Когда у нас запретят наконец Интернет – а к этому все рано или поздно придет, ведь некоторые, несмотря ни на что, продолжают думать своими мозгами и искать первоисточники, – мы с полным правом будем называть Крым своим. Благополучно забыв при том, что эта земля – родина кого угодно: итальянцев, турок, татар, греков – но только не нас, русских, как бы мы не пыжились и не надували щеки. Да одни названия гор, рек и тех населенных пунктов, которые существовали в Крыму до того, как советская власть понатыкала там всяких «Задорных» и «Веселых», чего стоят! Они говорят на всех языках, кроме русского. Партенит – это же в переводе с греческого «Девичье»! Бахчисарай, Ак-Таш, Балаклава, Алушта, Казантип, Ялта… Этот список можно продолжать и продолжать. Да и в тот же Крым мы пришли как захватчики – расстреляли, выселили, сослали в Сибирь и Казахстан… По велению верховного сухорукого бога, страдающего паранойей, места расстрелянных и сосланных греков, татар, итальянцев, немцев, караимов и прочих «нерусских», «не славян» у теплого моря заняли другие. Сюда гнали целые эшелоны «правильных» людей: Крым заселили выходцами с Урала, поволжских степей, той же Украины, которая после раскулачивания и искусственно вызванного голода успела стать «правильной» и «советской», и пустые дома в вымерших деревнях заняли они – «коренные русские»… Мне, узнавшему все это только сейчас, мучительно больно и стыдно. Стыдно за то, что я, оказывается, стал просто-напросто винтиком, ячейкой в очередном витке уничтожения этой, не принадлежащей нам земли. Если не нам, то «не доставайся же ты никому!» – вот наш девиз…
«Союз нерушимый республик свободных» пал, но один из его одиозных лидеров успел-таки наворотить дел: по-барски распорядился Крымом, перекроил карту как захотел. Ладно – дело давнее, но почему всех нас волнует не судьба Белгорода или Таганрога, бывших спокон веку украинскими? Почему мы не рвемся вернуть их назад, а вместо этого так жаждем снова заполучить Крым – вместе с Кара-Дагом и Керчью, Коктебелем и Ласпи, Симеизом и горой Митридат. Мы копили и копили обиды, а потом наступил подходящий момент – и мы таки оттяпали лакомый кусок! Кусок, в котором все эти годы тикала бомба замедленного действия, заложенная в каждом потомке переселенцев, которые вошли в татарские дома и переделали их на свой лад. Мы забрали, отхватили, отжали свое, и все смеялись и хлопали, пели и пили, и петарды рвались в каждом дворе, совсем как на Новый год… А то, что называлось украинской армией, даже не стреляло и не пыталось сопротивляться – потому что мы для них всегда были «свои», «братья», «славяне»… Да, они не смогли перешагнуть через это, а мы… Мы сумели. Мы еще и не то сможем – как сказал наш великий поэт Блок, «да, скифы мы, да, азиаты мы – с раскосыми и жадными глазами», Когда-нибудь мы подавимся своим огромным куском пирога, а то, что проглотим, не сможем переварить. Потому что все это будет приправлено нестерпимой горечью от таких вот «побед».
Мы убиваем, без всякой жалости стреляем в тех, кто до сих пор считал нас братьями… кто веками смешивал свою кровь с нашей, не задумываясь о том, кто из нас скиф, а кто оттуда, с той стороны Днепра; что когда-нибудь мы, потомки кочевников, вернемся и ударим в спину. Мы только выгядели единым целым – оттого, что просто говорили на одном языке, – вот и все. Как оказалось, говорить и думать, пусть на одном и том же языке, – это совсем разные вещи. Да, мы до сих пор пляшем и кричим: «Крым наш, крымнаш, крымнаш, крымнаш…» – и нам не стыдно. Напротив, мы ГОРДИМСЯ тем, что стащили по-тихому ценную вещь. Стащили, когда хозяин дома спустился в подвал – за своими смешными горилкой и салом. Мы хохочем и подмигиваем друг другу – надо же, вот простак, не ожидал такого от родственника! По поводу успешной кражи раздали награды, устроили фейерверк, праздничную возню на ТВ, поставили оперу и даже балет. И я, как и все, кричал и радовался, пил пиво и орал, как будто закончилась Вторая мировая и мы действительно разбили фашистов. Мы все как будто клея нанюхались. Оп-па, крымнаш!! Может быть, мы снова надолго наложили лапу на эту землю – но потеряли мы уж точно неизмеримо больше.
Вы спросите: почему же я, русский, сейчас свидетельствую против самого себя? Да потому, что мне уж очень хотелось докопаться до правды. А правда – она не имеет национальности. И еще: оказалось, что правду на этой войне мне говорили лишь те, кто обучал меня стрелять, ставить растяжки, минировать и наносить удары ножом сзади, в спину. Только они честно и без обиняков сказали: не думай ни о чем, за тебя уже подумали. Просто убивай, или на этой войне убьют тебя.
Аня
В ординаторской веселились вовсю:
– Спермой Путина предлагают осеменять русских патриоток, чтобы те рожали от лидера правильных детей.
– А что до сих пор все дети неправильные были?
– А кто это предлагает, хотел бы я видеть?
– Депутатша одна – то ли Мизулина, то ли Козюлина… короче, страшная такая баба, я из-за нее и телик на русские каналы переключать боюсь!
– Ну и не включай на рашу, чего ты это смотришь, с ума сошел, что ли? Там один Жириновский чего стоит! Послушаешь – и оторопь берет: то ли ты с ума сошел, то ли все-таки он.
– Не, ну я чисто прикольнуться. Там что ни день – то новые примочки. А что от русских баб останется – то она предлагает по всему миру продавать. Задорого.
– Ой, боюсь, на всех желающих не хватит. Очередь соберется на десять лет вперед.
– Я тоже так думаю – от придурочных истеричек так просто не отмажешься. Придется ему, бедному, сидеть и д…чить целыми днями!
– Ф-фу-у, Олежка, как некрасиво…
– А чего красивого? Представляешь, Полина, заходят в Кремль, к примеру, иностранные послы, а он сидит с расстегнутой ширинкой, а вокруг все стены в порножурналах. Вот бедняга… тяжело, небось, в таком возрасте днями напролет. Замучаешься. Тут ботокс ничем не поможет. Так и вижу: сидит господин Пу с печальными глазами и пузыречком в руке, а иностранной делегации говорят: «Ждите. Сейчас пан президент удовлетворит Северную Корею и займется вами!»
– Да ну тебя! Такое придумал!
– Это не я. Это ихняя Мизулина. Вот скрестить бы ее с Пу и посмотреть, что получится?
– Не, вот этого не надо! Мы же все-таки люди гуманной профессии, мы тут раненых спасаем, а франкенштейнов всяких не нанимались в пробирках выращивать.
– Хватит ржать, обход скоро.
– Смех продлевает жизнь.
– Нечего смеяться над больными людьми. У них и так уже все запретили: продуктов половину, кеды и белье кружевное тоже, между прочим.
– Ой-ей-ей… трусы-то кружевные зачем?
– Негигиенично. Заботятся о здоровье нации. Чтоб в дырки не дай бог чужеродный генотип не просочился. Только правильный. Полинка, у тебя трусы кружевные?
– У меня стринги. Показать?
– Не надо, верю. Не дует?
– В жару в самый раз. Всем рекомендую. Интересно, а стринги тоже запретили?
– Ну, я думаю – стринги само собой. Это ж гейропа и прочие искушения, вроде сыра с плесенью и итальянской колбасы.
– Я колбасу не ем принципиально. Страшно подумать, из чего ее делают. Я б ее и сама запретила.
– Я удивляюсь: как при такой диете на тебе еще стринги держатся?
– Я их за тазовые кости так аккуратненько цепляю, тогда все окей.
– Нет, я все-таки не удержусь и посмотрю!
– Специально для тебя для наглядности сделаю рентген. А руками щупать нечего, я только штаны погладила!
Я тихонько выскользнула за дверь, пока Олегу не пришло в голову поинтересоваться, что ношу лично я – кружевные труселя или стринги. С него станется. До планерки оставалось не меньше получаса, а до обхода – и того больше. Я, конечно, успею.
– Здравствуй, мой хороший. Это я, – говорю я ЕМУ.
Разумеется, я не жду, что он мне ответит, – хотя нет, конечно, жду. Каждый день. Но… пока этого не случилось.
Я кладу на тумбочку пакет с тем, что принесла ему сегодня: немного свежевыжатого сока, кефир, протертое мясо… Недавно мы перевели его на самостоятельное питание: глотательный рефлекс был хороший, и мне казалось, что с того дня, как его, уже без сердцебиения, я, ворвавшаяся в реанимационное отделение прямо в халате уборщицы, собственноручно вернула к жизни, подвижки произошли колоссальные. Однако теперь – кома. Это наш общий враг – и его, и мой. Но я стараюсь быть оптимисткой:
– Ну и что такого, что кома? Подумаешь – кома! Большое дело… Мы с тобой и не такое видали. И потом – вдвоем – это все-таки не в одиночку, правда? Ты не волнуйся. Я никуда не денусь. Вот так и будем все время рядом. Я и ты. Вот сейчас планерка закончится, и я опять прибегу. Будем есть кефир. Я тебе и ложку принесла из дома, свою, серебряную. Мне ее бабушка подарила, когда у меня первый зуб прорезался. Представляешь меня с одним зубом? Смешно… у меня фотка где-то есть, я ее тебе потом покажу. Теперь у тебя будет своя ложка, а не казенная. Знаешь, как ею вкусно есть?
