Кто же тогда писать будет? Как они все обо мне жалеют?
Недаром говорил мне Никодим: «Леонид Ильич, убери ты этот бассейн, построй снова храм!» Но храм-то – он тоже несчастливый был. Я это точно в какой-то энциклопедии вычитал.
Хотя ни одной энциклопедии не читал, видит… Кто там видит?
А в бассейне еще никто вообще не утонул. Там первый я умру.
– Ну, Суслов, а план-то у вас есть? Как побеждать будем? Нельзя ведь, чтобы Председатель Президиума Верховного Совета выборы проиграл. В своем родном округе проиграл. Да еще кому – Сахарову… Академику, ети его в душу.
Сказать «еби его в душу» было бы не по-академически. И не академично. Леонид Ильич не очень любил, когда не академично. И так Суслова по фамилии окликнул, да еще и на Вы. Плохой это признак. Провозвестник опалы. Вот как мы выговорить умеем.
– Одна минута до эфира, Леонид Ильич.
Опять выскользнул, горное отродье.
Да, музыка обычная. Передачу-то у Познера смотрят. Он все больше популярных приглашает. Вон, с месяц назад Пугачева была. Которая Алла Пугачева. Пухлая такая, глазастенькая. Но поет вроде ничего. Хорошо поет. Витя включила, я тоже минут двадцать застал.
А это кто, Сахаров? Академик? Да, давно я его не видел. Вот кто постарел, так уж постарел. Да он на мои годы выглядит, ты посмотри!
– Михал Андрейч, а этот с какого года?
Мусе Арсанычу не будешь объяснять, кто такой этот. Восток сам ориентируется. По Солнцу.
– С двадцать первого, Леонид Ильич.
С двадцать первого… С двадцать первого? Значит, пятьдесят восемь всего? На 15 лет меня моложе?
Не, ну трындец, реальный трындец, сказал бы Андрюшка. Ни одного волоса. Пух какой-то. И не лебяжий даже, а утиный. Седой в клочья. Такие пальто в Курске продавали, как я там землемером работал. Но пальто – это так, только чтоб по-французски назвать. Не пальто никакие, а куски меха, а то и поролона, чтоб только не так холодно. В Курске ж страшно холодно бывает, академик Сахаров и не слышал.
Ешкин кот, он же еще даже не пенсионного возраста! А голосочек-то – тоненький, дрожит, как в реанимации. И руки, кажись, подрагивают. А у меня? Вытянул на длину дистанции. Нет, не дрожат. Вообще не дрожат. Даже мундштук бы удержал. Жалко, курить бросил. Но до ста двадцати обратно начну. Вот, Витя… Что говоришь-то, истукан! Не говоришь-то ничего, а думаешь. Еще хуже.
А Познер этот, в своей фиолетовой сорочке, все не унимался. Надо сказать Лапину, чтоб запретил ему фиолетовую сорочку. А то застирает – лиловая будет. А Познер в лиловой сорочке – это уже не то совсем. Совсем не то. И вообще, у нас здесь не дом моделей. Не Слава Зайцев. А «лагерфельд» надо будет – так мы устроим.
– Скажите, Андрей Дмитриевич, – начал спрашивать этот противный фиолетовый ведущий. Будь он неладен.
Да. И со своим этим акцентом, то ли французским, то ли каким-то еще. Лапин мне говорил, что это все фуфло одно, понты. Если Познера среди ночи разбудить, да настоящим образом разбудить, он заговорит, как натуральный русак из Ярославской губернии. Это он все делает вид, что русский ему не родной. Чтобы молодых девиц в Останкине клеить. Вот так примерно.
А вот Зелимхан Яндарбиевич Суслов, который мне тут телевизор включил, все делает вид, что русский ему родной. И почти ведь получается, сука. А зачем? Он-то где девиц клеить будет? На Старой площади? Там такие партийные девицы, что не приведи Владимир Ильич Ленин. Прямо из Мавзолея.
– Скажите, Андрей Дмитриевич, ваши оппоненты упрекают вас, что фактически вы действуете в интересах Запада, так сказать заграницы, того сообщества, которое в определенных кругах именуется мировой закулисой?…
Все извилины заплел.
– Владимир Владимирович!
Во! Оказывается, Познера зовут Владимир Владимирович. Никогда бы не стал называть такого покатого хлыща по имени-отчеству.
– Я, Владимир Владимирович, ни разу в жизни за границей не был. Ни одного! У меня же секретность, видите ли, первая форма допуска. Я вхожу в число изобретателей новейших видов вооружений. Которые активно использует Советская армия. И армии братских государств используют. Меня не выпускают. Просто банально не выпускают. Не дают выездной визы. Так что дальше полигона на Новой Земле я нигде никогда не бывал. Вот вы, Владимир Владимирович, бывали на Новой Земле?
– Нет, – с барской ухмылкой, – признаться, не заезжал.
Не заезжал! Это у них такая ирония, что ли? Я Лапину скажу, чтобы Познер эту свою иронию себе… Куда поглубже.
– На Новой Земле холодно очень. Минус тридцать пять. И полярная ночь. Кто работал на северах, тот меня, конечно, поймет.
Не лезь в душу нашему народу, академик. У тебя есть свой переизбыток интеллигенции.
– А вот мой уважаемый соперник, Леонид Ильич Брежнев, был за границей 73 раза. Мы научную работу провели, все посчитали.
73 – это мой возраст. Ученые вечно так путают? Какие 73 раза? Каждый раз в год? С Днепра и Курска, получается. Так и вся обороноспособность чугунной шайкой накроется.
– Вот, смотрите. В Федеративной Республике Германии – 11 раз. Это не в нашей ГДР, это в капиталистической ФРГ, чтобы вы понимали. В Соединенных Штатах Америки – 8 раз. Во Франции – 6 раз. Вот даже зафиксировано, что в городе Париже посещали с президентом Франции Жискар д'Эстеном ресторан «Тур д'Аржан», так там ели устриц. Заказывали устриц по дюжине на человека. Вы давно ели устриц, Владимир Владимирович?
– Хочу раскрыть вам секрет – именно вам, Андрей Дмитриевич, потому что мои телезрители это давно уже знают, – я родился во Франции.
Что ж – отговорка неплохая. Хотя по смыслу глупая, как весь этот фиолетовый стиляга. Ну и что, где ты родился. Я вон на Украине. А сало в первый раз когда попробовал? По комсомольской линии разве что уже.
– Это хорошо, что вы там родились, – распалялся Андрей Дмитриевич, словно уже не генеральный секретарь, а простой телевизионщик против него на выборы шел, – но вот я, действительный член Академии наук СССР, трижды Герой Социалистического труда, съел за всю мою жизнь только одну устрицу. Одну!
– И…
Познер пытался вклиниваться. Впустую. Вот не думал бы, что дрожащие академики умеют так распаляться. Да Сахаров уже кричал, просто вопил!
– Да, Владимир Владимирович, да. Как-то раз Ирен Жолио-Кюри привезла в подарок из Британии три устрицы. И мы их съели. У меня дома, на Чкалова. То есть у нас дома, на Чкалова. Одну – Ирен, вторую – моя супруга Елена Георгиевна, а третью – я. Вот и все. А Леонид Ильич – по дюжине на человека. И еще…
При чем здесь Британия?
– Андрей Дмитриевич!..
Познеру уж явно было не по себе. Что-то скажет Лапин после такой трансляции. А Серега сказать умеет. Пару раз сам слышал. Сделал вид, что не слышал, но слышал.
А Ирен Жолио-Кюри я тоже неплохо помню. Она ж главную роль с этим играла, с Марчелло. Фамилия такая длинная, что любой Байконур легче запомнится. В фильме «Соблазненная и покинутая». Я тогда ее с фестиваля к нам на дачу отвозил. На банкет. Это при Никите еще было. Ноги, грудь, жопа – советская промышленность еще не освоила. Вот только зачем она академику устриц возила? Ладно, потом разберемся. Уже интересно стало. А то с этим Бесланом Рамзановичем на старости лет от тоски сдохнешь. И никакого тебе уже бассейна «Москва».
– Нет, Владимир Владимирович, я все-таки договорю, позвольте. Мы точно установили, что Леонид Ильич Брежнев, мой, с позволения выразиться, конкурент, даже один раз посещал Центральноафриканскую империю…
– Андрей Дмитриевич, как вы думаете, почему телезрителю это сейчас должно быть интересно?…
Фиолетовый уже чувствует лапинский хер в своей жопе. Нет, генеральный секретарь так грубо никогда публично не выражается. Но подумать-то можно было! Даже Суслов не слышит.
– Это очень интересно, Владимир Владимирович. Очень, поверьте мне. Мы с моим предвыборным штабом установили, что Леонида Ильича принимал император Жан-Бедель Бокасса. Бывший колониальный полковник, провозгласивший себя императором. И он угощал Леонида Ильича редким мясом антилоп, водящихся только в Империи. Так они это называли.
– И что же, запрещено есть мясо антилоп…
А что, разрешено, мудила?! Ты думаешь, наши люди знают, где у кого какая антилопа? Вот от таких идиотов и страдает советская власть. Жил бы себе во Франции и обжирался бы устрицами. На кой только Серега его вытащил!
