увидел, как у бабушки брови полезли вверх, а глаза стали огромными. Мама тихо улыбалась и с удовольствием ела цыпленка.
– А еще что ты узнал? – продолжала бабушка.
– Еще я выучил по-арабски «Алла шуфти» и «Алла акба».
– А это что такое?
– Это значит «Аллах смотрит на тебя» и «Аллах велик», – сказал я гордо.
– Настя, – обратилась бабушка к маме, – мы что, здесь будем растить мусульман?
– Мама, ты, как всегда, все усложняешь. Мы живем в арабской стране, и в школьную программу входит изучение Корана и арабского языка, но это же расширяет кругозор.
– Да, но почему надо сразу начинать промывать детям мозги? Почему не научить их здороваться или прощаться?
– Ну откуда ты знаешь, чему их учили?
– Эдичка, – обратилась бабушка ко мне, – вас учили здороваться и прощаться по-арабски?
– Да, – сказал я, – «мархаба» – это «привет», а «маасалама» – это «до свидания».
– Вот видишь, не все так страшно, – сказала мама.
– Да, но учительница арабского, госпожа Хуссейн, очень строгая, даже Ахмед ее боится. Она сказала, что Аллах все время смотрит на нас. А дети, которые балуются и не изучают Коран, попадут прямо в ад.
– Просто отлично! – воскликнула бабушка.
– Ой, мама, ну не надо иронизировать. Все будет нормально.
– Мама, а можно, Ахмед и Берн придут к нам в гости? Они мои новые друзья, – влез в разговор я, решив разрядить обстановку.
– Конечно можно, – сказала мама. – Я договорюсь с их родителями.
Через два дня Ахмед и Берн явились к нам после школы. Берн приехал в нашей машине, а Ахмеда везли на «роллс-ройсе» белого цвета с золотыми ручками и красными сиденьями. Рядом с ним были два телохранителя.
Мы вбежали в дом, а телохранители остались у ворот. На них были темные костюмы и черные очки, сразу было понятно, что они кого-то охраняют.
– Ты знаешь, – сказал я Ахмеду, – если они хотят привлечь к себе внимание, то у них это отлично получается. Всем сразу ясно, что в нашем доме находится кто-то важный.
Ахмед, который в это время ласкал Борьку, выбежал на улицу и крикнул телохранителям что-то гортанное. Они сразу же снялись со своих позиций и прошли на кухню, где принялись болтать с Камиллой и пить кофе.
Берн в это время вежливо беседовал с моей бабушкой. Вскоре Камилла подала обед. Все ели с удовольствием, только телохранители перед тем, как подать еду Ахмеду, попробовали ее сами.
– Как мне все это надоело, мой отец просто помешан, всегда боится, что меня украдут. Ведь я старший сын и наследник. У моего папы еще восемь детей от разных жен, но все девочки, я один мальчик.
– Ну, знаешь, лучше принять необходимые меры предосторожности, чем потом жалеть о чем-то, – дипломатично сказала мама.
После обеда мы играли, наверное, часа три, потом за Берном приехала Барбара, его мама, а Ахмеда увезли домой телохранители.
С тех пор мы часто бывали друг у друга в гостях. Несколько раз мы посещали дворец Ахмеда. Действительно, это был настоящий большой дворец с огромным штатом прислуги. Я познакомился с папой и мамой Ахмеда. Папа его, красивый араб, хоть и был одет, как положено, по-арабски, но дополнительно к длинной белой рубахе носил бежевый плащ с золотой каймой (такие плащи носят исключительно шейхи). Когда мы вошли в просторную комнату, где отец Ахмеда и другие мужчины расположились на низких диванах, на которых было разбросано немыслимое число подушек, он подозвал нас к себе. По комнате сновали слуги и разливали кофе из кофейников, в точности похожих на те, что мы рисовали на уроке.
– Ну, Эдичка, нравится тебе в нашей стране? – спросил папа Ахмеда.
– Очень, – совершенно искренне ответил я, – я счастлив, что здесь живу, сэр.
Сидящие на диванах арабы одобрительно зашумели. Было сразу видно, что папа Ахмеда здесь главный. Еще он спросил меня, знаю ли я арабский язык, и я продемонстрировал ему свои знания. Все опять одобрительно зашумели и заулыбались.
– Ну, дети, теперь идите обедать, – сказал папа Ахмеда, и мы поняли, что пора оставить их мужскую компанию.
– Ахмед, а что это за собрание? – спросил я. – Парламент?
– Ну ты даешь! – рассмеялся Ахмед. – Это просто дивания, собрание папиных подданных и друзей.
– Дивания? Что это?
– Ты там только что был. У всех арабских мужчин должна быть в доме дивания. Это комната с диванами, в ней обсуждают самые насущные проблемы. Женщин туда не допускают. Дивания собирается в определенный день недели. У папы она бывает по вторникам, а сегодня как раз вторник. Теперь пойдем поздороваемся с мамой. Мама живет на женской половине. Сейчас увидишь, какой там будет цирк, когда они нас увидят.
