– Куда? – спросил адмирал Иван Петрович.
– К английской королеве, вот куда! – сказал адмирал А.Г.
– Да ты что! Да как это?
– Да очень просто. Я же человек известный, командующий Балтийским флотом, не фунт орехов. Вот королева и прислала записочку – мол, приезжай вечером в гости. Посидим, чаю попьем, то да се…
– Во дает! – сказал Иван Петрович. – Ну, тебя она пригласила, ты правда знаменитый человек, а я тут при чем? Неудобно как-то.
– А ты – мой друг. Я так и скажу – вот, я с другом пришел, а что такого, ты только не дрейфь! Все очень даже удобно!
Иван Петрович задумался, потом повеселел и спросил:
– Слушай, а у нее подруга есть?
Предложение макаронные изделия
Однажды мы целой компанией поехали в гости на дачу к одному приятелю. Точнее, это была дача его молодой жены. А если совсем точно – ее родителей. Поэтому там была ее сестра. Совсем юная. Десятиклассница.
Хорошее было дачное место, дальнее и просторное, с лесом, лугом и рекой. Мы целый день гуляли, жгли костер и жарили хлеб с колбасой на палочках, босиком ходили по прохладной речной отмели. Самое начало сентября, не жарко, солнечно и сухо. Веточки под ногами хрустят. Пружинят еловые корни, когда идешь по тропинке. Трава чуть желтеет.
Вот иду я по этим тропинкам и травинкам, а рядом идет Катя, сестра Марины, Сережиной молодой красивой жены. Еще моложе и красивее. В сарафане.
С загорелыми ногами. С оцарапанным локтем. Идет, молчит, то листок сорвет, то еловую шишку подберет с земли и кинет вбок.
Я тоже молчу. Мы с ней вообще, кажется, во второй раз видимся. Ну, в третий. О чем разговаривать? Я студент, она школьница – смешно. Брать под ручку, а потом за талию – тоже неохота. Вернее, неудобно. Сестра жены приятеля, все понятно.
Мы долго так идем. Вдруг она говорит на ровном месте:
– А давай поженимся.
Я говорю:
– Ты думаешь?
Она говорит:
– Конечно! Смотри, ты ведь Сережин друг. Он на Марине женился, а я – ее сестра. Смотри, я учусь хорошо, поступлю в институт, мы поженимся, и все будет классно.
– Хорошо, – говорю я. – Предположим. Допустим. Вот мы с тобой поженились. Ну, а готовить ты умеешь? А то я приду из института, а дома есть нечего.
– Конечно, умею!
– Так, – говорю. – Ну, и что ты умеешь готовить?
– Я умею варить макароны, – говорит она медленно, с выражением. – Толстые, с дыркой. И тонкие тоже. Еще я умею варить вермишель. Также я могу сварить лапшу. У меня хорошо получаются рожки. Перья. Ушки. И ракушки.
Я совершенно серьезно спрашиваю:
– А яйца всмятку умеешь?
Она отвечает:
– Нет пока. Вкрутую умею, а всмятку у меня плохо получается. То слишком жидко, то наоборот. Но я подучусь, честно!
– Хорошо, – говорю. – Вот тогда и вернемся к этому разговору.
Тут мы принялись хохотать. Но смеялись слишком долго и громко. И больше к этому разговору не возвращались.
Между загадкой и тайной и в кольцах узкая рука
Ректор одного вуза ехал однажды по городу на своей служебной машине.
В субботу днем было дело. Впереди – под уклон проспекта – был большой перекресток. Все мчались, стараясь успеть на зеленый свет, обгоняя медлительных, обходя неуклюжих, но ректору вдруг показалось, что это не машины, а какие-то зверьки. Суслики, лемминги. Даже противно.
– Не гоните так, – сказал он водителю.
Водитель сбавил газ. Зажегся желтый.
– Эх, – сказал водитель, останавливаясь у самой стоп-линии.
– Ничего, – сказал ректор. – Без нас не начнут.
Справа подъехал «Мерседес», двухдверная модель с мягким верхом. Опустилось стекло. Женская рука, немолодая, сухая, с дорогими кольцами, высунулась и протерла салфеткой зеркало.
Ректор всмотрелся и чуть не охнул: это была Анна Сергеевна, доцент кафедры биологии. Он ее знал, он сам начинал на этой кафедре. Тихая пожилая тетенька, всегда в вязаной кофте и мальчиковых туфлях.
Он опустил стекло и громко сказал:
– Здравствуйте!
Она повернулась к нему. Натужно улыбнулась, кивнула.
Дали зеленый. Она резко взяла с места и на перекрестке ушла вправо на стрелку. А ректор поехал дальше, обдумывая этот загадочный факт. К вечеру он вроде бы все понял.
В понедельник он с утра был в министерстве, в институт приехал к двум.
Секретарь передал ему заявление от Анны Сергеевны. Об уходе. По собственному желанию.
– Когда она это принесла? – спросил он.
– В десять пятнадцать, – сказал секретарь.
Ректор кашлянул, подписал и отдал листок секретарю:
– Возможно, у нас снизится успеваемость. Особенно по базовым дисциплинам, – мрачно сказал он.
Года через три у входа в супермаркет он столкнулся с выцветшей старушкой. Она выходила наружу. У нее в руках была бутылка кефира.
– Здравствуйте, Виктор Иванович, – сказала она.
– О, Анна Сергеевна! – зло рассмеялся ректор. – Как живете? Где ваш кабриолет?
– Какой кабриолет? – растерянно спросила она. – Вы про что?
– Вы почему так резко уволились? – спросил он.
– Меня долго выживали, – вздохнула она. – Сил не осталось. Я думала, что вы меня вызовете, поговорите со мной. Вы же… Ты же с нашей кафедры, Витя!
– Н-да… – сказал ректор. – Но…
Она слабо улыбнулась и пошла прочь. Ректор смотрел ей вслед. Она завернула за угол. Он перевел дыхание, махнул рукой и вошел в магазин. Ему было почти стыдно.
Анна Сергеевна прошла шагов пятьдесят со своим кефиром. Потом остановилась, достала мобильник.
– Гришенька, – сказала она. – Подъезжайте, я тут за углом, буквально рядом.
Ей тоже было неловко.
В трех действиях мир приключений
– Я беременна, ты понимаешь? – сказала Настя. – А ты просто сволочь. Я это всегда знала.
– Если всегда знала, зачем жила со мной? – сказал Саша. – И зачем сейчас такие слова? Тем труднее будет помириться.
– Не собираюсь мириться с негодяем, который выгоняет беременную жену.
– Отлично. Не надейся, мелодрам не будет, – сказал Саша, красуясь. – Эта квартира остается тебе. Дом в Загорянке – тоже. Вечером придет нотариус, мы все оформим. Ребенка я готов признать и выплачивать определенную сумму… Оденься, кстати!
– Иди к черту! – Она вышла, хлопнув дверью.
Он остался сидеть в кресле. Вытянул ноги. Взял со столика стакан с минеральной водой. Послушал, как шепотом тенькают пузырьки. Отпил глоток. Нажал клавишу на пульте телевизора. Загорелся экран. Рыбки-птички. «Дискавери».
«Я не сволочь, – думал Саша. – Я просто эгоист.
Я имею право раз в жизни побыть эгоистом? Да, разумеется».
Он прикрыл глаза и стал думать, как обставит свою новую квартиру.
Настя стояла перед зеркалом в спальне. Взяла сумочку. Достала телефон. Нашла нужный номер. Нажала вызов. Потом раздумала, нажала отбой и снова спрятала в сумочку. Вытащила портмоне, проверила, всё ли на месте. Расстегнула и сбросила халат. Полюбовалась своей фигурой. Живот чуть-чуть начал круглиться. Она попробовала увидеть себя мужским взглядом. Получилось очень привлекательно, у нее даже дыхание перехватило.
«Он знает, что я беременна, я ему говорила два раза, – думала Настя. – Он сказал, что любит меня такую, какая я есть. Господи, помоги… А нет, и не надо. Торопиться не надо. У меня будет ребенок, это главное. Найду ему хорошего отца. И себе хорошего мужа. Все отлично. Дождемся нотариуса».
Натянула домашнее платье и пошла на кухню: проголодалась.
– Саша! – крикнула она из кухни. – Сашенька!
Александр Семенович как будто проснулся, хотя точно не спал. Мечты о вольной жизни эгоиста улетели. Вместе с фантазиями Анастасии Павловны о нежданном счастье беременной красавицы.
Он выключил телевизор, сунул ноги в тапки, подтянул треники и пошлепал на кухню. Там его ждал вполне субботний обед – зеленый салат и полное блюдо котлет с картошкой. Анастасия Павловна разлила борщ по тарелкам.
– Золотая медаль, – сказал он, съев первую ложку. – Выше всякой похвалы. Сметану где брала?
– А что со сметаной?
– Именно что отличная сметана! – сказал Александр Семенович. – Вовка звонил?
– У метро брала. Вовка вечером зайдет, – сказала Анастасия Павловна. – Они с Верочкой зайдут.
Минское шоссе воля покойного
Елене Максимовне пришла эсэмэска, что на ее зарплатную карточку поступило два миллиона шестьсот тридцать восемь тысяч рублей. Итого доступно: 2.639.250 руб. 00 коп. Елена Максимовна сначала испугалась, но потом вспомнила, как год назад ее вызвали к нотариусу, потому что скончался ее отец, Максим Сергеевич.
Да. Отец бросил их с мамой, когда ей было шесть лет, и с тех пор не объявлялся. Хотя жил в Москве. Она все думала, что случайно встретит его на улице. Но потом вроде забыла. Когда ей было тридцать, один знакомый психолог в компании рассказывал, что развод родителей для девочки особая травма. Она заставила себя сидеть спокойно. Но все-таки вышла на кухню покурить. Выглянула в окно. Там внизу какой-то мужчина усаживал в машину жену и дочь. На секунду захотелось слететь вниз и заглянуть ему в лицо – не папа ли? Но потом лет десять не вспоминала, пока не оказалась наследницей по завещанию.