А потом перестал. Два дня от него не было никаких вестей, а потом он дождался меня у парадной после школы.
Он сидел на скамейке и читал книгу, как я успела заметить на корешке, «Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел» Гаррис Р.».
Я не знала, как вести себя: пройти мимо него или остановиться. Пройти мимо, как ни крути, было слишком неловко. И я остановилась. Он поднял глаза от книги и, скользнув по мне изучающим взглядом с ног до головы, улыбнулся.
Как и прежде, от его улыбки у меня сладостно замерло сердце. Но я приложила все возможные усилия, чтобы не расплыться, как всегда, в бестолковой счастливой улыбке.
На нем были светло-серые джинсы, белая рубашка, поверх – серая кожаная куртка. Костыли стояли возле скамейки.
– Ты выкинула меня из друзей, – промолвил он, не спуская с меня взгляда.
– Да, – сказала я.
– Не хочешь это обсудить?
– Если бы хотела, дала бы знать.
– Не думал, что наша дружба так мало для тебя значила.
– Я тоже, Денис!
Его брови сошлись на переносице.
– Так ты считаешь, я ее разрушил?
Он был так возмущен, его глаза полыхали. Мне было очень стыдно говорить это, но я все равно сказала:
– Денис, то, как ты обошелся со мной… Ты мог просто сказать мне… Но поступать мерзко – это в твоей натуре!
– Просто сказать? – зловеще прошипел он. – Да я душу перед тобой вытряхнул. А ты полезла ко мне в трусы.
Я покраснела и повторила:
– Ты мог мне сказать!
Он покачал головой.
– На каком языке я еще тебе должен объяснить, что люблю другую?
Конечно. Он все свел к тому, что мне было известно о его чувствах к Лие и я не должна была к нему лезть и ставить нашу дружбу под удар.
– Ты знала, – повторил он. – А теперь винишь меня в жестоких методах.
Я повела плечом.
– Наша дружба все равно была обречена. Я влюбилась в тебя. Извини.
Он смотрел на меня так, словно я не в любви призналась, а сказала, что ненавижу его и больше никогда не хочу видеть. Впрочем, он не глуп, прекрасно понимает, что за этим «люблю» история наших отношений заканчивается и это все равно, что прощание.
– Извини? – потрясенно повторил он.
Я пожала плечами.
– Я не могу ходить с покерфейсом и изображать, что мне достаточно нашей дружбы.
– Ты хочешь встречаться со мной? – недоуменно спросил он.
– Я… я хотела.
– А теперь не хочешь?
– Нет.
Он вскинул брови.
– Ты меня разлюбила и мы можем снова дружить?
Его логика меня потрясла. Может, я и в самом деле больше не хотела с ним строить отношения, но это распространялось не только на любовь, но и на дружбу. Поскольку я молчала, он промолвил:
– Я хочу получить назад свою подругу. Теф, ты можешь объяснить, чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы человек, которого я полюбила и ради которого переехала в этот чужой мне город, существовал. Но его нет!
– Ты ставишь мне в упрек, что твои фантазии обо мне оказались красочнее реальности?
Когда он это произнес вслух, на какой-то миг мне и самой показалось, что я перед ним виновата. А не он передо мной. Но мои слезы не дали бы солгать. Он умело манипулировал и играл на чувствах. Я так не умела. И потому его слова звучали убедительнее моих.
– Денис… – тихо промолвила я, – будь счастлив. У тебя для этого есть абсолютно все.
– Не все, если ты больше не хочешь меня видеть.
За одни эти слова я могла простить ему что угодно. Но другие слова, сказанные им мне ночью в палатке, все так же были свежи в памяти. И я не знала, сотрутся ли они когда-нибудь. Да, может, он назвал все своими именами и подкрепил действиями. Но для моего обнаженного перед ним сердца это стало инквизиторским огнем.
– Ни тебя, ни твою девушку.
– Если Лия тебя чем-то обидела…
– Обидела? – оборвала я. – Ты издеваешься? Денис, да она дьявол во плоти. Неужели твоя любовь так слепа?
Он опустил глаза, а я бросила:
– Я не хочу быть другом человека, чья девушка ломает людям жизни.
– Каким людям? – спросил он.
– Брату Киры, которого избили, Яниной сестре, которую изнасиловали, моей маме, которую уволили… чтобы ночь с тобой мне уж точно запомнилась навсегда!
После паузы он сказал:
– Стефа, мы можем с этим разобраться…
– Мне это не нужно. И ты этого не стоил. – Я зашагала к парадной, но, уже потянув дверь, обернулась.
Денис сидел на скамейке и смотрел на меня.
– Не нужно ее наказывать, Денис, – попросила я. – Ты жесток с ней, а она – со всеми остальными. И если ты так ее любишь, сделай ее счастливой. И это будет твоим огромным одолжением миру!
Глава 16
Такие разные поцелуи
Бывает ли счастья слишком много? Денис был нежен и внимателен. Мы посещали выставки, ходили в кино, музеи, по вечерам сидели в нашей любимой кафешке или снимали номер. Мы проводили время с Даней и его девушкой Ингой. Все-таки мы с ней сходили по магазинам. Она оказалась жуткой тряпичницей, искренне любила Даню, но при всех своих выдающихся внешних данных проигрывала даже Стефании. Денис однажды назвал Ингу пустой бутылкой. Со Стефой он больше не общался. Мы не обсуждали это, я видела, что иногда его взгляд замирал на окнах ее квартиры, когда мы проходили мимо ее дома. Похоже, он скучал по ней. Но так, очень глубоко внутри, никак не проявляя своей тоски. Меня это устраивало. После того звонка Стефании, когда ее мать лишилась работы, мы больше ни разу не разговаривали. Бывало, я ловила на себе во время уроков ее задумчивый взгляд. Никак иначе она своего интереса ко мне не проявляла. Она встречалась с Вовой, я видела, как он каждый день провожает ее до дома. Как-то раз мы с Денисом встретили их в кинотеатре у касс. Но они не пошли на сеанс.
Я по-прежнему общалась с Китом. Он нарисовал еще один мой портрет, по памяти. На нем я была изображена на веревочной лесенке в черном пеньюаре с развевающимися волосами, вокруг деревья и лунная дорожка на воде. Никита подарил эту картину Денису на день рождения, и тот повесил ее у себя в спальне.
С Кирой Кит после похода больше не виделся, он назвал их связь художественным порывом. Его девушку я так ни разу и не встретила. И подозревала, что ее не существует. На его картинах с изрядной периодичностью появлялись новые женские образы, с их хозяйками он и удовлетворял свои художественные порывы. Я знала, он хочет меня. Он этого и не скрывал. И я ценила его способность сдерживать свою похоть для сохранения приятельских отношений. Тем более что он был одним из немногих парней в моей жизни, с кем я могла разговаривать часами.
Кира с прежним упорством кокетничала на тренировках по плаванию с Даней, но он продолжал ее игнорировать. А ее подружка Яна перевелась на осенних каникулах в школу к своей сестре. Благодаря чему Кира еще больше сблизилась со Стефанией. Но они обе избегали меня, поэтому их дружба меня не волновала.
На мой день рождения мы с Денисом побывали в домике на деревьях. Отмечали год наших отношений. Денис подарил мне подвеску на платиновой цепочке. Кулон состоял из двух частей: платинового месяца и круглой золотой области, не хватающей до полной луны. На обратной стороне луны была гравировка: «Ты часть меня», на месяце продолжение: «Я люблю тебя».
А я подарила ему на нашу годовщину черный кожаный браслет с застежкой в виде двух платиновых голов драконов, которые держали своими пастями гладкое кольцо. На этом кольце внутри были выгравированы китайские иероглифы. Денис спросил, что они значат, но я предложила ему самому как-нибудь их расшифровать.
Четвертого ноября, на день рождения Дениса, мы улетели на два дня в Париж. Это был мой ему подарок. А двадцать восьмого ноября, в день рождения Дани, ездили к нему на дачу, где тот устроил пенную вечеринку в крытом бассейне.
Мы были счастливы. И я сама не понимала, откуда это чувство, словно что-то надвигается… А может, тревога – вечный спутник счастья, как страшная тень, следующая по пятам и напоминающая: счастье дается человеку лишь для того, чтобы однажды было что отнять.
Я сидела на подоконнике в квартире Кита, одетая в утепленные черные лосины, того же цвета майку и белый мягкий вязаный кардиган.
За окном летел снег.
Друг подал мне большую чашку горячего шоколада и обронил:
– Ночью обещают метель.
Он присел напротив меня и отпил из своей кружки. На нем были голубые шорты, шерстяной жилет, а на ногах – толстые вязаные носки.
Я скользнула взглядом по его студии в стиле лофт. Высокие потолки, отделка стен под красный кирпич, картины известных художников в грубых деревянных рамах, посередине – диван в виде буквы «п», в центре – столик со скульптурой горгульи, перед диваном стоял мольберт, а на нем холст с незаконченной картиной девушки, лежащей на диване. На полу повсюду валялись законченные картины. Часть из них стояли стопками у стен. Огромный старинный камин. Сбоку располагалась железная лестница, ведущая на второй этаж, где по всей стене были стеллажи с книгами, а между ними арка, ведущая в спальню. А под высоким потолком болтались качели. Два каната и деревяшка. Кит как-то упоминал, что девушки обожают покачиваться голыми на этих качелях ради его вдохновения. На мой вопрос, могу ли я покачаться, он сказал, что на них садятся лишь обнаженными. Иногда он любил вредничать и вообще был склонен к переменам настроения. Он мог заехать за мной, шутить и смеяться, а уже спустя двадцать минут умолкнуть и сердиться, если я буду лезть к нему с расспросами и разговорами.
