Рассуждая здраво, Егор, в общем-то, ни в чем виноват не был.
Ну, не понравился ему Славкин жест, что же теперь делать? Сам виноват, нечего было лезть, куда не просят. По сути, Черский был почти единственным, с кем на протяжении нескольких месяцев складывались если не дружеские, то приятельские отношения. Вон, завтрак привез, не забыл…
А что для него, Славы, сделала Настя, которая сейчас сидит и сосредоточенно портит редакторскую правку?
Слава уже хотел вмешаться, как в голове внезапно бомбой взорвалось воспоминание из прошлого: трое садистов мучают и избивают его в лагере, здоровенный верзила-одноклассник забрасывает его портфель на электрощит под самый потолок, другой выливает ему на пальто смешанные с клеем чернила… а мать потом так ругала его за испорченную вещь!.. В институте его дразнят, называют «чмо в ботах», потому что он хуже всех одет, толкают в столовой, заставляя облиться томатным соком, подкарауливают после занятий и бьют, бьют… А вот сытый парниша, на собственном «мерине», выруливает со стоянки института, обдает его жидкой грязью, удаляясь с визгливым хохотом напроказившего барчука…
И внезапно к горлу подкатила жуткая, до потемнения в глазах, ненависть, от которой затряслись руки, а в животе каленым железом припекло кишки.
Слава подавил желание вмешаться и со злорадством подумал: «Завтра утром кому-то очень не повезет!»
Антон сидел в кафе уже довольно долго, это было видно по окуркам в пепельнице, которую официант уволок прямо из-под носа. На столе стояла початая чашка кофе и кремовое месиво, размазанное по блюдцу. Запыхавшегося Егора Антон встретил претензиями.
– Ты чего так долго?
– А где «здравствуйте, ваше сиятельство»? – возмутился Егор, рухнув на соседний стул, оглядевшись по сторонам. – Милое местечко.
Кафе, действительно, выглядело необычно. В полумраке длинного, вытянутого, как нора, помещения с черного лакового потолка свисали наряженные новогодние ели белого цвета, украшенные черными шариками и черной мишурой. Столы неправильной каплевидной формы были застелены черными скатертями. В центре каждого стоял торшер в виде чайной чашки со светящимся шаром внутри.
– Готичненько, – обрадовался Егор и уткнулся в меню. – О, да тут и еда такая же. Скажи, а что значит «Черная метка»?
Антон пожал плечами.
Подскочил официант, весь в черном, с платком на голове и повязкой на глазу. На повязке светился фосфором нарисованный череп.
– Что желаете? – вышколенно улыбнулся он.
– Пожрать, – ответил Егор. – Что такое «Черная метка»?
– Телятина, – ответил официант. – С баклажанами и перцем.
– Вот тебе раз! – удивился Егор. – Почему тогда «Черная метка»? Я бы предположил, что под таким названием скрывается… ну, черная акула, каракатица или, на худой конец, запеченный в собственном соку попугай…
Официант извиняюще улыбнулся и не ответил.
– Не хочу я вашу «Метку», – капризничал Егор. – Принесите мне хорошую отбивную из свинины, салат «Цезарь» и вишневый сок. Потом чай и вот такую штуку, вроде той, что мой друг не доел. Она хоть вкусная? Ну и ладно. Только, пожалуйста, не через полгода, а поскорее.
– Голодный? – усмехнулся Антон.
– Нервный, – пожаловался Егор. – Я, когда нервничаю, начинаю сладости жрать, еще когда статью пишу, а она, зараза, не идет… А сегодня вообще день был дурной.
– Чего случилось?
– А, долго рассказывать… Меня домогались.
– И что? – фыркнул Антон. – Тоже мне, проблема.
– Так мужик же!
– Безуспешно?
Егор скорчил гримасу, мол, не задавай глупых вопросов, и мрачно уставился в окно-витрину.
Антон посмотрел туда же.
Мимо, облепленные со всех сторон противным мокрым снегом, шагали прохожие, сновали машины, недовольно сигналя, когда какая-нибудь ушлая бабуся старалась перебежать дорогу в неположенном месте. Напротив кафе располагалась аптека, куда не зарастала народная тропа. Бежать до подземного перехода было далеко, до светофора – еще дальше. Несмотря на гневные свистки милиции и гудки автомобилей, старушки и старички бодрой трусцой носились по проезжей части, угрожающе размахивая своими костылями.
– Ты мне какую-то информацию хотел слить? – вдруг спросил Егор. – Если в этот номер, то давай, а если в следующий, то уже не надо. Я из «Желтухи» ухожу.
– Да ладно?!
– Вот тебе и ладно… Чего хотел сказать-то?
Подошел официант, ухнул на стол громадное блюдо из серебристого металла в форме виноградной грозди, на котором шипела отбивная. Антон надолго замолчал, вертел в руках чашку с перетекавшей с одного края на другой кофейной гущей и смотрел в пустоту. Егор терпеливо ждал.
– Знаешь, я ведь в Москве совсем чужой, – нехотя признался он, когда официант отошел. – Ну, сокурсники какие-то, кореша по проекту… А потом, когда дело дошло до чего-то серьезного, выяснилось, что, по сути, у меня никого тут и нет. Разве что Маша…
– Бывает, – невнятно прошамкал Егор, алчно набросившись на мясо.
Отбивная была хороша: прожарена как раз так, как он любил, в россыпи картофеля фри, сложного набора тушеных овощей, политая сочным соусом.
– Глупо, конечно, – нервно улыбнулся Антон. – Мне, понимаешь, даже попросить некого… Конечно, Маша может все это решить сама, у нее полно друзей, которые будут рады, но я не хочу, чтобы она… Ну…
– Антоша, ты роди уже поскорее, – пробурчал Егор. – Как-то все это очень туманно… ты чего хочешь?
Антон снова замолчал, а потом, словно ринувшись в холодную воду, выпалил:
– Егор, мы с Машей решили пожениться. И я прошу тебя быть свидетелем на нашей свадьбе.
Егор подавился куском мяса и закашлялся. Антон похлопал его по спине и виновато улыбнулся:
– Ты не волнуйся так…
– Да я… ты бы хоть как-то меня подготовил… Ну, что я могу тебе сказать… Поздравляю.
Егор прокашлялся, вытер слезящиеся глаза. Отхлебнув из бокала сок, снова закашлялся.
– Антон, а почему я? – спросил Егор, придя в себя. – Мы ведь даже не друзья. Ну, снялись в эпизоде вместе, ну, потусили пару раз в клубах, интервью это… Я, конечно, очень ценю твое предложение, но… Не кажется ли тебе, что кто-то более близкий будет на свадьбе уместнее?
– Я же тебе говорю: мне некого позвать. С моей стороны на свадьбе почти никого и не будет, даже родителей. И торжество будет без всяких там идиотских белых платьев, раззолоченных карет с пупсиком на крыше. Не люблю я этого! Маша позовет человек двадцать, а мне и позвать-то некого. Понимаешь? Моя свадьба, а я на ней как чужой.
– И когда мероприятие? – дружелюбно спросил Егор.
Странный он, этот Антон… Хороший парень, только вот ввязывается в какую-то авантюру.
– Сразу после Нового года. Числа двенадцатого. У нас будет перерыв в съемках. Праздники, то-сё… Ну, так что? Ты согласен?
– По мне, так ты делаешь что-то невероятно глупое, – весело фыркнул Егор. – Это я не про твою женитьбу, а выбор меня в качестве свидетеля. У меня и трезвого-то рот не закрывается, а пьяный я вообще себя не контролирую. Меня же будет не заткнуть!
– Вот и отлично, – обрадовался Антон. – Сэкономим на тамаде. Так что на двенадцатое число ничего не планируй.
– Погоди, я не могу так сразу тебе сказать, – спохватился Егор. – Я же на новое место перехожу. Буду блистать интеллектом на цветном телевизионном экране. А вдруг я буду занят?
– Ну, придумаешь что-нибудь. Или мы тебя отмажем. Маруся, когда в гневе, горы двигать может. Так что этот вопрос решим.
В кармане Егора завибрировал мобильный.
Он бегло глянул на номер и поморщился. Звонили из приемной редакции.
– Егор? – сладко пропела в трубку Настя. – Тебя срочно вызывает шеф. Советую поторопиться, он просто рвет и мечет.
Искандер был не просто зол. Главный редактор пребывал в бешенстве. Хорошо еще, что изъян обнаружили корректоры, которые перед Новым годом обычно работали из рук вон плохо, потому что требуется вычитать сразу два номера подряд – новогодний и рождественский. Журналисты пропускали кучу нелепостей, некоторые из них в корректорском отделе даже записывали в специальную книжечку, которую перечитывали в периоды временного застоя под чаек и дружный хохот. Особенным успехом пользовалась Анастасия Цирулюк, любимица шефа и головная боль всего отдела. Чего стоили только такие ее перлы, как: «Все погибшие стали жертвами», «Сами автомобилисты не подозревают, что их машины моются и тем самым загрязняют окружающую среду», но наибольшим успехом пользовался очерк о кремлевской больнице с потрясающей фразой: «Повысилась эффективность использования коек».
– Не иначе как в кремлевской больнице открылся бордель, – флегматично сказала волоокая Лена, старший корректор издания, рыжеволосая бестия с пухлыми губами, томной грацией ленивой пантеры и склочным характером. – Либо они спят на кроватях в две смены. Представляете: случись катастрофа, на койку положат валетом президента и премьера, а министр чрезвычайных ситуаций будет ставить им градусник и клизму.
