Посветлело мгновенно от горизонта до горизонта. Лучезарные торжествующие волны света все ярче и ярче заливали округу и вдруг вселили в душу Марии такую щемящую надежду, что слезы сами собой покатились из глаз.
– Не плачь, – полуобнял ее Антуан.
– А я и не плачу. Это так, от красоты…
Первый час утреннего пути обошелся без приключений, если не считать увиденного ими остромордого лопоухого фенека, который присматривался к ним как к возможной добыче.
– Вот он, воспетый моим тезкой в «Маленьком принце» мудрый маленький лис, а на самом деле обыкновенный хищник. Видно, старшие выслали его в дозор, проверить, поспеем ли мы к завтраку их стаи.
Они шуганули зверька так весело, с таким улюлюканьем и свистом, что маленький хищник буквально провалился сквозь землю. После семи солнце стало припекать яростней, и Антуан надел на голову шлем, а Марии велел накинуть плед поверх повязанной под подбородком широкополой Улиной шляпы. Берберские сандалии на толстой подошве надежно спасали ноги, хотя плоская галька давно побелела и накалялась все сильней и сильней.
– Эй, жена! – шутливо окликнул Антуан. – Сколько еще протопаешь?
– Не меньше, чем ты, мой дорогой муж, – безо всякого наигрыша отвечала Мария. Слово «муж» было настолько ново для нее, что как бы осталось на ее пересохших губах, и еще долго она ощущала его терпкий вкус.
– О, посмотри, там, вдалеке, темная полоса! Скорее всего, это вади – русло пересохшей речки. Если это оно, мы найдем там укромный уголок. Русла бывают глубокие, и берега нависают надо дном, как карнизы.
– Ты разболтался!
– Молчу, молчу.
Идти было все тяжелее, ноги разъезжались на гальке. Антуан даже упал, споткнувшись, но тут же поднялся. Вскоре они наткнулись на белый скелет верблюда.
– Плохо, – сказала Мария.
– Нет, хорошо, – возразил Антуан, – это значит, что здесь ходят караваны, то есть мы где-то на кромке «серира».
В восемь они подошли к вади. И через шлем, и через плед солнце так жалило головы, что перед глазами начали летать золотые мушки – первый признак того, что силы на пределе.
В семь тридцать в кабинете губернатора закончилось оперативное совещание, и дожидавшийся в приемной командир авиаотряда наконец доложил о чрезвычайном происшествии.
– За темное время суток был сделан один вылет. Мне сообщили, что на шоссе у осыпей найден автомобиль вашей сестры… сестры Мари вашей жены, – запинаясь, докладывал командир. Как и многие военные, он боялся начальства больше рукопашного боя.
Генерал Шарль тут же сел в машину и велел шоферу ехать к осыпям. Командира авиаотряда он взял с собой.
– Да, это авто графини, – признал губернатор. – А это что? – И он указал на отпечатки других протекторов.
– Господин генерал, это след «Потеза», на котором улетел в форт ваш пилот.
Когда они дошли по следу до места отрыва шасси, стало ясно, что Антуан взлетел у самых сопок.
– Хулиган, – беззлобно обронил губернатор. – Наверняка решил покатать Мари, а она у нас тоже сорвиголова.
– Они могли полететь к морю, а могли в пустыню, – сказал командир авиаотряда, – у них сто путей…
– Не разглагольствуйте. Если вы не обнаружите их до захода солнца, я вас разжалую!
Командир авиаотряда побледнел: у него было двое детей и жена-истеричка, а до пенсии оставалось всего ничего…
– Мне доложили, что графиня выехала вчера из дома в четыре или около того, значит, они взлетели часов в пять вечера. Если они остались живы, у них может не оказаться достаточного запаса воды, а без воды в летней Сахаре, как вам известно, человек не может прожить больше двадцати часов. – Все это генерал произносил мягко, даже вкрадчиво, отчего по спине командира авиаотряда побежали мурашки. Он слишком хорошо знал этот тон… – Итак, – продолжал генерал, – задействовать все самолеты, снабдить водой, медикаментами, одеялами! Если они в пустыне, то самолетами мы их все равно не вызволим. Они должны будут ждать специально снаряженный караван. Море – не ваша забота. В море я пошлю катера. Обрабатывайте пустыню с максимальным радиусом, разбейте на сектора, горючего не жалеть!
– А-а лимиты?..
– К черту лимиты! Я сказал: использовать все возможности, все!
Едва Шарль вернулся в свой кабинет, позвонила Николь:
– Я знаю! Надо немедленно снаряжать караван!
– Они уже в пути. Три каравана – все с рациями. Все будут ждать указаний от пилотов… Они обязательно их найдут, не переживай!
– Как это не переживай?! Я сдохну без Мари! Я сойду…
Шарль положил трубку и велел адъютанту больше не соединять его с Николь.
Караваны разошлись веером. Запасов было у них вдоволь. Из дальнего форта вышел четвертый караван. Он должен был замкнуть по хорде пути трех других. С одним из караванов отправился и доктор Франсуа.
Искали безуспешно. Первые три самолета вернулись на базу заправиться горючим.
…Удивительное зрелище являла собой пустая река – вади. Под правым берегом Мария и Антуан нашли подобие тени.
– Ноги одеревенели, – пожаловалась Мария, – начинаются судороги…
– Сейчас разотру. – Он растирал ей ноги долго, тщательно, с настоящим умением.
Потом так же долго растирала ему ноги Мария – от ступней до бедер, так, как учили ее когда-то в кадетском корпусе.
– Прекрасно! – поблагодарил ее Антуан. – Ты настоящая мастерица.
– Меня учили этому в Морском корпусе.
– А ты училась?..
– Да, я окончила Севастопольский морской корпус в Бизерте.
– Тогда мне многое понятно. А то я поражался: откуда у тебя такая удивительная ловкость во всем, такая хватка? А там, – Антуан постучал пяткой по дну реки, – там подземные реки, тысячи тонн воды.
– Ну а…
– Нет, до них мы не доберемся, до них метров пятьдесят, а то и сто. Теперь по глотку воды – и в путь. – И он протянул ей флягу.
– Нет-нет, я только из твоих рук.
Антуан поднес к ее пересохшим губам открытую фляжку. Вода была теплая и очень сладкая.
– Глотни еще.
– Нет.
– Я приказываю!
Она глотнула. Следом сделал глоток и Антуан. Потом он смешал вино и воду в одной фляге, а пустую выкинул. Теперь каждые двести граммов стали для них обузой.
– У меня в сумочке револьвер. Может, выкинем?
– Пока не надо. Давай твою сумочку мне, я привяжу ее на пояс.
Золотистых мушек становилось перед глазами все больше, в голове, ни на секунду не смолкая, стучали звонкие молоточки – тук-тук, дзинь-дзинь…
– Интересно, сколько теперь градусов? – спросила Мария.
– Влажность воздуха процентов двадцать, температура в тени минимум сорок, а скоро станет гораздо жарче, и лучше об этом не думать…
– Какое белое небо!..
– Не говори. Не трать силы, Мари.
И они молча, тупо шли вперед и вперед, строго по компасу. Он – метров на десять позади, как и подобает сильнейшему. Хотя на самом деле сильнейшим он не был: часа полтора назад напомнил о себе старый перелом левой голени и тайком от Марии Антуан приволакивал ногу.
Она вспомнила оставленную в машине холщовую сумку с лимонами и апельсинами. Как сладко в лютую жару очистить пахучую маслянистую кожуру апельсина и вонзить зубы в сочную, освежающую мякоть! И едва она об этом подумала, тут же показался на сером пригорке маленький бербер – торговец фруктами. В малиновой феске, в белой накидке и голубых шароварах, он важно вышагивал между двумя толстобрюхими осликами, увешанными по бокам пузатыми длинными корзинами, наполненными апельсинами, мандаринами, грушами, яблоками, финиками… Мария не видела его много лет, еще с кадетского корпуса, но узнала сразу. Это был тот самый маленький хитренький бербер, который приезжал со своим товаром в Джебиль Кебир, тот, у которого она выменивала, выманивала фрукты за право посмотреть на его родину Тунизию в ее восемнадцатикратный бинокль.
Мария закрыла глаза и снова открыла. Наваждение не исчезло. Маленький торговец подъезжал все ближе и ближе, а потом подмигнул ей левым глазом и стал медленно отплывать в зыбком мареве вместе с черногубыми осликами и корзинами ярких, нестерпимо сочных на вид фруктов. Мария попыталась окликнуть берберенка, но горло так пересохло, что вместо звука из глотки вырвался какой-то клекот. Она вспомнила о Николь.
«Николь, ты слышишь меня, Николь? Спаси меня, Николь! Спаси нас с Антуаном!» – мысленно молила она подругу.
Через минуту ее догнал Антуан.
– Кажется, я видел караван, – просипел он.
– Я тоже кое-что видела, – ссохшимися губами прошептала Мария.
– Тогда мы на правильном пути, – насколько мог весело подмигнул Антуан. В его побелевших глазах почти не осталось той светоносной силы, что так преображала его лицо, но и страха тоже не было.
«А мы научились понимать друг друга по губам, – подумала Мария, – мы ведь даже не шепчем…»
Они сделали по несколько глотков из раскаленной фляги, и, если бы Антуан не отнял ее от губ Марии, у нее самой не хватило бы сил остановиться. Если Мария делала полновесные глотки, то Антуан лишь умело имитировал их. Он сначала давал глотнуть ей, а затем подносил флягу к своим губам, иначе Мария могла бы определить, что после его глотка фляга не становится легче.
