– До сих пор болит, между прочим! А я камлаю, в бубен бью!
Надо же, подумала я, хоть в чем-то Вадим Петрович Дубис был прав. Хотя даже после этого образ журналиста не стал для меня более привлекательным.
– Я надеюсь тем не менее, что все ваши открытия, равно как и содержание нашей беседы, останутся в тайне. Ибо от разглашения пострадаю не только я, но и уверовавшие и оттого вставшие на путь исцеления.
– Хорошо, – согласилась я. – Но вы, Адам Генрихович... Или... вы еще и не Адам Генрихович к тому же?
– Нет-нет! Тут без обмана – Адам Генрихович Берг, дипломированный врач, по-прежнему к вашим услугам.
– Так вот, Адам Генрихович, вы помните инвалида, художника, Володя его зовут...
– Церебральный паралич? Гемангиома в половину лица?
– Да...
– Помню, конечно! Интересный человек... Очень талантливый... Сумасшедший совсем... Только не зовут его уже теперь, звали.
– Почему звали? Что с ним случилось?
– Несчастный случай. Недавно совсем. Он в маленьком домике рядом с монастырем жил, в финской бытовке. Кабель закоротило, видимо. Посередине ночи все вспыхнуло. Не успели ничего сделать. Сгорел.
У меня внутри все похолодело.
– Какой ужас! А вы откуда об этом узнали?
Шаман-Берг пожал плечами.
– Так это на следующий день случилось после пожара на мясокомбинате. Я еще в области был. На телевидении даже выступил с какой-то хренью, типа «ребята, давайте жить дружно, как завещал великий Зигмунд Фрейд». А на следующий день в новостях передают: «Второй в области пожар с человеческими жертвами за одни сутки!» Правда, во втором пожаре только одна человеческая жертва была, этот художник...
Мне стало страшно. Значит, художнику после нашей с ним встречи оставалось жить всего несколько часов.
– Зачем вы убедили его в том, что он родится еще раз и что он может узнать женщину, которая родит его новое воплощение? Зачем вы внушили ему эту чушь?!
– Почему же чушь? – резко ответил мне Берг. – Пусть это сказка, но несчастный человек хотел в нее верить! Я не мог дать ему надежды на выздоровление. Но я указал ему один из вариантов спасения в будущей жизни. До встречи со мной он не мог поднять глаза на женщин, боясь, что кто-нибудь заподозрит в нем, несчастном инвалиде, наличие недоступной ему страсти. А я научил его искать в каждой женщине свою потенциальную будущую мать. Что тут преступного? И скажите, как вы с ним познакомились?
– Он выбрал мамочку для своего будущего воплощения. Успел! А познакомилась я с ним потому, что его выбор – я.
Когда мы с Тэрбишем вышли на улицу, машина стояла возле подъезда. Энэбиш стоял рядом уже не один. Он увлеченно беседовал о чем-то со своим старшим братом. Тумэнбаатар Орчибатович вернулся! На всегда спокойном, похожем на древнюю восточную маску лице Учителя отражалось некое подобие улыбки. Я бросилась к нему.
– Вы вернулись? Что происходит?
– Ничего. Все в порядке. Твои анкеты рассмотрели вне очереди. Завтра утром ты идешь в американское посольство, а в девять вечера вылетаешь в Нью-Йорк.
– А вы?
– Продолжу работать. Клуб на днях откроется.
– А как же эти...
– Они уже не с нами.
– Как вы этого добились?
– Нашел крокодила.
– Почему крокодила?
– Потому что все проблемы решил крокодил. Крокодилы – санитары тропических рек и болот. Но не стоит забывать древнюю африканскую мудрость: «Если крокодил съел твоего врага, то это не значит, что крокодил – твой друг!»
По дороге Батый рассказал, что отец Денилбека ни о чем не договорился с аксакалами. Никто не хотел связываться с могущественным московским соплеменником, а судьба школьного учителя и его семьи родной тейп не интересовала. Батый приехал туда его поддержать, и они вместе нашли «киноархив» Хаджи Мусаева, который тот хранил в родной деревне у родственника-механизатора. В то время, когда Герой России воевал на противоположной стороне, его отряд вел кинохронику своих преступлений, чтобы отчитываться перед арабскими спонсорами. Хроники эти были набором жутких кровавых репортажей, смотреть которые нормальному человеку невозможно. За довольно небольшие деньги пожилой сельчанин позволил приезжим ознакомиться с архивом, так как никаких распоряжений от владельцев не получал. На одном из фрагментов, как разобрал отец Денилбека, было запечатлено, как Мурат Хаджи Мусаев лично обезглавливает родного брата одного из нынешних нефтяных магнатов, тоже, разумеется, в недавнем прошлом бандита, но чуть раньше Мусаева перешедшего на сторону федералов.
Батый скопировал часть киноархива и привез копию в Москву. Один из его бывших учеников работал в охране того самого нефтяника, бесследно потерявшего несколько лет назад брата. По просьбе Учителя, которого бывший ученик очень уважал, он доставил материал хозяину. Некоторое время тот все же проверял подлинность съемок, и, получив необходимое подтверждение, магнат сразу решил все наши проблемы. Пока мы с Тэрбишем смотрели выступление шамана-мистификатора и беседовали с ним, Мурат Мусаев и его сын Исмаил переселились в мир иной, а правоохранительные органы получили сигнал о необходимости прекратить разработку Батыя и его клуба. Некоторые влиятельные чиновники, совсем недавно отказавшие Учителю в помощи и поддержке, уже позвонили Батыю. Каждый из них попытался объяснить, что он, и именно он, «порешал» все вопросы. Учитель каждый раз прекращал разговор не прощаясь, нажимая на кнопку «Отбой».
– Завтра в восемь утра ты должна быть в посольстве, – еще раз напомнил мне Батый, когда мы подъехали к подъезду. – Я думаю, в Америке ты пробудешь минимум один месяц. Об оформлении тебе академического отпуска я позабочусь сам. В аэропорт тебя отвезут ребята. – Он кивнул на своих младших братьев.
«Почему-то Батый знает, для чего я еду в Америку, несравнимо больше меня самой, – подумала я. – Откуда он знал, что перед своей гибелью дед Леша получил какие-то документы? И ведь я уверена, что Батый знал, что Алексей Матвеевич нес домой именно это приглашение и деньги. И откуда у него связи в посольстве? Я же знаю, что сократить срок ожидания американской визы почти невозможно. А он смог».
И я попыталась хоть что-то прояснить:
– Учитель! Можно я вам задам несколько вопросов?
Он молчал. Молчали и Энэбиш с Тэрбишем.
– Давайте я, чтобы не путаться, вначале задам их все, а вы, если сможете, будете отвечать на них в любом порядке. Первое. Много лет назад вы подобрали меня, избитую и униженную, на этой лестничной клетке, – я показала рукой на свою хрущевку. – Вы объясняли потом, что увидели меня случайно, когда шли к своему приятелю или другу. Но с тех пор вы ни к какому другу сюда больше не ходили – только навещали нас с Алексеем Матвеевичем. Я хотела бы знать, зачем вы на самом деле пришли в этот дом. Второе. Вы даже не скрываете, что что-то знаете о моей предстоящей поездке в Америку. Не скрываете вы и того, что скорость получения мной визы каким-то образом вами контролируется. Я хотела бы знать, что мне предстоит. Связанное со вторым третье. Знаете ли вы, кто передал возле метро деньги и документы моему деду Леше? Может быть, вы сами сделали это? И не вы ли попросили Алексея Матвеевича подойти к вестибюлю, чтобы я вас не заметила? И, наконец, последнее. Из вашего разговора с Абдул-Хакимом я узнала, что вы тоже служили в Афганистане. Может быть, вы знаете, как на самом деле погиб и где похоронен Петр Владимирович Воронов, отец Эвридики Петровны Вороновой?
В тесном салоне машины установилась гробовая тишина. Длилась она не меньше пары минут. Потом Батый вышел на улицу, подошел к моей дверце, открыл ее и подал мне руку.
– Эва! Обо всем мы поговорим потом. Не опоздай завтра в посольство. А сейчас... тебя ждут.
Возле подъезда снова дежурил Костя.
– Мне сказали, что ты завтра уезжаешь...
Не думала я, что у Учителя есть Костин телефон и тем более что он вздумает ему по поводу меня звонить.
– Я пришел попрощаться.
Костя протянул мне розу. Очень-очень красивую и патетически желтую к тому же.
– Спасибо! – ответила я и с удовольствием приняла цветок.
– Ты меня ненавидишь? – спросил он с некоторым надрывом.
– За что?
– Ну как... за тот разговор... то есть когда я не мог говорить.
– Какой же ты дурак!
Он вздрогнул.
– Костя! Ты очень классный! Но единственное, что тебя должно волновать, так это то, что наличие или отсутствие у тебя девиц меня очень мало волнует... Это реальная проблема. Впрочем, я ведь не тургеневская барышня, а в последние дни мне вообще было ни до чего.
– А что было в последние дни?
Действительно, Костя не знал ничего ни про клуб, ни про избиение Денилбека, ни даже про мою поездку на родину отца!
– Слушай! Пошли ко мне наверх, – предложила я. – Чего нам тут внизу торчать, точно влюбленным школьникам?
– А я и есть влюбленный школьник... то есть уже не школьник, но влюбленный очень!
– Давай, иди вперед! Открывай дверь и марш вверх по лестнице!
