Редко бывал я так расстроен и взбешен, как тогда, возвращаясь домой. Как спрятать Машу от этого паука? В конце концов это, пожалуй, и можно было придумать, но – сегодняшний вечер? Что может случиться уже сегодня? Грей не из тех, кто ограничивается только известного рода удовольствиями. Он способен, подпоив, подсунуть ей что-нибудь вроде кабального договора – продать просто-напросто, как продавали когда-то невольниц, какому-либо любителю с лихими деньгами…
– Скажи, не могли бы мы поселить Машу к нам, за ширмы, до ее отъезда? – спросил я жену, изложив, разумеется, сперва, что случилось.
– Ты уверен, что стараешься для… – начала было она по привычке, но, заглянув мне в лицо, не докончила: чуткая такая способность встречается иногда и у жен. – Эта твоя Маша, – сказала она взамен, – напоминает мне… Постой… кого она мне напоминает, из книжек, – никак не припомню!..
Леонид Ржевский. Мосты. № 3. 1959. (Мюнхен)
Привычка рано просыпаться осталась у Луизы, но помечтать в кровати – наслаждение. Да, больше не надо вскакивать в шесть часов по будильнику и разрываться на все стороны под сухим, пристальным взглядом фрау Шпрехт. Три года в этом вылощенном скучном доме, где каждый кусок сахара отсчитывался в сахарницу и запирался на ключ! Фрау Шпрехт иногда является кошмаром во сне: сухой, острый нос и колючие пальцы. Нет, теперь Луиза не горничная даже, а экономка, и у дипломатов. О да, между маленьким заморышем Лизхен – провинциальной невинностью, вечно голодной и с красными руками, явившейся из Маркт-Швабена под Мюнхеном в Берлин прислугой «за все», – и фрейлин Луизой теперь – разница не только в пятнадцать лет.
Луиза вскакивает, швыряет одеяло и очень тщательно принимается за туалет. У нее стройная фигура, свежая кожа, вздернутый нос, подбородок решителен и упрям. Черное платье из хорошей материи обтягивает грудь, а передник она наденет, только когда сойдет вниз. «Вниз» – это несколько этажей широких лестниц в коврах лучшего отеля в Берлине. Два года она вела хозяйство шефу иностранного бюро печати на его вилле в Ваннзее; но теперь вилла сгорела во время налета, и они перебрались сюда.
Девять часов – надо приготовить завтрак. Шеф, еще кутаясь в халат, уже прошел в бюро и включил радио. Бюро служит и общей комнатой. После обеда, если нет посторонних, можно усесться с починкой белья в кресло и слушать заграничное радио… Шеф ничего не имеет против и часто разговаривает с ней. Синьора Франчетта – итальянская журналистка – угощает ее сигаретами, хотя Луиза не курит, а прячет про запас. Или эта русская дама, Демина. Но с ней у Луизы совсем особые отношения.
Демина приходит каждый день на несколько часов, дает уроки русского языка шефу, слушает для него московское радио. Луиза незаметно для других подсовывает ей под блюдечко сигаретку и всегда следит, чтобы у нее была чашка хорошего, крепкого кофе. Надо же доставить удовольствие человеку: ей и так плохо живется.
Да, это не совсем обычные отношения. Демина – интеллигентная женщина, не чета ей – как там ни верти – а все-таки экономке. Она тоже служащая, но у нее прекрасные манеры и меховая накидка, которую Луизе не купить и на годовое жалованье, а носит она ее так, как носят настоящие дамы, – не заботясь о ее цене. У нее некрасивый, но очень симпатичный муж. Когда Луиза приходит к ним, он встает, здороваясь с нею, – настоящий аристократ! Если рассказать сестре в Маркт-Швабене, какое у нее знакомство! И фрау Шпрехт не поверила бы, что она, Луиза, может просто прийти к таким людям без приглашения и сказать: «Вот, фрау Нина, парочка форелей на ужин, – сегодня достала у нас в отеле, надо же побаловать вашего мужа».
У них убогая квартирка во дворе и слишком уж несложное хозяйство разоренных войной беженцев, второразрядных иностранцев. Шеф Луизы – это привилегированный, ему прощаются причуды и выходки; «остовки» на отдельной кухне – крепко сколоченные девки; их только жаль, особенно «Валью». Она напоминает чем-то далекую Лизхен из Маркт-Швабена, и Луиза старается подкинуть им что-нибудь, ничего, они тоже отшлифуются.
А вот такие, как Демины, – эти на середине лестницы. С одной стороны – благородное общество, с другой – жизнь, которой не позавидует жена чернорабочего: у той кастрюль и белья раз в десять больше.
– Мой сервиз, – улыбнулась Демина, приготавливая кофе, принесенное Луизой – не совсем Розенталь, но пить из него можно, а это главное!
Луиза смотрит на знакомые разномастные чашки с тарелочками вместо блюдец и находит в них особое очарование, не понимая, почему ей так нравится, что хозяйка не стесняется своей бедности и не прячет ее судорожно, как сделала бы немка. Именно в этой небрежности, по мнению Луизы, и проявляется широта русской натуры: это удивляет и притягивает.
– Непременно хочу брать у вас уроки русского языка, фрау Нина. А то только и знаю, что «пожалста» и «карашо». Майор говорил, что теперь образуется целая армия из русских: казаки и генерал Фласов. Кто знает, в жизни случаются разные вещи…
Луиза начинает говорить задумчиво. Но как только мечте даны слова, она не может удержаться больше, плотно, как боровик, усаживается в кресле, хлопает руками по локотникам, и в голубых глазах загорается дикая энергия.
– Вы знаете, фрау Нина, я часто ходила на лекции о России. Конечно, мне не все было понятно. Я кончила только деревенскую школу и все время работала как вол. Вы знаете, что значит быть одной прислугой?! Откуда вам знать! Вставала в шесть, ложилась в двенадцать. Но зато я посмотрела, как живут другие, и сказала себе: «Луиза, батрачить можно было в Маркт-Швабене. Если у тебя голова набита не навозом, то ты добьешься чего-нибудь. Надо только сжать зубы и кулаки…
И Луиза выбилась. Через три года она стала кокетливой, опрятной, расторопной горничной и перешла на другое место получше.
– Вот это была моя цель, фрау Нина: стать экономкой в приличном доме, лучше всего у одинокого дипломата, скопить себе приданое и выйти замуж. Вы не знаете, как трудно рабочей девушке найти себе мужа. Я не говорю, конечно, о Францле: таких много. Я очень долго держалась, но он тоже из-под Мюнхена, земляк, и встретилась я с ним за границей. Да, побывала в Швейцарии, служила там пять лет у одной англичанки, прекрасное место!.. Я всегда копила и откладывала. У меня в сберегательной кассе есть две тысячи марок и потом вещи. Я покупала все, что нужно для собственного хозяйства, и посылала сестре на хранение. Конечно, мебели нельзя было при обрести: она потрескается. Но зато – все постельное и столовое белье, одеяла, кухонную посуду, сервиз, вазочки, утюг…
Луиза прищуривается от удовольствия, загибая пальцы при пересчитывании своих богатств.
– Когда я приехала к сестре посмотреть, нет ли плесени в ящиках, она мне сказала: «Я бы тоже могла пользоваться, все равно лежит у тебя без дела». Но нет. Не дешево досталось. Ведь так легко потратить деньги, когда живешь в большом городе. Я тоже не монашка, но всегда спорила с Францлем: «Францль, – говорила я ему. – Ты тоже зарабатываешь, будем копить вместе. Через два года ты сможешь купить полный гарнитур для спальни, а я кухонную мебель и диван. Тогда мы сможем пожениться, взять квартиру и иметь ребенка». Я не хочу кучи детей, но одного или двух. И свой дом, фрау Нина, понимаете?
Глаза Луизы сияют мечтой, и Деминой кажется, что она тоже видит ее глазами: уютная квартирка, веселые мальчишки, – у Луизы непременно должны быть сыновья, – возвращающийся вечером с работы муж, вкусный ужин – весь этот мелкий, но оттого, что он выстрадан, – ставший большим смыслом в жизни мирок.
– Что же Францль? – спрашивает она, хотя чувствует, что этого вопроса не стоило бы задавать.
– Ах, Францль!.. – Луиза жестко сжимает губы и передергивает плечами. – Я же говорю – первое увлечение. Для иной это, может быть, обошлось бы еще дороже, но мне стоило тысячу марок. Конечно, сперва было очень тяжело, но я удержалась все-таки и не бросила работу, как он меня ни уговаривал… В романах читаешь о любви. В молодости я тоже верила этому. О, да, я и теперь еще молода, мне всего тридцать лет. Я здоровая женщина, и, особенно теперь, во время войны, всегда находится кто-нибудь… Один майор постоянно приезжает в штаб и останавливается у нас. Очень интересно рассказывает и любит выпить. Ну и лишняя сотня марок тоже не мешает, не правда ли? На то, что он подарил мне прошлый раз, я купила занавесочки для будущей спальни – тюлевые, и рисунок – розы, а кругом полосочки…
Она смотрит на хозяйку с таким наивным самодовольством, что той делается просто смешно. Интересно, как это в Луизе все уживается вместе: трезвый романтизм.
– Помимо всего, фрау Нина, мы живем под налетами, не правда ли? То, что упустишь сегодня, завтра можно и не наверстать. Но это все не настоящее. Я читала, что Россия – огромная, очень богатая страна, и там неограниченные возможности. А раз они убили всю аристократию, то не слишком разбираются в обществе. У нас я могу рассчитывать на унтер-офицера, скажем, а там – на лейтенанта даже. Как вы думаете? Только вот эти большевики… Но мы победим, конечно, и тогда я еду в Россию. Или, раз здесь теперь организовывается эта армия, может же быть, я найду кого-нибудь… Фрау Нина, найдите мне мужа. Мне не нужно, чтобы он был очень красив и молод. Пусть это будет солидный, хороший человек, которому тоже хочется иметь хорошую жену. Я выучусь говорить по-русски, буду варить ему ваш кислый суп, этот «борщ», и буду пить с ним водку…
