«Саша, здравствуй!
Сейчас идет урок бухучета, и я, конечно, не слушаю. Вот пишу тебе письмо. Ты, наверное, задаешь себе вопрос: обижаюсь ли я? Нет, Саша, я уже не обижаюсь. Я успокаиваю себя тем, что это так надо. Надо! Но для чего надо, еще не поняла.
Что было в школе, конечно, прошло. И об этом не стоит говорить сейчас. Ведь все равно и там была только ложь.
Я это знаю, знала и раньше. Только мне почему-то было хорошо. Но это хорошее ушло безвозвратно. А вернуть его не хочу, не могу, не имею права. Да и зачем?
Сашка, ты можешь теперь ответить на один вопрос?
Зачем ты мне лгал? Ведь ты же видел, что не верила я. Тебе было от этого хоть немного хорошо? Впрочем, это все впустую. Сашка, напиши, было тебе хоть раз со мной хорошо? Пусть этот вопрос тебя не смешит. Я хочу знать. Еще: правда, стихи ты писал не мне?
Я знаю Галку. Она неплохая. В нее свободно влюбляются. Но она не для тебя. Она тебя недостойна. Ты ее любишь? Любил? Мне кажется, это не любовь. Ты поймешь позже.
Эти месяцы я заставляла себя молчать. Заставляла, потому что боялась написать одну «глупость». Понимаешь, Сашка, боялась. Ты ведь знаешь, что я не способна забывать. И не надо оставлять нас прошлому. Забери нас и все лучшее у времени и помни. Помни, Сашенька. Помни: самое хорошее, что у меня было, – это ты. И мне всегда не будет хватать тебя, Сашка.
До свидания! Или прощай! Как хочешь.
Людка».
Дубравин остановился у двери. Дочитал письмо. Крылова всегда была такая резкая, порывистая. Бросалась из одной крайности в другую. Но это неожиданное письмо в самый дых ударило. Он поразился ее горю и тому чувству одиночества, которое ощутил в этом послании. Настолько сильное, что он подумал: «Надо ей ответить! Ведь это же она, Людка. Ласковая, нежная, желанная. Звезды, небо, тепло. Самые острые первые ощущения, руки, губы, бедра. Да и все равно мы теперь оба в одинаковом положении. Оба нелюбимые. Вот как я тогда с ней обошелся, так и Галка со мною обошлась. Ох, лучше уж об этом не думать. А вообще, как интересно: только мы с Галкой разошлись, как она тут как тут. Хотя, впрочем, что это я? Глупость. Просто так совпало. Какие уж тут умыслы. Напишу ей завтра. Все-таки подруга».
– Люда! Людочка! На сцену! – прошептала, заглядывая за кулисы, Вера Ивановна, преподавательница бухучета и попутно вдохновитель всей техникумовской самодеятельности.
Крылова тряхнула головой и с ослепительной улыбкой шагнула вперед, готовая сию же минуту произнести свою коронную пиратскую реплику.
Увидев ее, зал восторженно загудел. Особенно старались немногочисленные мальчишки, которые в их девичьем финансовом техникуме считались привилегированной кастой.
Поглядеть, и правда, было на что. Их команда КВН – «Пираты». Поэтому Крылова одета в тельняшку до колен и трико. На талии ремень с кинжалом. На ногах сапоги, вывернутые внутренней, белой, стороной наружу. Голова повязана платком. На руках татуировка «Люблю госдоходы!». Ну и, естественно, к девичьим щекам приклеена испанская бородка с усами.
– Кто хочет здесь урезать госдоходы? – страшным голосом обращается она к залу.
Живая, задорная, полная энергии и жизни красавица с тонюсенькой талией, любимица преподавателей, Крылова легко вписалась в монастырские порядки финансового техникума, в который она поступила по настоянию матери. Однако, глядя на этого веселого пирата, никто из окружающих и не догадывался, какие бури и штормы бушевали в глубине его души.
А началось все не так с выпускного вечера, когда она, по ее разумению, должна была потрясти Дубравина своей новой красотой. И завладеть им…
Тогда она пришла домой под утро, швырнула на пол белые туфли, платье. И свалилась лицом вниз на койку. Ее просто трясла и душила ярость. Сжатые челюсти, комок в горле: «Ненавижу! Ненавижу его. Гад! Мерзавец! Лжец! Я к нему и так и сяк. А он. А он… У-у-у! Галка тоже хороша. Мерзавка! Гадина! Она знала, как нам было хорошо вместе. Это она виновата. Тихоня! Прилипла. Как же, ей интересно! Ей интересно, а моя жизнь разбита. Ну, погоди! Я с тобой рассчитаюсь. Называется подруга. Вот они какие, эти подруги!».
Как все-таки тонко устроен человек. Людка ни секунды не ставила себе в вину любовные письма, которые она получала из армии. С них, а точнее, с уязвленного Шуркиного самолюбия «запасного», начался разлад. Но все забыто…
Прошло время. Она слегка успокоилась и стала считать ошибкой то, что он ушел с Галкой: «Он просто не понимает, где его счастье. Со мной!».
С тем и уехала из Жемчужного поступать в свой финансовый техникум. Жизнелюбивая и настойчивая от природы, психологически гибкая, как дикая кошка, она сумела встать на ноги после такого удара. Тем более что преподаватели и студенты – все отдавали должное ее красоте. А она словно купалась, таяла от этих откровенных взглядов, приглашений, шуточек.
Таяла и боялась их одновременно.
«Все они одинаковые, все хотят одного», – часто повторяла дома ее мамочка, красивая, постоянно молодящаяся дамочка неопределенного возраста. И Людочка, еще не имея собственного опыта, инстинктивно боялась оказаться «игрушкой» в руках «мужиков».
«Я никогда не буду такой, как мама. У меня будет другая судьба. У меня будет настоящая семья. А не какие-то приходящие дяди Володи, дяди Пети, – говорила она себе. – Надо только быть потоньше, похитрее. И все будет хорошо».
Она так и поступала. Но упрямая жизненная логика опрокидывала все ее расчеты. Этот широкоплечий, здоровенный, круглолицый парень словно чем-то приворожил ее. И теперь надо было только поймать его. А он никак не давался.
В итоге она чувствовала себя жертвой. И ничего не могла с этим поделать.
«Надо бороться, – твердила Людка каждое утро. – Но как вернуть его? Только хитростью. В первую очередь надо понять, что там у них происходит. А это можно сделать только через Галинку. Через подругу. Значит, надо снова наладить отношения. Тем более что ей хватило ума не доводить дело до открытой ссоры».
Сначала Крыловой казалось трудным не сорваться. Однако ничего не произошло. О женщины, названье вам – коварство!
Она как-то легко и свободно снова вошла в контакт с Озеровой. Да и учились они в одном городе – Усть-Каменогорске. Они так весело болтали, вспоминали школьных друзей, что Галинка в простоте душевной и заподозрить не могла, как ее лучшая, близкая подруга чутко прислушивается ко всем нюансам их отношений. Не хуже какого-нибудь психоаналитика читает ее роман и, как искушенная интриганка, просчитывает ходы, скрывая веселой шуточкой-прибауточкой холодный и беспощадный женский расчет.
«Собака на сене!» – определила для себя ситуацию Людка, когда их отношения покрылись ледком. И сразу же поторопилась вымолвить свое отчаянное слово.
Важно было, чтобы он ответил. Хоть что-нибудь.
И он ответил…
«Видно, что военные не бедствуют. Ишь, какой домишко себе отгрохали!» – думал Дубравин, входя во двор Калининского районного комиссариата города Алма-Аты. Как строитель, он с первого взгляда оценил серое здание военкомата. И сразу почувствовал, что пришел в могучую, может быть, самую мощную в Советском Союзе организацию. Министерство обороны. Ах, как хотелось бы ему стать здесь своим! Стать частью этой силы и мощи великой державы. Ее гордостью.
– Здравствуйте! Я по поводу поступления в военное училище, – наклонившись к окошку на первом этаже, робко обратился он к дежурному по военкомату – длинноносому унылому майору с красной повязкой на рукаве мундира.
– Это тебе, воин, в шестнадцатый кабинет! – не отрываясь от книги, хмуро буркнул тот в ответ. – На втором этаже.
«Не очень-то приветливые они тут, – подумал Сашка, поднимаясь по бетонной, но покрашенной под красную дорожку лестнице. – Ни здравствуйте, ни до свидания. Буркнул – и все». Ему казалось, что он пришел сюда с важным, значительным делом. И поэтому к нему должны проявить определенное внимание. На втором этаже в кабинете под номером шестнадцать, куда он заглянул, никого не было. Пройдясь пару раз по длинному коридору с рядом дверей, он наконец рискнул заглянуть в соседнюю комнату, где раздавались чей-то громкий говор и девичий смех.
В кабинете у окна за столом с пишущей машинкой сидела молоденькая конопатая девчушка в зеленой форменной рубашке с погончиками сержанта. Возле стола на диване пристроился молодой усатый старлей с розовым шрамом на щеке. По их оживленным лицам было видно: они тут весело проводят время. И Дубравин – им явная помеха.
– Извините! – пробормотал он. – А шестнадцатый кабинет сегодня работает?
– Тебе чего? – со вздохом поднимаясь с диванчика и одергивая такую же, как у девушки, зеленую форменную рубашку, только с другими погонами, спросил старший лейтенант.
– Мне бы насчет поступления в военное училище узнать! – виновато ответил Сашка.
– Пойдем ко мне, – с досадой в голосе ответил лейтенант. И, обернувшись, полувопросительно, полуутвердительно спросил: – Зиночка, обедать будем вместе?
