Поначалу, всё шло гладко: количество посетителей с каждым днём неуклонно росло, повара выкладывались от души, заведение не только стало окупать себя, но и приносить вполне ощутимые дивиденды. Марго цвела и благоухала, одаривая нас своей обворожительной улыбкой. Повара постепенно освоились со своими обязанностями, разобрались со сменами и даже изредка находили время для общения и дежурных поварских шуток.
Одной из моих сменщиц являлась Ира – несколько полноватая добродушная женщина. Как и многие несчастные российские женщины, она работала на двух работах, взвалив на свои плечи нелёгкий груз семейной ответственности. Она одна растила двух взрослых сыновей. Прожив с мужем около двадцати лет, в один «прекрасный» вечер она рассталась с ним, застукав «благоверного» в объятиях своей лучшей подруги. И хоть, было ей далеко за сорок, выглядела она вполне привлекательно.
– Ах, ты моя «сорокопяточка»! – нежно подначивал я её порой, и она сразу же вся расцветала и расплывалась в своей обаятельной улыбке. Иногда, подобные реплики только раздражали её.
– Да ну, тебя, Галиб: только дразнишь…
Она была прирождённым поваром. Никаких техникумов или курсов не заканчивала. Это я сразу понял, глянув – как она готовит: не механически и небрежно, как чётко заведённый робот, а как-то «по-домашнему», добротно и с любовью. От неё всегда веяло каким-то теплом и уютом.
Особенно ей удавались первые блюда.
– Погоди, погоди, не выливай! – выхватывала она у меня из рук остатки вчерашнего борща. – Сейчас я его подшаманю…
И действительно: прошедший через её золотые ручки борщ оказывался ещё вкуснее, чем вчера!
Выматывая себя на двух работах, Ира временами открывала мне свою душу. Я же, как мог, старался её приободрить, делая ей комплименты и рассказывая всякие смешные истории. Она была настоящей женщиной, поскольку достаточно было произнести пару ласковых слов, и усталое выражение моментально сменялось озорными искорками в её глазах и кокетливым поведением.
Достаточно часто, предметом наших обсуждений становилась Марго. Вернее её неуёмная энергия и страстное желание угодить своим боссам.
– Блять, она нас в гроб загонит! Точно, тебе, говорю… – жаловалась мне Ира. – Ты посмотри: уже на вторую стенку стала наклеивать свои грёбаные «обои»! Нет, я точно не выдержу на двух работах. Что мне выбрать, а?
– Оставайся в «Спутнике» и не дури! – строго посоветовал я ей. – А здесь, всем нам точно, скоро хана придёт…
Вскоре хозяева научились владеть своими эмоциями, и всё чаще стали вызывать «на ковёр» заместительницу.
– Плохо, Маргарита Павловна, плохо работаем. – принимались они давить на исполнительную руководящую. – Клиенты просят разнообразия, а вы… Неужели у Вас иссякла фантазия?! Надо чего-нибудь необычного, понимаете?
Марго понимала их с полуслова. И – старалась, как умела…
Спустя ещё пару дней, в меню, отдельной строкой будут значится «Блюда от шеф-повара», каждое из которых было наворочено по самое не хочу. Среди прочего, числились и фирменный хлебец, который предстояло выпекать нам – поварам, и различные усложнённые миксы, невероятное количество соусов и разнообразных горячих закусок, какое-то непонятное блюдо, состоящее из нескольких видов рыб ценнейших пород, украшенное всевозможными морепродуктами и перепелиными яйцами, фаршированными красной и черной икрой, и ещё куча всего такого, что могло только присниться нашей начальнице на ночь глядя.
Все холодильники были забиты многочисленными плошками и баночками с заправками, соусами и заготовками на все случаи, за которыми необходимо было следить. Все стены кухни были оклеены фотографиями и технологическими картами. Повара, уже окончательно потерялись в названиях блюд, постоянно припадая к стенкам кухни, в поисках того или иного рецепта.
«Стена плача» – горестно окрещу я её потом.
Самым забавным в этой ситуации было то, что повар в ночную смену полагался …один.
Являясь многостаночником, он совмещал в себе обязанности не только повара горячего цеха, не только «холодника», но и функции овощницы и мойщицы посуды одновременно. Сначала он бежал в холодный цех – делать салаты, затем в горячий – готовить основное блюдо, и в конце вновь возвращался в холодный, чтобы отдать десерт. Порою, заказов было столько, что я стоял, не зная, в какую сторону вначале мчаться. Было очевидно, что надолго меня не хватит…
– Маргарита Павловна! – не выдержал я однажды. – Вы ведь, прекрасно понимаете, что вводя новое блюдо, необходимо исключать из меню что-либо из старого?
– Не волнуйся, дорогой: как раз над этим я сейчас и работаю. – обдала она меня своей неотразимой улыбкой, коротко пронзив меня своими умопомрачительными черными цыганскими глазами.
И действительно: не прошло и недели, как я убедился, что Марго умеет сдерживать свои обещания. Из меню было вычеркнуто аж, целых пять «старых» блюд! Правда, вместо них, уже в коридоре, на стене было присобачено скотчем восемь новых бумажек. Вместо вскрика у меня вырвался не то стон, не то хрип: вероятно, такой звук издаёт смертельно раненый зверь, когда стрела охотника вонзается в самое сердце.
Это было единственное место работы, куда я шёл как на каторгу, как на плаху, как на расстрел. Каждое утро, миновав площадь Труда, я тяжело ступал на Благовещенский мост, откуда как на ладони открывалась моему взору ненавистная панорама Васильевского острова. Бедный, бедный остров! Конечно же, он был не виноват в том, что я за короткое время успел невзлюбить его настолько, что мне потребуется ещё немало лет, прежде я сумею взглянуть на него совершенно другими глазами. А тогда…
«Ни страны, ни погоста.
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров.
Я иду умирать.»
«Несчастный Бродский…» – вздыхал я, несколько видоизменив «пророческие» строки поэта… На самом деле, мне жалко было исключительно себя.
С трудом передвигая ноги, я медленно брёл по бывшему мосту лейтенанта Шмидта, проклиная свою судьбу. Некогда восхищавшая меня панорама города, была подёрнута какой-то серой полосой тумана. С Финского залива дул холодный и пронизывающий ветер, а по небу неспешно плыли мрачные свинцовые тучи, изредка поливая меня мерзопакостным моросящим дождём. Предстоящий день не сулил мне ничего хорошего, вселяя в мою душу только страх и отчаянье. Именно такая картина предстаёт предо мной всякий раз, когда я с ужасом вспоминаю это злосчастное место работы.
Как и следовало ожидать, началась текучка кадров: официанты и повара стали меняться чуть ли не каждый день, как перчатки. Обслуживающий персонал постепенно превратился в издёрганную и затравленную кучку зверей: все стали огрызаться и дерзить друг другу, каждый норовил спихнуть работу на другого. При любом удобном случае, стремились закрыться (хотя бы на некоторое время!) в туалете, где дышалось намного легче и свободнее. И только мы с Ирой старались держаться вместе, морально поддерживая друг друга.
– Потерпи, дорогой! – теперь она уже пыталась меня успокоить, чувствуя, что со дня на день я не выдержу и брошу всё к чертям собачьим. – У нас в гостинице, по-моему, местечко освобождается… Не буду ничего заранее говорить…
В общем, атмосфера в коллективе достигла точки кипения. Дурацкий колокольчик, извещающий поваров о каждом новом заказе, почти ни на минуту не умолкал. Однажды, прикола ради, я отрезал нитку. Через пять минут тишины, столь непривычной для нашего кафе, Марго чуть не хватил инфаркт. Боссы, также выползли из своих кабинетов, удивившись отсутствию столь приятного и сладостного для их слуха трезвона.
«Интересно, – подумал я про себя, – когда же придёт моя смерть?»
И «она» не заставила себя ждать, явившись вначале в виде пары изящных женских ножек, которые я успел разглядеть сквозь окно раздачи. Прямо напротив, располагалась входная дверь. Мне же, была видна только самая нижняя её часть. Там, где находились ступеньки, ведущие в зал.
Ножки задержались на некоторое время, как бы раздумывая – входить ли им или же протопать дальше. Я весь напрягся в ожидании. Наконец, они, всё же, переступили порог нашего заведения и, бодро цокая каблучками, спустились по лестнице. И тут же, им на смену возникла уже другая пара ног.
«Два!» – процедил я сквозь зубы и в следующую секунду принялся считать вслух:
– …Три, четыре… шесть, семь…
На десятой паре, я схватил себя за грудь, в области сердца.
– …Пятнадцать, шестнадцать… – вдруг я почувствовал, что начинаю нервно посмеиваться.
– …Двадцать девять, тридцать… – на какое-то время я оцепенел, находясь в прострации.
– Ё# твою мать… – невольно вырвалось у меня, и я тихо сполз по стенке.
Вскоре выяснилось, что наше кафе приглянулось группе иностранных туристов, которые изъявили желание отужинать именно здесь.
