– А там кое-что есть, в тему! – Наташа лихо подмигнула Бобровскому.
Тот погрозил ей пальцем:
– Не время, товарищ!.. Пойду. Уже ушел.
Наташа вздохнула вслед:
– Ну, ты слышала? Товарищ я…
Вера приобняла ее за плечи:
– Ну, чего ты, хватит уже…
Наташа приосанилась, несколько принужденно-бодро проговорила:
– Сердцу ведь не прикажешь: а ну, молчать! И не стучать!.. Конечно, он мне нравится. Очень…
Вера заглянула ей в глаза:
– Нравится?…
Подруга первой отвела глаза:
– Да люблю я его.
* * *
…Кто-то раздражается от разнообразных звуков, которые бывают при отделке квартир нового дома. Но только не Сергей Стрельцов. В высотном доме, который строил трест Сергея, была и их с Верой квартира. И уже сейчас на разных этажах «раздавался топор дровосека».
«Скоро-скоро и я постучу, и я посверлю», – с удовольствием подумал Стрельцов, открывая дверь.
С высоты двенадцатого этажа – прекрасный вид. Полюбовавшись на далекие новостройки, Сергей глянул вниз. Дом еще не был сдан – не все жильцы подписали «протокол разногласий», а внизу уже смонтировали детскую площадку – яркие новенькие горки, грибки, песочницы, лестницы… Правда, фиолетовый цвет грибков неприятно удивил Стрельцова: ну что еще за сатанинский гриб? «Пере крашу, – решил он, – переедем и лично перекрашу».
Сергей стоял, смотрел по сторонам и невольно улыбался своим мыслям…
* * *
Катиной соседке по палате Ксении было не больше двадцати пяти, но выглядела она еще моложе. Она не производила впечатления совсем уж девчонки, но что-то детское все еще проглядывало в ее лице, слышалось в ее голосе…
– Молодец ты, Катя. А я теперь уже и не знаю, когда в институт поступлю. Хотела после техникума на заочное в «пед» поступить… Я воспитательница в детском саду. Да вот… У меня старшая в этом году в полиграфический колледж поступает. Двух студенток в семье не потянем…
После этих слов в палате повисла минута молчания, и все внимание соседок переключилось на эту мамочку, Ксению.
Катя, уже укусившая свое яблоко, от такой неожиданной заявки даже начала кашлять – яблоко попало не в то горло:
– Что-что? Старшая? А ей сколько?
– Пятнадцать, – с гордостью сказала Ксения. – Да вы не удивляйтесь, я ведь многодетная мать. У нас уже трое, вот – ждем четвертого.
Оправившиеся от первого удивления женщины начали почти кричать на разные голоса:
– Да ты что, ударница? Это как – двойня, что ли? Почему дочке пятнадцать, ты во сколько же ее родила, в первом классе, что ли? А тебе самой сколько?
Рациональная Катя спокойно спросила:
– Наверное, у твоего мужа… от первого брака была вот эта девочка, дочь… Или даже двое детей, да?
Выслушав это вполне правдоподобное предположение, Ксения все-таки отрицательно покачала головой:
– Нет, по-другому все… Нашему Витальке пять, а девочкам, Соне и Юле, – десять и пятнадцать. Это вообще-то сестры моего мужа, Ванечки.
Катя, пожалуй, первая поняла, в чем дело. Поняла, что с родителями Вани что-то случилось. Но что? Умерли? Лишены родительских прав? И почему Ксения…
А Ксения рассказывала дальше:
– Ему, как и мне, 24. И не был он ни на ком женат раньше, только на мне. Мы и поженились-то в восемнадцать.
* * *
…Ксения часто вспоминала тот день. Когда она слышала, как кто-то говорит о счастье, она примеряла это слово, это ощущение к себе. И всегда вспоминала тот день. Сама удивлялась: почему не свою свадьбу, не день рождения первенца, а именно этот, в общем-то, ничем не примечательный вторник она вспоминала. Может, потому что такое полное ощущение счастья и покоя больше никогда не повторилось.
…Был тихий летний день. С утра переделав все хозяйственные дела, они со свекровью сидели во дворе их большого общего дома, готовились к обеду: муж и свекор всегда приходили обедать домой.
Свекровь, совсем еще не старая, круглолицая женщина, сидела за широким деревянным столом под большим деревом, чистила картошку. Где-то из глубины двора слышались девичьи голоса, смех… Ксения сидела рядом со свекровью в легком сарафанчике, босая, шлепанцы лежали рядом в траве, и немножко помогала ей – резала картошку напополам и бросала в большую, чтобы хватило на всю их семью, кастрюлю. В коляске, стоящей под раскидистой яблоней, лежал младенец Виталька, раскинувший ручки во сне… Ксения подошла к сыну, наклонилась, поцеловала маленькую ручку, повернутую ладошкой вверх. Сынок почувствовал, пошевелил длинными пальчиками, но не проснулся.
Пели птицы, стрекотали кузнечики. Солнце стояло в зените.
Свекровь сказала вполголоса:
– Доча, пойди глянь, сколько там натикало! – а потом увидела, с какой нежностью юная мать смотрит на своего сыночка, и сказала: – Сама схожу. Еще Соню за хлебом послать надо.
Ксения стояла возле коляски в кружевной тени от дерева и чувствовала, как молоко прибывает в груди. И все в ее маленьком мире было прекрасно – «сыночка-косыночка», добрые люди, ставшие ее семьей, теплый дом. Счастье, как молоко, переполняло ее грудь…
* * *
«Многодетная» Ксения сидела на своей кровати, перебирая поясок халата: воспоминания были такие яркие, как будто это было вчера:
– Ванина мама, конечно, сразу не хотела, чтобы мы женились: рано, мол, и ладно бы еще – один новый горшок в дом покупать, а тут сразу два… Ну, на беременность мою, с намеком… Конечно, рановато. Но я как узнала, что у меня маленький будет, сразу Ване сказала: хочешь – поженимся, не хочешь – сама воспитаю, я сильная, хоть троих одна воспитаю!
Женщины внимательно слушали.
Ксения улыбнулась:
– Нет, потом свекровь смирилась, конечно: ну, куда деваться? Люди-то они очень хорошие… были… Ваня у меня первый: он ей, видно, про это сказал, чтобы она не сомневалась. Она шутила потом еще: «Тогда на одном Виталике не останавливайтесь, раз тебя на троих хватит. Пока хватает – рожай, вырастим…» А потом это все вот и случилось… Как в воду глядела – трое у нас. А теперь и четвертый будет…
Молодая женщина вздохнула и, как на исповеди, прижала руки к груди:
– Знаете… Я в Бога верю. В церковь хожу не часто, но хожу иногда. А сейчас-то особо и некогда… Не в этом дело. Это он не мне такую судьбу… решил. И даже не Ванечке моему. Это он свекрови меня дал.
Ксения посмотрела на подруг по палате, но по их лицам увидела, что они не совсем ее поняли. Тогда она объяснила:
– Хорошо, что она поняла, какая я на самом деле, что мне можно доверять. Я думаю, если она видит нас… Она спокойна. Так вот и живу.
Катя спросила:
– Ты из верующей семьи?
Ксения пожала плечами, посмотрела какое-то время в сторону:
– Да как тебе сказать? После всего, что с нами случилось, я думаю, любой бы поверил…
* * *
…Ксения снова вернулась в тот солнечный летний день, в тот зеленый кружевной сад. Услышала, как жужжат мухи, а где-то, в конце деревни, заполошно лает собака. Младенец повернулся в коляске, по-другому раскинул ручки. Ксения покачала коляску локтем. Последняя разрезанная картошка упала в кастрюлю с водой. Свекровь вышла на крыльцо, вытирая руки чистым полотенцем. Посмотрела на Ксению, на малыша и улыбнулась – так улыбаются только очень родным людям. Невдалеке послышался шум колес и гудок проходящего поезда…
* * *
– Они поехали с отцом в райцентр, на машине. За деревней, прямо на выезде, железная дорога. Вот… Они на переезде застряли: мотор заглох. А товарняк как шел, так и пошел…
Ксения замолчала, и никто не произнес ни слова. Соня достала из пакетика бумажный носовой платок и, забыв прочитать состав на упаковке, вытерла слезы…
Катя тоже не сразу подключилась к разговору:
– И вам отдали детей? Под опеку?
Ксения отрицательно покачала головой:
– Сначала нам предложили оформить их в интернат. Типа, по выходным будете забирать домой… А мы с Ваней решили: нет, надо удочерять, имеем право. Прошли все инстанции, сколько характеристик всяких, справок оформили. Нам пошли навстречу.
Ксения помолчала.
– Девочки большие, они меня мамой, конечно, не зовут. Да и брата не звать же им папой. Но это ведь не важно… Мы вместе, у нас есть дом, мы семья. Вот и все.
Всем женщинам стало грустно, но ясное лицо Ксении возвратило им хорошее настроение. Что-то было в этой девочке-маме такое, что думать хотелось только о хорошем.
Катя подумала про себя: «Меня тут профессором назвали, такая я вся из себя умная, такая амбициозная… А Ксении продолжить учебу вряд ли удастся. Да только она сама, кого хочешь, может научить – жизни, терпению, любви…»
Ей так хотелось найти для Ксении какие-то особенные слова. Но все эти слова казались лишними, стоило взглянуть на ее ясный лоб и прямой пробор в волосах, на тонкие и сильные руки, привыкшие к работе. Да, все особые слова прозвучали бы фальшивой нотой рядом с этой девочкой.
