Александр Снегирёв - Бил и целовал (сборник)

– Обслуживание в номере, – хрипло шепнула она, подавшись к нему, странно неотзывчивому.

И только оказавшись совсем близко, увидела через его плечо сидящего на стуле человека. Весь состоящий из длинных частей – рук, ног и туловища, человек этот походил на спортивный тренажер. Она знала его – это был гость фестиваля, редактор знаменитого журнала. Узнав, что лауреат завтра уезжает, редактор решил, не откладывая, сделать интервью.

Погода, согласно прогнозу, испортилась. Ластик метели стер город, оставив перед глазами одно мельтешение. Хватка его пальцев ослабевала. Ее трехдверный «фордик» катил сквозь стихию. Нахлынувшее на них марево растворялось. Выполняя свои прямые обязанности, она везла его на вокзал.

– А здесь стоял ларек, где я покупала… – продолжила она экскурсию, оправив волосы и указав на место, где когда-то покупала журнал, редактор которого так некстати приперся вчера.

Сквозь шелуху метели проглядывал желтый дом. Она продолжила:

– Журнал был дико модный. Я ждала каждый новый номер. Теперь трудно в это поверить. Не проехали бы тут – не вспомнила бы.

Они оба улыбнулись – память нарисовала вчерашнюю неловкую сцену с редактором. А ларек снесли, как и все другие ларьки. Без ларьков стало пусто и величественно. Величие почему-то всегда идет рука об руку с пустотой и одиночеством. Рука об руку… вроде как у пустоты и одиночества компания. Она рассмеялась этим мыслям. Он спросил, чему она смеется, а она ответила: так, ничему особенному. Он кивнул, понимая ее право на молчание, и рассказал, что когда-то тоже ждал каждый новый номер, прочитывал целиком, перечитывал, внимал модным словечкам и тенденциям. Хотя, если разобраться, уж больно они в этом журнале высокомерные, думают о себе невесть что, ни разу о нем не написали, интервью никогда не брали. Только вчера вон этого угораздило со своими вопросами. В самое неудачное время…

Она улыбнулась – красивые губы приоткрылись, и он заметил прореху в ее оскале. Захотелось поцеловать ее и забраться в эту прореху языком. Все там ощупать и вылизать. Так захотелось, что он не расслышал ее слов. Ничего существенного она, впрочем, не сообщила. Подтвердила лишь, что да, заносчивость свойственна журналистам. Работа развращает. А он смотрел на ее рот, видел пустоту в прикусе и никак не мог очнуться.

Она тем временем вспомнила, как дважды в месяц поджидала у ларька, как с нетерпением раскрывала страницы и буквально сжирала советы ресторанной критикессы, охи и ахи обозревательницы моды, заумные размышления кинокритика. Даже раздел спорта проглатывала с наслаждением. В ларек привозили всего два экземпляра журнала, и за вторым неизменно являлась другая девушка. Иногда она встречала ее, ту, другую. Худая и бледная, совершенно инородная среди уездных желтых, серых многоквартирных и облезлых на две семьи домов. Бледность девушки не удивляла – розовощекие журналом не интересовались. Но было в ней еще что-то. Девушка будто сопротивлялась чему-то и удерживалась, кажется, из последних сил. И, может быть, только благодаря журналу и удерживалась.

Однажды, явившись за очередным номером и получая сдачу, она услышала от продавщицы, что на этот раз привезли всего один экземпляр, и вот, собственно, он и есть, и как ей повезло и как не повезло той, другой. Не осознав еще окончательно своего счастья, она отошла от ларька и увидела ее. Бледная, не вяжущаяся с пространством девушка топталась на противоположной стороне улицы и ждала зеленого сигнала светофора.

Стало стыдно. Она почувствовала себя хитрюгой и ловкачкой. Она слышала, как девушка на светофоре перебирает в кармане монетки, собранные точно, без сдачи. Ей захотелось бежать. Вместо побега она стала судорожно листать страницы. Рассыпала второпях рекламные картонки и не подобрала. Всмотрелась в лицо красавицы, предлагающей духи номер пять, выхватила из статьи про моду – «юбка в пол», из рецензии на фильм – «злой вундеркинд», из книжного обзора – «мясистая проза». А еще запомнились три слова с обложки – «Письма от Ренэ» – столько в них было тайны, красоты и печали. Она вдохнула картинки и печатные знаки и сунула журнал бледной девушке, как раз подошедшей к окошку ларька.

И побежала. Но не куда глаза глядят, а куда попало, потому что глаза ее в те минуты никуда не глядели.

Через несколько месяцев журнал закрыли из-за неокупаемости. Интервью с лауреатом по каким-то причинам так и не было опубликовано. Историю про подаренный бледной девушке номер она ему не рассказала, и не случайно: история эта была неправдой. Она присочинила. И не для кого-нибудь, а для самой себя. В город и в самом деле привозили всего по два экземпляра знаменитого журнала, и приходили за ним только две девушки, она и та, другая. И с единственным номером все случилось так, как она описала, с тем лишь различием, что номер этот она бледной девушке не отдала. Увидев ту на светофоре, она не стала судорожно листать страницы, а просто пошла в другую сторону, повернула за угол и больше к ларьку не возвращалась, журнал не покупала, а бледную ни разу с тех пор не встретила.

Этот номер журнала и по сей день у нее. Лежит на видном месте. И красавица с духами, и «мясистая проза», и «злой вундеркинд». Но это все под обложкой, которую она с того дня ни разу не открыла. Зато три таинственных, печальных и красивых слова всегда перед глазами.